Прислал донесение и полковник Розен. Там было довольно много сведений, достаточно разнообразных и весьма любопытных, как будто мелких, но точных и выразительных (в основу этого донесения, несомненно, легли факты, собранные сотрудниками в ведомстве майора Бистрома в течение последних нескольких дней).
Граф де Нарбонн, бывши в Тильзите, осматривал тамошнюю сторону, осведомлялся о ценах съестных припасов, даже был в мясных лавках и купил телятины.
Прибывши в Юрбург и потребовавши почтовых лошадей, он пошел в трактир к жиду Арону и там ужинал, после чего пришли к нему здешний помещик Соколовский, таможенный чиновник Симаненский, но так как ни один из них не говорил по-французски, то он немного разговаривал с бухгалтером Пастзербским. Между прочим, он сказал ему: «Бог знает, мир ли я везу или войну». Нарбонн должен быть очень скуп: заплатя за 10 лошадей, он взял 14. Уезжая из Юрбурга, он неоднократно говорил: «Мой великий император отправил меня с письмом к своему любезному брату Императору Российскому»».
В Ковно он разговаривал час по-французски с тамошним жидом часовщиком Мозесом. Он сказывал, что уже две части мира сделаны, остается только третья, но и та скоро будет сделана. Потом у него был полицмейстер, который, поговорив с ним, сказал, что можно отправляться в Вильну, куда сопровождать его должен виленской полиции офицер Шуленберх.
Поздно вечером принесли вторую записку от Розена – Ланга, совсем краткую. В ней сообщалось, что шевалье де Местр и купец Менцель были застрелены при попытке к бегству.
Утром я отнес записки Бистрома и Розена – Ланга (первую), касающиеся пребывания графа Нарбонна в Ковно и окрестностях, к Барклаю-де-Толли для передачи государю.
Прибегал сын аптекаря. Он сообщил, что только что встречался в городском саду с графом де Шуазелем и аббатом Лотреком. Они просили передать канцлеру Румянцеву, что граф де Нарбонн уже находится в Ковно, но шевалье де Местр и поручик Менцель его не встретили – они заблаговременно прибыли в Ковно, но затем вдруг неожиданно исчезли, последний раз их видели в трактире, пьющими чай.
Около трех часов дня принесли записку от сына аптекаря. Он уведомлял меня, что он встречался у Замковых ворот с графом Тышкевичем и камергером Коссаковским. Они известили его, что шевалье де Местр и купец Менцель найдены застреленными на окраине Ковно во дворе полуразрушенного дома. Просили известить о происшедшем месье Вуатена.
Обедал с полицмейстером Вейсом в трактире у Кришкевича. Потом, когда уже пили кофий, я сказал, что поручаю Вейсу дать графу де Нарбонну кучеров и лакеев из служащих в полиции офицеров – тех, что владеют французским и польским.
Около трех часов дня столкнулся на Доминиканской улице с министром Балашовым. Он горделиво-презрительно поглядел на меня и спросил: «Вы слышали, что в Вильну собирается граф Нарбонн, посланец Бонапарта? Сообщаю вам это совершенно конфиденциально». Я засмеялся и, ни слова не говоря, отошел.
У нас не министр полиции, а, кажется, шут. Или он действительно хотел меня удивить прошлогодними новостями?! Нет, скорее всего он хотел проверить, знаю ли я о готовящемся визите. В любом случае он смешон.
Вечером виделся с государем.
Александр Павлович доволен работой майора Бистрома и полковников Розена – Ланга. Просил не оставлять наблюдение за домом канцлера Румянцева и доставлять ему буквально каждое донесение сына аптекаря, к коему Александр Павлович явно благоволит.
Ужинал у графа Александра Ивановича Кутайсова.
Все разговоры шли о Нарбонне, о том, вестник мира он или войны. Правда, коснулись и произошедшего на окраине Ковно, в полуразрушенном доме, загадочного убийства двух жителей Вильны.
Хозяин спросил, кто ведет розыск убийц. «Полковники Розен и Ланг, но под моим присмотром», – сухо и сдержанно отвечал я. «Ну, значит, скоро преступники будут обнаружены», – улыбаясь, почти радостно сказал Кутайсов.
Однако я предпочел эту тему не развивать, и мы опять вернулись к разговору о графе Луи де Нарбонне и его очень скором появлении в Вильне.
Неприятная новость. Принесли записку от Розена. Купец Менцель был действительно убит, а вот полковник шевалье де Местр, видимо, всего лишь был тяжело ранен. Во всяком случае, тело сего мнимого покойника решительно исчезло.
Полагают, что он сбежал. Я отдал приказ во что бы то ни стало разыскать его и упрятать подальше.
Началось! Граф Луи де Нарбонн появился сегодня в Вильне в 9 часов утра.
Он снял квартиру у Мюллера в доме номер 143.
Выбираясь из кареты, граф вынес лакированную шкатулку, держа ее осторожно и бережно.
Обо всем этом донес мне квартальный надзиратель Шуленберх, наблюдавший за ним.
В десять часов Нарбонн ездил в Виленский замок к князю Кочубею, заправляющему вместе с Нессельроде нашими внешними сношениями.
С часу до двух граф в сопровождении своего адъютанта поручика Шабо и ротмистра Себастиани прогуливался до Замковых ворот.
В три часа на квартиру к Нарбонну приходил камердинер графа де Шуазеля. Убежден, что он приносил отчет виленских бонапартистов или же Шуазель через посланную записку уславливался с Нарбонном о встрече. Не исключено, что визит камердинера преследовал целью своей решение обеих этих задач.
О встрече они точно договорились через камердинера – других предварительных контактов не было. В семь часов к Нарбонну, гулявшему по Доминиканской улице, подошли граф де Шуазель и аббат Лотрек. Они остановились и беседовали и, видимо, условились о новом, более обстоятельном свидании.
В девять часов вечера на квартиру к графу де Нарбонну явился граф де Шуазель и пробыл у него до одиннадцати часов ночи. Беседовали они в кабинете при наглухо закрытых дверях.
Квартальный надзиратель Шуленберх, переодевшись во фрак, свел дружбу с камердинером Нарбонна Батистом Гранто и лакеями Кристианом Мере и Франсуа Пери. Они оказались большими любителями бургундского, коим их Шуленберх и потчевал.
По рекомендации Шуазеля Нарбонн взял себе еще одного лакея (он из местных, но довольно продолжительное время жил в Париже). Это Станкевич, поручик в отставке и нештатный сотрудник виленской полиции.
То, что Станкевич попал в услужение к Нарбонну, есть наша очевидная удача. Так это расценил и государь, когда я рассказал ему о происшедшем (он принял меня сегодня с докладом о текущих событиях около трех часов дня).
О пропавшем шевалье де Местре, увы, нет совершенно никаких известий. Но чует мое сердце, что он жив, и это совершенно ужасно (как же это Розен и Ланг не добили его!). И ведь непонятно, где и в какое время он теперь объявится. Но пока все идет гладко.
Сын аптекаря прислал записку, в коей уведомил, что граф Николай Петрович Румянцев уже извещен о появлении в Вильне Нарбонна, но контактов между ними никаких не было – ни прямых, ни письменных.
Еще сын аптекаря сообщил, что граф Румянцев находится в состоянии духа чрезвычайно приподнятом. Несомненно, он живет ожиданием грядущей встречи с Нарбонном и ожиданием письма от императора Франции, которое тот должен ему вручить.
Наружным наблюдением за домом канцлера руководят полковники Розен и Ланг.
Я приказал им быть настороже, ибо Нарбонн рано или поздно, но захочет свидеться с Румянцевым.
Особенно нужно быть внимательным к маршрутам месье Вуатена, за которым я дал указ следить совершенно особо.
Под вечер прислал свою первую записку Станкевич. Он сдружился с лакеями Нарбонна Кристианом Мере и Франсуа Пери. И вот что ему у них удалось выведать.
Состоящие при особе эмиссара Бонапарте ротмистр Себастиани и поручик Шабо (они самые несомненные шпионы) делают вид, что они не понимают происходящих вокруг разговоров.
Между тем и Мере, и Пери утверждают, что и ротмистр, и поручик отличнейше владеют польским языком. Это притворство далеко не случайно. Без всякого сомнения, и Себастиани и Шабо – шпионы, как и их патрон, и нужно следить, дабы они как можно менее могли увидеть и услышать.
Меня весьма тревожит шевалье де Местр. Он непременно объявится.
Весьма прискорбно, но придется упустивших его Розена и Ланга на месяц лишить жалованья. Как я хорошо ни относился бы к господам полковникам, как бы ни ценил их обычную исполнительность и дотошность, но оставить без последствий случившееся никак не могу, ведь шевалье де Местр жив, и это несомненный укор для всей воинской полиции.
В девять часов явился ко мне камердинер его величества Зиновьев. Он срочно попросил меня явиться в Виленский замок. Естественно, я схватил свой неизменный желтой кожи портфельчик и тут же побежал,
Государь явно был взволнован. Он ожидал новостей. Я выложил на стол записки, полученные мною от сына аптекаря и Станкевича: в одной сообщались сведения о графе Румянцеве, а во второй – о графе Нарбонне. Александр Павлович тут же стал жадно читать тексты записок. Потом он стал расспрашивать меня, знаю ли я что-нибудь о том, с чем приехал в Вильну Нарбонн.
Я отвечал, что, конечно, он приехал с целью выведать что-нибудь о состоянии нашей армии. При этом он, видимо, сделает и какие-то официальные предложения, но в чем они будут заключаться, сейчас сказать достаточно сложно.
Так, на одной из станций по пути в Вильну, в разговоре со старым фельдшером Нарбонн, по донесению наших людей, сказал, что скоро будет мир.
По прибытии в Юрбург в беседе с одним бухгалтером он выразился более половинчато: «Бог знает, мир ли я везу или войну».
А иногда, по пути сюда, граф высказывался целиком мирно: «Мой великий император отправил меня с письмом к своему любезному брату императору российскому».
«Так что ясное представление о намерениях французской стороны, – заключил я свой рассказ, – пока не складывается. Слишком много неясностей, слишком много противоречий».
И добавил потом: «Возможно, граф Нарбонн специально запутывает нас, а сам хочет узнать поболее».