Кстати о красном, у тебя уши горят.
— Какой ужас! Написано так, будто я шла по Пятой авеню в поисках внимания. Все женщины нарядились на Пасху. А я надела это платье только потому, что мадмуазель Дюваль и Кристина поспорили со мной на десять долларов, что мне не хватит решимости в этом выйти.
— Репортер ошиблась. Ты привлекала внимание. Если бы ты его искала, то не уехала бы в красном локомобиле, а дотемна прохаживалась бы взад и вперед по авеню.
Марион протянула руку через стол.
— А ты заметил статью на другой стороне?
Белл перевернул вырезку.
— Lachesis muta? О да. Необыкновенная змея. Источает смертоносный яд и свирепа, как судья, приговаривающий к повешению. Знаешь, отель «Камберленд» всего в десяти кварталах от Бродвея. Если хочешь увидеть змею, ручаюсь, я смогу туда пройти с хорошенькой девушкой под руку.
Марион содрогнулась.
Когда принесли шампанское, Белл поднял свой бокал.
— Боюсь, лучше мистера Ректора мне не сказать. Спасибо, что сделала меня самым счастливым джентльменом на всем Большом Белом Пути.
— Ох, Исаак, я ужасно рада тебя видеть.
Они пили «Мумм» и обсуждали меню. Марион заказала египетскую перепелку, заявив, что никогда не слышала о такой птице, а Белл — омара. Начать же решили с устриц.
— Настоящие «Линнхевенз» из Мэриленда, — заверил их официант. — Крупные и присланы специально для мистера Бриллиантового Джима Брейди.[24] Если позволите порекомендовать, мистер Белл, мистер Брейди обычно после устриц заказывает утку и стейк.
Белл отказался.
Марион через стол взяла его за руку.
— Расскажи о твоей работе. Что держит тебя в Нью-Йорке?
— Занимаемся шпионажем, — негромко, так что за шумом и смехом его не могли расслышать, ответил Белл. — Это связано с международной гонкой дредноутов.
Марион, привыкшая к тому, что он рассказывает ей подробности своих расследований, чтобы самому лучше сформулировать мысли, так же негромко сказала:
— Совсем не то, что ограбления банков.
— Я сказал Джо Ван Дорну: шпионы они или нет, но, если они убивают людей, они прежде всего убийцы и преступники. Во всяком случае Джо попросил поддержки в Вашингтоне и дал мне всю нью-йоркскую контору и карт-бланш отправлять детективов в любые места страны.
— Вероятно, это связано с оружейником, у которого взорвался рояль?
— Мне все больше кажется, что это не самоубийство, а дьявольское убийство, задуманное так, чтобы выглядеть самоубийством. И тем самым опорочить и человека, и всю систему орудий, которую он создавал. Разумеется, обвинение во взятке окрасило все, к чему он имел отношение.
Белл рассказал о своих сомнениях относительно предсмертной записки Ленгнера, о своем убеждении, что нарушитель, которого видел старик Джон Эддисон, на самом деле был японцем. Упомянул о том, что смерти специалистов по броне и по стрельбе в цель были первоначально представлены как несчастные случаи.
Марион спросила:
— Кто-нибудь видел японца на «Бетлехем стал уоркс»?
— Люди, которых я туда отправил, доложили, что видели убегающего человека. Но это был рослый парень. Больше шести футов. Белый. Светловолосый. Свидетели считают его немцем.
— Почему немцем?
— Очевидно потому, что, убегая, он бормотал: «Gott im Himmel!»
Марион скептически подняла бровь.
— Знаю, — сказал Белл. — Мало оснований.
— Видел ли кто-нибудь японца или светловолосого немца с Гровером Лейквудом, который упал с утеса?
— Коронер округа Уэстчестер сказал моему человеку, что никто не видел, как упал Лейквуд. Лейквуд говорил друзьям, что по выходным занимается скалолазанием, и смертельная рана у него на голове признана следствием несчастного случая. Бедняга упал с высоты сто футов. Его похоронили в закрытом гробу.
— Он поднимался один?
— Одна старуха сказала, что незадолго до происшествия видела его с красивой девушкой.
— Не немкой и не японкой? — с улыбкой спросила Марион.
— Рыжей, — улыбнулся в ответ Белл. — Предположительно ирландкой.
— Почему ирландкой?
Белл покачал головой.
— Она напомнила старой даме ее ирландскую служанку. Опять все сомнительно.
— Три различных подозреваемых, — заметила Марион. — Три разные национальности… Конечно, что может быть более общим для всех стран, чем гонка дредноутов?
— Капитан Фальконер склонен винить японцев?
— А ты?
— Нет сомнений, что японцы занимаются шпионажем. Я узнал, что перед русско-японской войной они заслали в русский флот на Дальнем Востоке множество шпионов, которые выдавали себя за маньчжурских слуг и рабочих. И, когда началась война, японцы знали о тактике русских больше, чем сами русские. Но я стараюсь не быть предубежденным. Может оказаться кто угодно.
— Высокий красивый детектив однажды сказал мне, что скептицизм — его наиболее ценное свойство, — согласилась Марион.
— Дело крупное и все разрастается. Работы по строительству дредноутов огромны, вовлечено множество предприятий; один случай, его значение, его связи — все это могло остаться незамеченным, если бы не дочь Ленгнера, которая настаивает, что ее отец не мог покончить с собой. И все равно, если бы ей не удалось добраться до Джо Ван Дорна через своего знакомого, я не стал бы свидетелем убийства бедного Аласдера. Его смерть списали бы на кабацкую драку, и кто знает, сколько еще людей было бы убито, прежде чем мы что-то заподозрили бы.
Белл покачал головой.
— Хватит разговоров. Вот идут устрицы, а нам обоим завтра рано вставать.
— Ты только посмотри на них! — Марион вытащила из раковины огромную устрицу, отправила в рот, позволила ей скользнуть в горло и спросила с улыбкой: — Мисс Ленгнер так красива, как говорят?
— Кто говорит?
— Мадмуазель Дюваль встречалась с ней в Вашингтоне. Очевидно, и на Восточном побережье есть влюбленный в нее мужчина.
— Она прекрасна, — сказал Белл. — Исключительные глаза. Думаю, если бы она не горевала, была бы еще прекрасней.
— Не говори мне, что ты тоже увлекся.
— Дни, когда я мог увлечься, позади, — улыбнулся Белл.
— Ты скучаешь по ним?
— Будь любовь тяготением, я парил бы в невесомости. Что мадмуазель Дюваль делает в Вашингтоне?
— Соблазняет морского министра, чтобы ее наняли снимать фильм о том, как Великий белый флот входит в Золотую бухту Сан-Франциско. По крайней мере таким же манером она получила заказ на съемки отхода флота от Хэмптон-роуд прошлой зимой. Думаю, сейчас она пользуется той же тактикой. А почему ты спрашиваешь?
— Строго между нами, — серьезно сказал Белл, — у мадмуазель Дюваль была долгая любовная связь с капитаном французского флота.
— Конечно! Когда ей хочется быть особенно романтичной, она намекает на «mon Capitaine».
— Mon Capitaine занимается дредноутами — иными словами, этот француз шпион, а она скорее всего работает на него.
— Шпион? Да она такая болтунья и сплетница!
— Морской министр дал Джо Ван Дорну список из двадцати иностранцев, которые в Вашингтоне и Нью-Йорке пытаются добывать сведения в интересах Франции, Англии, Германии, Италии и России. Большинство производят впечатление сплетников и болтунов, но приходится разбираться с каждым.
— Не японцы?
— Их много. Двое из их посольства — морской офицер и военный атташе. И импортер чая, живущий в Сан-Франциско.
— Но что может мадмуазель Дюваль снять во флоте такого, чего не снять нам остальным?
— Съемки могут быть предлогом, чтобы познакомиться с офицерами, которые будут излишне много болтать с привлекательной женщиной. А что значить «нам остальным»?
— Со мной только что связался Престон Уайтвей.
Белл чуть сощурился. Богач Уайтвей унаследовал несколько калифорнийских газет. Он превратил их в мощную желтую газетную сеть и в новостную кинокомпанию, где Марион начинала работу, прежде чем стала снимать популярные кинофильмы.
— Престон попросил меня снять приход Великого белого флота в Сан-Франциско для своего «Пикчер уорлд».
— Газеты Престона уже неделю предсказывают войну с Японией.
— Он напечатает все, лишь бы продать газету.
— Это одноразовая работа?
— Можешь быть уверен, я не пойду к нему в наемные работники — только в высокооплачиваемые контрагенты. И могу втиснуться в расписание здешних съемок. Что думаешь?
— Нужно отдать должное Уайтвею. Он очень настойчив.
— Не думаю, что он и сейчас смотрит на меня с такой точки зрения… почему ты смеешься?
— Считаю, что он по-прежнему мужчина и не слепой.
— Я хочу сказать: Престон знает, что я недоступна.
— К настоящему времени он уже должен это понять, — согласился Белл. — Если память мне не изменяет, когда мы в последний раз были в его обществе, ты пригрозила застрелить его. Когда уезжаешь?
— Не раньше первого мая.
— Хорошо. На следующей неделе спускают на воду «Мичиган». Капитан Фальконер устраивает большой прием. Я надеялся, ты пойдешь со мной.
— С удовольствием.
— Для меня это возможность понаблюдать за болтунами в комнате, полной американцев, у которых могут слишком развязаться языки. Ты обеспечишь укрытие и дополнительную пару ушей и глаз.
— Что, по-твоему, женщины надевают по случаю спуска на воду броненосцев?
— Как насчет той шляпы, перед которой расступаются мужчины? — улыбнулся Белл. — Или можешь спросить мадмуазель Дюваль. Готов поспорить, что она тоже там будет.
— Мне не нравится, что она знает, что ты детектив. Это может быть опасно для тебя — если она поймет, что ты шпион.
Десятью кварталами дальше по Бруклину у Ледяного Уикса все шло, как по нотам.
Прежде всего ему удалось пройти четыре квартала от надземки до отеля «Камберленд» так, что его не заметил никто из тех, кто мог бы донести Томми Томпсону. Пересекая Бродвей, он прошел буквально под носом у Дейли и Бойла, детективов-специалистов по карманникам, которые направлялись на свое обычное место работы, Метрополитен-опера: Уикс был в костюме