– Думаю, это тоже вышло случайно,– ответила она.
– Как это?
Сняв заколку с «конского хвоста», Эмбер встряхнула волосами, обдумывая ответ на этот вопрос. Легенда про «Мачизмо» была надежным прикрытием: Управление № 7 действительно издавало популярные книги. Все остальное Эмбер придумала специально для Финна. Но она уже давно научилась смешивать ложь с изрядной долей правды. В данном случае эта практика имела два преимущества: во-первых, такое вранье легче запоминалось, а во-вторых, если она не ошибалась относительно того, что Финн – агент, то вполне вероятно, что его детство было таким же исковерканным, как и ее. Если откроется она, тогда, может быть, откроется и он.
– У меня было жуткое детство,– тщательно подбирая слова, призналась она.– Я связалась с дурной компанией.– Она покачала головой.– В какие только переделки я не попадала, страшно вспомнить. И когда я впервые оказалась в суде для несовершеннолетних, моя мать быстренько умыла руки.
В глазах Финна отразились изумление и неодобрение.
– Не может быть.
– Увы,– сказала Эмбер.– Сидящая рядом с тобой очаровательная женщина в юности была кошмаром.
При этих словах он рассмеялся.
– В это-то я верю. Я имел в виду твоих родителей. Разве они не старались тебе помочь?
Эмбер подумала, что хотела бы знать, как складывались взаимоотношения в его семье. Она плохо себе представляла родителей, привязанных к своим детям. Они с Брэндоном рано осиротели, несмотря на то что их родители были очень даже живы. Возможно, в этом отчасти виновата и она сама: она действительно была сорванцом. Но ее родители никогда не пытались одернуть ее, удержать от неправильных поступков. Проклятье, да они с ней почти не разговаривали!
– Когда мне было семь лет, умерла моя сестра. Примерно через год мать с отцом расстались, и я никогда его больше не видела. Да я и маму-то редко видела. Она с головой окунулась в работу и наняла мне няню. В то время мне казалось, она обижается на меня за то, что я осталась жива. Сейчас я так не думаю. Возможно, ей было тогда слишком больно. Возможно, она думала, что работа поможет ей забыться. Ее побуждения не столь уж важны. Все, что я знаю, это то, что она меня игнорировала.
– Поэтому ты постаралась привлечь ее внимание.
– Угу.
Финн покачал головой.
– Мне очень жаль. Она взглянула на него.
– Как я понимаю, в твоем детстве было больше розовых тонов?
– У меня было замечательное детство,– сказал Финн.– Родители работали полный рабочий день – мы нуждались в деньгах,– и меня отдавали в детский сад или на продленку всякий раз, когда мама не могла договориться о ночной смене. Но когда они бывали дома, я становился центром их вселенной.
Эмбер попыталась себе это представить, но картина в воображении полностью не складывалась.
– Ты видишься с матерью?
Она вспомнила, как Том рассказывал, что отец Финна болел раком. Финн покачал головой.
– Она умерла в прошлом году. Они были немолоды – маме исполнилось сорок пять, когда я появился на свет, а до этого детей у нее не было,– так что неожиданностью назвать это нельзя. Но все равно больно.
Потянувшись к нему, Эмбер крепко сжала его руку.
– Мне жаль,– сказала она.
Ее слова были искренни. Не умея по-настоящему прочувствовать пустоту от потери родителя, она вполне ощущала грусть утраты, окутывавшую Финна как покрывалом. А что до утрат, так Эмбер знала о них больше, чем ей хотелось бы.
– Все в порядке,– сказал он, отнимая у нее руку, чтобы переключить передачу.– Но каким образом твое злосчастное детство привело тебя в издательство?
– Благодаря воспитательной программе,– сказала она.– Однажды в исправительный центр пришел для проведения беседы мой теперешний босс, Джеймс Монаган.
Говоря об этом, она слегка выпрямилась. С ее точки зрения, Джеймс был святым. Кто, кроме святого, мог вытащить ее из адского пламени?
– Что за беседа?
Здесь она отклонилась от правды.
– Одна из тех, которым человек обязан своей судьбой. Но она вовсе не была душещипательной. И сопровождалась заданием. Довольно сложным...
Эмбер замолчала, припоминая, насколько сложным. Смешно даже говорить о какой-либо «душещипательности». Это был ультиматум: примкни к нам или пройди свой путь в качестве обвиняемого по делу об убийстве. Она покачала головой.
– Но я выдержала испытание, и потом нас стали обучать.
– Обучать?
– Языку, грамматике и тому подобному,– ответила Эмбер, почти не погрешив против истины. Она действительно прошла интенсивный курс обучения произношению. До работы в Управлении она понятия не имела, как правильно говорить по-английски, а уж тем более по-французски или по-арабски.– Я по-прежнему занимаю общий кабинет с одним из наших ребят, парнем по имени Брэндон Клайн.
– Сколько же тебе было лет? – спросил Финн.
– Тринадцать.
– И с тех пор ты связана с издательством?
Она кивнула.
– Я связана с Джеймсом. Одно время он работал в журнале, но потом они переключились на выпуск книг.
– А твоя мать?
Эмбер сжала губы, как всегда удивившись тому, до чего сильно ранят воспоминания.
– Она подала документы на отказ от родительских прав,– ответила она и посмотрела Финну прямо в глаза.– Моим законным опекуном стал Монаган.
Для Эмбер была важна в первую очередь не юридическая сторона дела. С того момента, как Джеймс взял ее в учебный центр Управления, ей открылась одна простая истина: он относился к ней лучше, чем ее собственные родители. Прошло время, и Эмбер перестала спрашивать себя почему. Она любила и уважала Джеймса, а мать ненавидела. Вот и все.
– Дерьмо,– прошептал Финн.
– Что тут еще скажешь...
Больше сказать и вправду было нечего.
– Но, по-моему, ты нашла настоящую семью.
Эмбер наморщила лоб.
– Что ты имеешь в виду?
– Похоже, твоей семьей стали мистер Мо- наган и твой друг Брэндон.
Прикрыв глаза, Эмбер сделала глубокий вдох.
– Ты очень чуткий,– сказала она.– Они действительно стали моей семьей.
Джеймс, Брэндон и все Управление № 7.
– Ты делаешь то, что тебе хотелось бы? – спросил Финн.
Она заморгала, не совсем понимая, о чем он.
– В каком смысле?
– Я про то, чем ты занимаешься в жизни. У тебя были в детстве какие-нибудь мечты?
– Только вернуть маму.– Она не стала ждать его ответной реплики.– Забудь. Да, я занимаюсь делом, которое мне нравится больше всего на свете.– Она поспешила воспользоваться удобным случаем, который предоставил ей Финн.– Но тебе, кажется, повезло меньше. О чем ты мечтал в детстве?
– О всяких глупостях,– признался Финн.
– Мечты часто бывают глупыми. Это не значит, что не стоит мечтать.
– Ну, понимаешь, мне хотелось такой жизни, о которой ты читаешь в ваших книгах Жизни в которой есть секретные задания, красивые женщины и все такое. Хотелось заниматься чем-то важным, чем-то необычным, отчего кровь быстрее струится по жилам.– Он рассмеялся.– Поначалу я, конечно, мечтал стать ветеринаром, но когда нам пришлось усыпить собаку – мне тогда было двенадцать,– я решил, что не смогу этим заниматься.
– Доктор Айболит превращается в Джеймса Бонда.– Эмбер пожала плечами.– Да, это мог бы быть персонаж одной из моих книг.
– Секретные послания, переправляемые в собачьих ошейниках и мисках...
– И пищащих игрушках,– добавила она со смехом.
Скажи ей когда-нибудь Джеймс, что она должна будет встретиться со связным по кличке Бойскаут, она бы свалилась прямо на месте.
– Но я думала, ты действительно стал тайным агентом,– сказала Эмбер, внимательно наблюдая за Финном.
На его лице появилось искреннее удивление. Она не поняла только, вызвана ли эта реакция ее идиотским высказыванием или тем, что его разоблачили.
– Почему, черт возьми, ты это сказала?
– Ты сам это сказал,– ответила она.– Тайное лицо, помнишь?
– Ах да. Верно.– Он вскинул вверх руки, выпустив на некоторое время руль.– Ты меня вычислила. Финеус Тиг под кодовым именем Питон. Лицензия на убийство.– Когда он повернулся к ней, она заметила в его глазах веселые искорки.– Но ты ведь не выдашь мой секрет, верно?
– Ну конечно,– ответила Эмбер с той же шутливой важностью, хотя чуть не рассмеялась, услышав его забавное кодовое имя.
– Я проходил собеседование в ЦРУ,– признался Финн.– Мне отказали.
– Правда? А мне кажется, ты как раз то, что нужно. Образованный, с хорошо подвешенным языком...– Она провела рукой по его бедру.– Пользуешься успехом у дам.
– Полагаю, ЦРУ не догадывается, чего оно лишилось.
– Но я-то знаю,– сказала она, подогнув под себя одну ногу.– И это делает меня весьма привилегированной особой.
Он взглянул на нее со страстью в глазах.
– Тогда скажите, мисс Робинсон, на вас есть трусики?
Эмбер многозначительно подняла брови. Разумеется, трусиков не было. Одно его дерзкое движение – и от трусиков остались одни лоскутки.
– Если вы так любопытны, то можете сами проверить.
Финн погладил ладонью щетину на подбородке.
– Вопрос настолько жгучий, что у меня большое желание съехать на обочину и попытаться на него ответить.
Потянувшись к Эмбер, он провел рукой снизу вверх по переду ее брюк.
Она вздрогнула, снова поразившись силе своей страсти к этому мужчине. Но жар желания, пробежавший по ее жилам, мешался с эйфорией от близкой победы. Ей надо было подобраться к Финну поближе, так близко, чтобы он открылся ей – открыл рот или впустил ее в квартиру. Она добудет информацию любым возможным путем: либо он сам расскажет все, что нужно, либо Эмбер залезет в его компьютер или в бумаги, лежащие у него в столе.
Его пальцы продолжали вести разведку, и Эмбер накрыла его ладонь своей, чтобы остановить. Ее план сработал прекрасно: он вез ее к себе домой.
– А-а,– простонала она.– Погоди, пока не приедем.– Страсть страстью, но они не должны расстаться, едва доедут до квартиры.– Ожидание хорошо на тебя действует.
– Может быть, но зато ты действуешь на меня плохо.