. Однако она не стала говорить, готова ли была сама бежать вместе с ним. Тогда, на балконе, Гордиевский снова сказал ей: «Против меня возник заговор, кое-кто очень завидует мне из-за того, что меня назначили резидентом. Но, если со мной что-нибудь случится, не верь ничему, что тебе станут рассказывать. Я — гордый, честный русский офицер, и я не сделал ничего дурного». Лейла поверила его словам.
Гордиевский не был склонен к самокопанию, но после этого разговора, лежа ночью в постели рядом с мирно спящей Лейлой, задумался о том, каким же человеком он стал. «Двойная жизнь… пагубно сказалась на моем эмоциональном состоянии». Он ведь так и не рассказал Лейле о том, кто он на самом деле. «Лейла воспитывалась как типичная советская девушка, и я не осмелился признаться ей, что работаю на британскую разведку, опасаясь, как бы она не донесла на меня. Поэтому был вынужден скрывать от нее главный смысл моего существования. Что более жестоко по отношению к жене или мужу — обман духовный или физический? Кто знает?»
Но он уже решился. «Первостепенной для меня оказалась необходимость спасти собственную шкуру». Что ж, он попытается сбежать в одиночку. В таком случае и Лейла, когда придет время, сможет с чистой совестью сказать кагэбэшникам, что ничего не знала.
За его решением оставить семью скрывалось или колоссальное самопожертвование, или эгоистичное чувство самосохранения, или, быть может, то и другое сразу. Гордиевский внушал себе, что у него нет выбора, но ведь именно это мы всегда внушаем себе, когда в действительности оказываемся перед чудовищным выбором.
У отца Лейлы, пожилого генерала КГБ, была дача в Азербайджане, на берегу Каспийского моря, где в детстве Лейла всегда проводила каникулы. Было решено, что сейчас она съездит с дочками туда, чтобы побыть на море и повидаться с азербайджанской родней. Маша и Аня очень обрадовались, что проведут целый месяц на юге, на дедушкиной даче, будут купаться и играть на солнце.
Прощание с семьей стало для Гордиевского одним из самых тяжелых испытаний. Оно было тем мучительнее, что ни Лейла, ни дети не понимали, что им предстоит за разлука. Это печальнейшее событие в жизни Гордиевского произошло среди городской толчеи и суеты — у входа в универмаг. Мыслями Лейла была уже далеко, ей еще нужно было успеть купить кое-что из одежды и еды перед тем, как садиться в поезд. Девочки забежали в магазин — Олег даже не успел обнять их на прощанье. Лейла чмокнула мужа в щеку и помахала рукой. «Поцелуй мог бы быть и понежнее», — сказал он, обращаясь наполовину к самому себе. Это был упрек человека, готового совершить дезертирство, которое приведет в лучшем случае к бессрочной разлуке, а в худшем случае — к его аресту, позору и расстрелу. Лейла не расслышала его слов. Даже не оглянувшись, она бросилась искать дочерей и растворилась в снующей магазинной толпе.
В воскресенье, 30 июня, после трехчасовой «проверки», измотанный и оцепеневший от нервного напряжения, Гордиевский пришел на Красную площадь, заполненную толпами советских туристов.
Он зашел в Музей Ленина и устремился в подземный туалет. Заперся в кабинке, вынул из кармана шариковую авторучку и конверт. Дрожащими руками написал большими печатными буквами записку:
НАХОЖУСЬ ПОД СТРОГИМ НАБЛЮДЕНИЕМ И В БОЛЬШОЙ ОПАСНОСТИ. НУЖДАЮСЬ В СКОРЕЙШЕЙ ЭКСФИЛЬТРАЦИИ. ОПАСАЮСЬ РАДИОАКТИВНОЙ ПЫЛИ И АВТОКАТАСТРОФ.
Гордиевский подозревал, что его вещи обрызганы особой шпионской пылью. Он знал, что КГБ иногда прибегает к отвратительным операциям: нарочно подстраивает автокатастрофы или наезды для устранения своих жертв.
Напоследок, желая еще раз убедиться в отсутствии хвоста, Гордиевский зашел в ГУМ — большой универсальный магазин, тянущийся вдоль одной из сторон Красной площади, — и долго бродил по этажам, переходя из секции в секцию. Если бы кто-нибудь наблюдал за ним в те минуты, то решил бы, что этот странный покупатель слишком нервничает и потому не решается ничего купить или — что он целенаправленно пытается уйти от слежки.
Только теперь Гордиевский заметил изъян, допущенный в плане условленной очной встречи: его должны были опознать по кепке, а на входе в собор Василия Блаженного мужчинам полагалось снимать головные уборы. (Религия в коммунистической России оказалась на птичьих правах, но, как ни странно, некоторые православные традиции все же соблюдались.) Но уже скоро этот прокол утратил всякое значение: около трех часов пополудни, когда Гордиевский вошел в просторный храм Покрова и устремился к лестнице в его дальнем конце, путь ему преградила большая табличка с объявлением: «ВЕРХНИЕ ЭТАЖИ ЗАКРЫТЫ НА ПЕРЕОФОРМЛЕНИЕ».
Вход на лестницу, на которой он надеялся передать записку, перекрывала запретительная лента. Гордиевский, мигом вспотевший от страха и выброса адреналина, не знал, что делать. Он притворился, будто любуется интерьером храма, а сам, вопреки очевидности, высматривал в толпе посетителей женщину в серой одежде. Но приглядывался он напрасно — только люди, похоже, начали недоуменно приглядываться к нему. В метро он тщательно изорвал свой «сигнал бедствия» в клочья, потом изжевал каждый клочок в кашицу и по дороге домой выплюнул их мелкими частями в несколько приемов. Уже на грани отчаяния он вернулся домой через три часа блужданий по городу, не понимая, когда и где кагэбэшные соглядатаи потеряли его след и снова нашли (если, конечно, они его теряли).
Очная встреча со связным провалилась. Сотрудники МИ-6 в Москве явно не получили сигнала, поданного Гордиевским на Центральном рынке 15 июня.
Причина же была простая. В МИ-6 уже знали, что верхний этаж Василия Блаженного закрыт на ремонт. «Мы, конечно, исходили из предположения, что, прежде чем подавать сигнал у Центрального рынка, Гордиевский на всякий случай наведается в собор Василия Блаженного. Тогда бы он сам понял, что встречаться там — дурная идея».
Уже много лет спустя Аскот говорил, что тот пропущенный сигнал стал огромной удачей: «И слава богу! Красная площадь была чудовищно неудачным местом для шпионской встречи, там же на каждом шагу шныряли кагэбэшники. Я сам пытался отменить тот план. Нас бы обязательно поймали».
КГБ ждал и наблюдал.
В Лондоне в МИ-6 пытались сообразить, что же случилось с их шпионом, и надежда постепенно угасала.
Московские сотрудники МИ-6 продолжали проверять место подачи сигнала о побеге. Каждый вечер в половине восьмого Аскот, Джи или секретарь Вайолет отправлялись к тротуару перед булочной — или пешком, или на машине (время подачи сигнала нарочно было выбрано так, чтобы приблизительно совпадать со временем возвращения сотрудников с работы домой). Они покупали гораздо больше хлеба, чем могли съесть. Между ними было условлено, что, если кто-то заметит человека с сумкой от Safeway, он (или она) немедленно позвонит Аскоту и произнесет условную фразу про теннис: это послужит сигналом о начале операции «Пимлико».
А на другом конце города Гордиевский с горечью размышлял о том, до какой же жизни он докатился. Мало того, что он изменник родины, — он еще и собрался бросить семью, пристрастился к выпивке и к успокоительным. А теперь он набирается храбрости, чтобы задействовать, возможно, самоубийственный план побега. Он еще раз навестил Михаила Любимова, которого снова поразила перемена в поведении Гордиевского. «Выглядел он еще хуже, чем в первый раз, нервно достал из портфеля уже початую (!) бутыль экспортной „Столичной“, налил себе трясущейся рукой». Любимов, тронутый и опечаленный несчастным видом бывшего коллеги, пригласил его к себе на дачу в Звенигород, чтобы там «неторопливо и подробно пообщаться». У Любимова сложилось впечатление, что Гордиевский, возможно, близок к самоубийству.
Сидя дома, Гордиевский действительно был на грани помешательства, в его хмельном мозгу беспрестанно, по кругу, вертелись одни и те же вопросы: почему явка оказалась провалена? может быть, МИ-6 бросила его? почему КГБ продолжает играть с ним в кошки-мышки? кто его выдал? удастся ли ему бежать?
Ответы на большинство жизненных вопросов можно найти у Уильяма Шекспира. В «Гамлете» величайший из поэтов, писавших на английском языке, размышлял о судьбе и о мужестве, которое откуда-то берется у человека, когда на него вдруг навалится сразу много несчастий. «Повадятся печали, так идут не врозь, а валом[74]».
В понедельник, 15 июля 1985 года, Олег Гордиевский достал с полки томик сонетов Шекспира.
Он заранее замочил в ванной белье и теперь сунул книгу в таз под белье, в мыльную воду. Через десять минут книга размокла.
Единственным местом во всей квартире, где точно не могло быть никаких скрытых камер, был чулан, в который вела дверь из коридора. Гордиевский закрылся там, при свете свечи отклеил форзац книги и извлек из-под него листок целлофана с инструкцией, где говорилось про поезд из Парижа в Марсель, указывались расстояния и упоминался дорожный знак с километровой отметкой «836». Если он подаст сигнал завтра, во вторник, и его получат, то подобрать возле границы его смогут уже в субботу. Гордиевского немного успокоил сам вид инструкции. Он спустил в мусоропровод то, что осталось от сонетов Шекспира. Перед тем, как лечь спать, он положил на металлический поднос листок с инструкциями и коробок спичек, прикрыл все это газетой и поставил на тумбочку у кровати. Если бы ночью к нему ворвались кагэбэшники, он, наверное, успел бы сжечь опасную улику.
На следующее утро, 16 июля, он в последний раз изучил в чулане план побега, а потом сжег инструкцию в пламени свечи. Тут зазвонил телефон. Звонил тесть Олега, Али Алиевич Алиев, генерал КГБ в отставке. От дочери он знал, что у Олега неприятности на работе, а еще она попросила отца позаботиться о зяте, пока тот живет бобылем. «Приходи на ужин сегодня часикам к семи, я приготовлю замечательного цыпленка с чесноком», — сказал он.
Гордиевскому пришлось соображать быстро. Приглашение на семь часов вечера было не совсем кстати, ведь в семь тридцать он должен подать условный сигнал. Можно не сомневаться, что в КГБ подслушивают его разговор, и если он сейчас откажется, это может вызвать подозрения. А если он примет приглашение, значит, соглядатаи будут поджидать его неподалеку от дома тестя, который жил в Давыдкове, на окраине Москвы. Получается, что в то самое время, если он появится на Кутузовском проспекте, в месте подачи сигнала, он как раз будет свободен от слежки. «Спасибо. Приеду непременно».