Колчин подошел к краю бассейна, поманил Селиванова пальцем.
– Эй, ты. Плыви сюда. Живо.
– Кто? Я? – переспросил Селиванов. – Вы мне? Мне, да?
Он стал озираться вокруг дикими испуганными глазами, будто бассейн просто кишел купальщиками.
– Я? Да?
– Ты, – крикнул Колчин. – Плыви. Или стреляю. Я не промахнусь.
– Хорошо. Как скажете.
Селиванов икнул, сморгнул глазами. И медленно, едва поднимая руки, меряя воду короткими саженками, доплыл до металлической лесенки. Ухватился дрожащей рукой за поручень, стал подниматься вверх по ступенькам, отклячив зад. Ступив на резиновый коврик, Селиванов тут же бухнулся на колени, скрестил руки на груди, словно собирался молиться, и подполз к Колчину. – Кто вы? – забормотал Селиванов. – Господи, уверяю, это какое-то недоразумение. Нам надо объясниться. Не совершайте поступка, о котором потом будете жалеть. Я сделаю все, что вы хотите. Все, что в моих силах… Если вопрос в деньгах. Это можно решить. Это не проблема. Я обеспеченный человек… Поладим?
Селиванов говорил, и все косил взглядом на бассейн, у края которого плавало тело Моисеенко. Вода медленно меняла свой цвет, становилась розовой, как бабушкин кисель.
– Вопрос не в деньгах, – покачал головой Колчин. – Вопрос в том, кто именно убил в Праге аптекаря и его жену? Только одно лживое слово и…
Лицо Беляева задергалось. Шрам на скуле, похожий на земляного червяка, стал двигаться, извиваться.
– А, вот вы о чем… Господи, да я ни слухом, ни духом… Моя хата с краю. Мне до лампочки тот старик и его молодуха. До фонаря. Лицо Колчина окаменело. Он приставил ствол пистолета ко лбу Селиванова.
– Рассказывай. Если соврешь…
– Зачем мне врать? Истомин заставил меня прислать в Прагу двух парней. Сказал, что для них есть срочная работа. Нас кинули на миллион долларов. И кто-то должен заплатить по счету. Я отправил туда Струкова и Зозулина, своих телохранителей. Обратно они уже не вернулись. Я так думаю, что они выполнили задание Истомина, а потом…
– Что потом?
– Истомин устроил дружеский ужин. А когда ужин закончился, похоронил их в каком-нибудь тихом месте. Все, я больше ничего не знаю. Этих людей больше нет, они покойники. Я клянусь… Господи, зачем я только связался с Истоминым. Он гнусная тварь, подонок, грязный отброс. Кусок дерьма, который выпал из коровьей задницы. Но я тут ни при чем… – Конечно, ты ни при чем.
Колчин крепче прижал дуло пистолета ко лбу Селиванова.
Банкир, готовясь к смерти, закрыл глаза и сжал зубы. Колчин нажал на спусковой крючок. Но выстрела не последовало.
Осечка? Колчин отступил на шаг, потянул на себя затвор пистолета, чтобы негодный патрон выскочил из выбрасывателя. Но затвор не двигался. Видимо патрон перекосило в патроннике. Колчин снова потянул затвор. Селиванов все видел. Он не мог упустить такой шанс. Селиванов повернул корпус вправо, отвел руку назад и ударил Колчина тяжелым кулаком, целя в пах.
Колчин успел повернуться боком. Кулак попал в бедро. Но Колчин потерял равновесие на скользком мокром полу, грохнулся на спину. Селиванов подскочил, словно подброшенный пружиной, бросился к бассейну, нырнул в воду.
Мгновенно родившийся в голове план был прост до гениальности. Теперь убийца остался без пушки. Но не надо лезть на рожон, махать кулаками, в рукопашной схватке никогда не знаешь, чья возьмет. Противник мускулистый спортивного вида мужик, у него больше шансов хотя бы потому, что он моложе Селиванова. Но в бассейне, все по-другому. Преимущества нападающей стороны обернутся недостатками. Селиванов отличный опытный пловец и ныряльщик, в воде он бог, в свое время укладывался в норматив кандидата в мастера спорта.
Если только этот тип, этот паршивый неудачливый убийца, рискнет сунуться в бассейн, Селиванов заманит его на глубину и там утопит легко, как слепого котенка. Путь у Селиванова уже не та реакция, он не так быстр в движениях, зато у него большой опыт. И сильные, могучие руки.
Колчин вскочил на ноги, скинул халат и прыгнул в воду.
Работая плечами и руками, он поплыл за Селивановым, быстро его догоняя. Теперь банкир не спешил, оборачиваясь назад, он доплыл до самого глубокого места, сбросил темп. Громко со свистом задышал, сделав вид, что быстро выдохся, растратил последние силы. Одну ногу Селиванов согнул в колене, отвел под живот, чтобы резко лягнуть противника в морду, когда тот подплывет ближе. Затем еще раз ударить ногой в лицо, пяткой сломать нос. Затем сблизиться, сжать руками голову убийцы и одним могучим рывком свернуть его шею.
Колчина и Селиванова разделили два с половиной метра. Нога Селиванова напряглась, как сжатая стальная пружина. Пора, – решил он. Банкир резко выбросил ногу, целя Колчину в зубы.
В следующее мгновение острая нечеловеческая боль ослепила Селиванов, парализовала мышцы. Банкир почувствовал, как острый клинок входит ему в пятку, режет сухожилия. Боль поднимается выше, от икроножной мышцы к бедру, к пояснице. Селиванов закричал. Даже не от боли, от страха. Он увидел под прозрачным слоем воды свою ногу, располосованную от пятки до колена. Колчин выдернул нож, подплыл еще ближе, замахнулся. Клинок начал движение снизу вверх. Воткнулся чуть выше лобка Селиванова, вспорол живот. Таким же коварным жестоким ударом был убит аптекарь Алеш. Вода вспенилась и забурлила.
Последнее, что увидел Селиванов, кровавое пятно на воде. Банкир схватился за рукоятку ножа, силясь вытащить клинок из живота, но из этой затеи ничего не вышло. Какая-то непреодолимая сила тащила его ко дну, стеклянный потолок кружился перед глазами, раскалывался на мелкие квадратики. Селиванов снова хотел закричать, в последний раз позвать на помощь. Но вместо воздуха втянул в легкие красную воду.
Колчин доплыл до края бассейна, выбрался из воды, поднял халат. Ногой он столкнул в воду пистолет. Хлопнув дверью, вышел в коридор, прошел парилку и каминный зал. В холле нос к носу столкнулся с Беляевым. Беляев прижимал мокрый платок то к разбитому, светящемуся синевой глазу, то к рассеченной брови.
– Женщины лишены чувства страха, – поделился неожиданным наблюдением Беляев. – Если бы я владел банком и набирал себе охрану, то нанял на работу одних баб. Чертово отродье. Она меня чуть не убила.
Колчин заглянул на кухню. Людмила с заклеенным ртом, сидела на полу. Она дергала руками, пристегнутыми наручниками к газовой трубе, словно хотела разорвать стальные браслеты.
…Полчаса спустя «Форд» с затемненными стеклами подъехал к воротам бани. Из будки вышел старик в плаще, отрыл замок, размотал цепь, распахнул ворота. За рулем сидел Колчин, Беляев устроился на пассажирском месте, он прикладывал к больному глазу холодный гаечный ключ.
Колчин опустил секло, просунул в узкую щель деньги.
– Спасибо, с легким паром, – сказал сторож. – Хорошо попарились?
– Хорошо, – ответил Колчин. – Лучше не бывает.
Эпилог
Москва, Лефортово. 23 октября.
Конвой доставил Истомина в следственный кабинет в одиннадцать утра. Колчин приказал прапорщику снять с задержанного браслеты. Когда конвоиры вышли в коридор, Колчин, стал копаться в бумагах, не задав ни единого вопроса.
Истомин ничем не выдал волнения или страха, он сидел на табурете, держа спину прямой, стараясь сохранять достоинство, смотрел в высокое под самым потолком, окно, забранное решеткой и намордником. Он выглядел свежим и отдохнувшим, на все сто. Колчин подумал, что человеку с такой прекрасной внешностью, с такими актерскими способностями можно доверить телевизионную рекламу презервативов. Объем продаж в первую же неделю вырастит на десять процентов.
В полном молчании прошло двадцать пять минут.
Наконец, Истомин выдал свое раздражение, повернул голову к Колчину.
– Вы что, вытащили меня из камеры в гляделки играть?
– А у тебя по телефону другой голос, – сказал Колчин. Истомин переменился в лице, заерзал на табурете – А, это вы, – сказал он. – Вот нам и довелось встретиться очно. Что ж, может это к лучшему. У вас зажигалка есть? Только не говорите, что здесь нельзя курить.
– Здесь можно курить, – Колчин придвинул к Истомину пачку сигарет и зажигалку. – Ну, задавайте свои вопросы. Только предупреждаю: те два компьютера и бумажки, что выгребли на съемной даче, не мои. Может, хозяина дома. Может, еще чьи-то. И попробуйте доказать обратное. Вы не расколите меня ни при каких условиях. Я не дам никаких признательных показаний против себя самого. Если на допросах не будет адвоката, заявлю, что показания выбиты из меня. Получены под пытками.
Колчин поморщился, махнул ладонью.
– Забудьте про эту дребедень. Протоколы, бумажки… Писаниной, может быть, займется следователь. Оставим ему рутину. А мы просто поболтаем один на один, в четыре глаза. Говорю честно: разговор не записывается ни на пленку, ни на видеокамеру. Нас никто не видит и не слышит. Помнишь, что сегодня за день? Именно сегодня ты должен был стать богаче на два миллиона долларов. А вместо этого сидишь здесь, в этой арестантской куртке, без шнурков в ботинках…
Истомин долго не отвечал, раздавил окурок в пепельнице.
– Хотите знать мое мнение? – спросил он. – Ничего у вас со мной не выйдет, потому что доказательной базы нет. Все собранные против меня улики – хлипкие, все будет основано на показаниях сотрудников спецслужб. На ваших показаниях, например. А цена им – грош, поскольку вы лицо заинтересованное. Я понимаю, что вы приложите все силы, чтобы меня утопить. Поставите на дело гриф «секретно», назначите слушанья в закрытом суде. Журналистов не подпустят на пушечный выстрел. Но даже там, даже в закрытом суде, дело развалится. Вот так.
– Задержан Рогачевский Аркадий Наумович, генеральный директор транспортного агентства «Приз», – сказал Колчин. – На его грузовиках в Россию ввозили грязный нал из Европы. А в дальнейшем пытались наладить канал доставки кокаина. Он даст показания против вас.
Истомин усмехнулся.
– Рогачевский, господи… Не смешите мои тапочки. Положим, он ввозил какую-то дрянь в Россию. Но я то тут при чем? Любой уважающий судья даже не примет такое дело к производству. Слово Рогачевского против моего слова. Детский сад.