— Естественно, а как же иначе?! Русские аквалангисты действовали из-под корпуса своего крейсера!
— В том-то и дело, дружище, что они этого сделать никак не могли, — отчетливо, но тихо сказал Евгений Михайлович.
— Почему? — взвился Уард.
— Да потому, что у крейсера «Орджоникидзе» никогда не было и нет никакого «мокрого отсека»…
Стивен был поражен в самое сердце. Смущенно он задал еще один вопрос:
— А откуда ты знаешь, что «мокрого отсека» у крейсера «Орджоникидзе» не было и нет? — глухо спросил он.
— Я хорошо знаю этот корабль, Стив. Я был на нем, и не раз. Поверь мне, у крейсеров этой серии нет ни «мокрого отсека», ни шлюзовой камеры, ничего такого, что позволило бы аквалангистам незаметно для берегового наблюдения спускаться в воду. Крейсеру такие излишества ни к чему.
— Ну, этот факт ты доказать не можешь, — пробормотал Уард все еще в глубокой рассеянности.
— Согласен, — улыбнулся Иванов, — экскурсию под корпус крейсера я тебе организовать сейчас не могу. Но согласись, Стив, чтобы схватить английского подводника под корпусом огромного крейсера длиной в 800 с лишним футов, нужно иметь весьма многочисленную команду аквалангистов. Причем на постоянном дежурстве под водой. И, заметь, без права быть обнаруженными береговыми службами. Иначе — международный скандал: русские подводники заполонили военную базу в Портсмуте!
За окном квартиры доктора Уарда почти совсем стемнело. Стив включил настольную лампу и взял в руки красную книжку:
— Неужели все это ложь? — пробормотал он голосом человека, уже наперед знающего ответ.
— Можешь на сомневаться. Причем плохо пахнущая. Твой друг, судя по всему, погиб в тот злополучный апрельский день 56-го года. Ты же помнишь, что труп какого-то подводника нашли год спустя в Чичестерской бухте неподалеку от Портсмута. Правда, он был без головы и без рук. И коронер не смог установить причину смерти. Но заявлять, что этот труп был подброшен нашей подлодкой? Это уж слишком!
Иванов откупорил припасенную им на вечер бутылку «Столичной» и разлил водку по рюмкам.
— За твоего друга, Стив! За отважного подводника, с которым мы победили фашистов! И забудем о том, что он шпионил против нас.
Друзья выпили, не чокаясь.
— Ты помнишь прошлогоднюю историю с американским летчиком-шпионом и его самолетом-разведчиком «У-2», сбитым в небе над Уралом Первого мая? — спросил Иванов.
— Конечно, помню. Американцы поначалу полагали, что летчик погиб. И отрицали, что это был разведывательный полет. А потом Хрущев показал всему миру пилота «У-2» Гэри Пауэрса, который остался жив и признался русским в шпионаже против их страны. Дуайту Эйзенхауэру пришлось тогда долго краснеть и оправдываться.
— Так вот, скажи мне, Стив, что бы, на твой взгляд, сделал Никита Сергеевич Хрущев, если бы в его руки попал английский шпион-подводник Лайонелл Крэбб? Неужели ты думаешь, он отдал бы приказ завербовать его для службы на советском военно-морском флоте?
— Навряд ли, — покивал головой Уард.
— Вот и я думаю, что он не стал бы заниматься ерундой, описанной в «секретном досье», — сказал Иванов.
— Он бы просто выставил английского разведчика напоказ всему мировому сообществу и публично пристыдил бы Энтони Идена за шпионаж против СССР, — заметил Стивен.
— Вот именно, — согласился Иванов. — В таком удовольствии Никита Сергеевич отказать себе никак бы не смог.
Гость посмотрел на часы. Пора было возвращаться домой.
— Хотел тебя расспросить о «Бастере», — сказал он Уарду. — Было бы интересно узнать о нем больше. Вы ведь дружили, не так ли? Но, увы, время не позволяет.
— В следующий раз непременно договорим, — предложил Стивен, протянув Иванову руку на прощание.
В тот весенний вечер советский разведчик выходил из дома Уарда в приподнятом настроении. Во-первых, ему удалось убедить друга в том, что никакого «секретного досье» на Крэбба не было и нет. А версия о том, что его похитили русские, — всего лишь жалкая выдумка. Во-вторых, Иванов не мог не обратить внимания на фотографию, которую показал ему в начале беседы доктор Уард. Кроме «Бастера» Крэбба и Стива на ней были сняты князь Дориа и сэр Фрэнсис Роуз. Доктор Уард, по его словам, был близко знаком с ними, а значит, мог рассказать о них немало любопытного.
Иванова, безусловно, интересовал и тот и другой персонаж. Первый, наряду с князем Боргезе, был основателем знаменитой «Десятой флотилии МАС» — соединения итальянских подводных диверсантов. Ну а второй слыл известным художником и другом нацистов. К числу друзей сэра Фрэнсиса в предвоенные годы относились и Эрнст Рем, и Рудольф Гесс и даже сам Адольф Гитлер.
Иванова, естественно, интересовало не прошлое итальянского князя и британского лорда, а их настоящее. Во время одной из следующих встреч он рассчитывал разговорить доктора Уарда и на эту тему.
Что же касается истории с «Бастером» Крэббом, то она еще долгие годы волновала специалистов. За столько времени на свет появилось великое множество самых разнообразных версий исчезновения английского подводника. Вплоть до самых невероятных, вроде упомянутой уже истории Бернарда Хаттона о «секретном досье».
Американцы, например, долгое время утверждали, что «Бастер» Крэбб якобы работал на ЦРУ, а не на «МИ-6». Что заплыв под корпус советского крейсера был частью операции по его внедрению в советские военно-морские силы в качестве возможного консультанта по проведению подводных операций. Американский «крот» должен был, предложив свои услуги русским, работать на Лэнгли, поставляя США секретную информацию об оснащении и боеготовности военно-морского флота СССР.
Получила хождение и версия о том, что Крэбб отправился под корпус крейсера «Орджоникидзе», чтобы снять с него магнитные мины. Их расставили, по мнению сторонников этой версии, диверсанты, работавшие на западные антисоветские центры типа пресловутого Народно-трудового союза. Эта миссия была якобы санкционирована руководством Великобритании и ставила своей благородной целью обеспечение безопасности высокой правительственной делегации Советского Союза, прибывшей в страну с официальным дружеским визитом.
Лишь в 80-е годы, через тридцать лет после того рокового заплыва «Бастера» Крэбба, в английской печати, наконец, будет официально признано, что их подводник выполнял задание Лондонского отделения британской разведки «МИ-6». Что план этот был разработан опытным разведчиком, сотрудником отдела R-3 (военно-морская разведка) Тедом Дейвисом и курировался как шефом отделения Николасом Эллиотом, так и директором военно-морской разведки Великобритании в те годы контр-адмиралом Джоном Инглисом. Разведывательной целью этого плана был винт и двигательная установка крейсера «Орджоникидзе».
Тогда же будет, наконец, официально признан и факт гибели подводника в ходе выполнения этого разведывательного задания. Однако по найденному через год после инцидента в Чичестерской бухте трупу Лайонелла Крэбба патологоанатомы так и не смогут установить причину смерти подводника.
Версий его гибели будет огромное множество. Согласно одной из них, Крэбб мог стать жертвой мощного магнитного поля крейсера, действовавшего на металлические детали в его костюме. Или мощного ультразвукового облучения, которое якобы использовалось на советском корабле для обнаружения вражеских подводников.
Ни то, ни другое, впрочем, на самом деле не могло произойти. Такие антидиверсионные меры во время стоянки советского крейсера в Портсмуте не применялись. И это не голословные суждения, а официальные данные, ставшие достоянием гласности в 90-е годы — уже после распада СССР.
В рапортах, вышедших некогда за подписью различных начальствующих чинов — руководителя эскадры советских военных кораблей контр-адмирала Котова, командира крейсера «Орджоникидзе» капитана 1-го ранга Степанова, начальника штаба крейсера каперанга Ярошевича — нельзя не выделить одно общее звено. Это ссылка на донесение главного боцмана эскадренного миноносца «Совершенный» Виктора Горохова. Именно оно, это донесение, приоткрывает завесу тайны гибели коммандэра Крэбба.
Утром 19 апреля 1956 года боцман Горохов находился на баке, в носовой части корабля, где было отведено специальное место для курения. Он стоял у края борта и смотрел на воду между двумя кораблями — эсминцем «Совершенный» и крейсером «Орджоникидзе», стоявшими бок в бок у стенки портсмутского причала.
Вдруг на воде промелькнула серая тень. И на поверхность у самого носа эсминца всплыл человек. Он смотрел на Горохова. Их разделяло всего несколько метров. Черный резиновый костюм аквалангиста закрывал практически все тело подводника. И боцман мог разглядеть лишь смотревшие на него глаза за стеклом защитной маски. Это были абсолютно ненормальные глаза.
— Глаза подводника словно вырывались из орбит, — будет потом описывать увиденное контр-адмиралу Котову боцман Горохов. — Он судорожно размахивал над водой руками, словно пытаясь ухватиться за корпус миноносца.
Но корпус «Совершенного» был абсолютно ровный, сварной, без заклепок. Ухватиться было не за что.
Боцман несколько секунд наблюдал за происходившим, словно в оцепенении. Пока аквалангист не ушел под воду.
— Если б у меня хоть какой-то конец был под рукой, — сетовал боцман Горохов, — я бы, конечно, бросил его в воду…
Но ни каната, ни спасательного круга рядом на баке не было. И секунд через пятнадцать подводник исчез.
По мнению боцмана, аквалангист просил о помощи. Судя по глазам подводника и движениям его рук, ему было плохо. Он терпел бедствие.
В опубликованных материалах, посвященных Крэббу, его друзья и коллеги отмечали, что «Бастеру» в апреле пятьдесят шестого уже шел сорок восьмой год. Он был в неважной физической форме. Что, впрочем, неудивительно. Ведь Крэбб много курил, нередко злоупотреблял алкоголем. Словом, был непригоден для сложной и физически трудной подводной работы. «Его сердце могло не выдержать напряжения», — утверждали специалисты.
В начале девяностых в Англии вышли мемуары бывшего руководителя Лондонского отделения «МИ-6» Николаса Эллиота. Ветеран британской разведки, отвечавший за подводную миссию Крэбба, изложил в них свою версию гибели подводника. Если иметь в виду донесение боцмана Горохова, эта версия британского разведчика кажется вполне правдоподобной.