Я кивнул.
Ирландцы, не выходя из машины, напряженно наблюдали за нами.
Почему–то я поверил киклопу. Наверное, отсюда впрямь трудно бежать.
Однако существуют и другие способы утверждения. К примеру, нет существ бессмертных. Таких, как киклоп Юлай, господь бог создает весьма надежно, но они все–таки не бессмертны, по крайней мере, мне случалось выводить их из игры.
Посмотрим…
Я двинулся за Юлаем.
Ирландцы с ненавистью глядели мне в спину. Наверное, они хотели, чтобы я побыстрей пристукнул Юлая и поднялся на дорогу.
2
Спуск занял минут семь.
Юлай остановил меня перед затянутым стальной сетью входом. Покосившись, отпер ключом гигантский замок, навешенный на металлическую сварную дверь.
– Проходи, – сказал он и похвастался: – Настоящая сталь. Чистая. Коррозия такую не берет. И дурные руки справиться с ней не могут.
Я кивнул:
– Где ты хранишь ключи?
Юлай ухмыльнулся:
– Вешаю на щиток в пункте связи. Тебе там не придется бывать. К тому же, не советую бежать этим путем. Он никуда тебя не приведет.
– Но сюда–то мы попали этим путем.
– Правильно. Но на машине. Чувствуешь разницу? Пешком отсюда не уйти. Лучше жить со мной, я не надоедлив. А бежать… – Он почмокал толстыми губами. – Бежать не стоит. Ровер этого не одобрит. И мне это не по душе. Так что выброси из головы мысль о побеге. Поживи со мной, у меня недурное гнездышко. Захочешь выпить, скажи. Сам я не мастак по этой части. И еще учти, я никогда не вру. Имя у меня странное, но я никогда не вру, это принцип. Сказал, сбежать отсюда нельзя, значит, так оно и есть. Сам увидишь.
– Так многие говорят.
– Я не многий.
Я не стал спорить.
– Выход из бухты тоже перекрыт сеткой. По скалам не полезешь, слишком круто. Так что, как ни крути, вывод один: лучше не пытаться бежать. Дерьмово это кончится. А вот купаться можешь в любое время, хоть ночью, это мне все равно. Заодно убедишься, как надежно утоплена сетка в скальный грунт. Отличная работа! Ну никак отсюда не уйдешь, Эл!
– И еще, – добавил он, – в домике всего две комнаты. Одна большая – моя, но можешь спать рядом, там стоит второй диван. Правда, я храплю. А можешь спать в отдельной комнатушке. Она тесная и забита аппаратурой, но разместиться там можно. Что выберешь?
– Отдельную, – сказал я.
– Правильно, – одобрил он. – Я и сам не терплю храпунов. Бывает, просыпаюсь от собственного храпа. Но с собой легче бороться, чем с соседом. Правда?
Я хмуро кивнул.
Он глянул на часы и вдруг развеселился, почесал рукой коротко остриженную голову:
– Как ты насчет завтрака? А, Эл?
3
Кофе он сварил быстро и ловко. Бекон, яичница – особой хитрости тут не требовалось.
– Нас тут двое? – спросил я.
Он благодушно кивнул.
– Это плохо.
– Почему? – не понял он. – Нам не будет скучно. У меня есть технические словари, есть словари по радиоделу, можешь заняться.
Потом до него дошло:
– А–а–а, ты опять подумал о бегстве… Да ну, Эл! – Он чуть ли не обиделся. – Если тебе удастся повредить меня, – он так и сказал о себе, как о машине, повредить, – есть еще Ровер. С ним сложно. А если ты повредишь и Ровера, во что я не верю, отсюда тебе все равно не выбраться. Скалы. А каждая дыра оплетена сетью.
Он громко позвал:
– Ровер!
Я ничуть бы не удивился, окажись пес Юлая одноглазым, но природа не терпит искусственности.
– Вот и он. Мой пират.
Я оторопел.
Гигантский пес, уродливая помесь бульдога и, возможно, овчарки, молча встал в открытых дверях. В отличие от своего хозяина, в борьбе за существование он сохранил оба глаза, и оба они были налиты ледяной злобой. Они далее серебрились, отливали серебряной чернью…
«Господи, господи, господи, господи…»
– Скажи ему, пусть отвернется.
– Зачем? – Юлай был доволен произведенным эффектом. – Это вот Эл, – представил он меня псу. – Эл – спокойный парень, мы с ним подружимся, но если в голове у него что–нибудь повернется, спускай с него шкуру.
Челюсти Ровера дрогнули.
– Но когда Эл спокоен, когда он не пытается залезть в пункт связи, – добродушно закончил киклоп, – трогать его не надо. Места тут хватит всем. Иди!
Пес не издал ни звука. Он просто исчез.
– Неплох, правда? – похвастался Юлай. – Не забывай о нем. Старайся не забывать о нем. Оружия здесь нет, а с палкой или с камнем в руке ты против него не выстоишь. Да и не дикарь же ты, Эл.
– За каким чертом меня сюда притащили?
– Ты всегда такой торопливый?
– Всегда, – ответил я хмуро.
– Не лучшее качество. – Юлай с любопытством обозрел меня своим единственным смеющимся глазом. Очень внимательно. Как вещь, которая нуждается в определенном ремонте. – Куда тебе торопиться? Ты же в отпуске.
Я промолчал.
– С некоторых пор ты путаешься у нас под ногами, Эл, подумай об этом. Мы не убиваем, но ты постоянно путаешься у нас под ногами. Кое–кого это сердит, Эл.
– Кого, к примеру?
Юлай ухмыльнулся. Его плоское лицо озарилось улыбкой. Он действительно зачаровывал:
– Расслабься, Эл. Где твое чувство юмора.
Ему самому стало смешно.
Час ранний, злобный пес, бледные лица, за спиной – горная дорога, бессонная ночь… Но смешно ему стало не из сочувствия. Он, напротив, посуровел:
– Вот что, Эл. Если у меня всего один глаз, это не значит, что я многого не вижу. Тебя, например, я вижу насквозь. И я никогда не лгу. Повторять это больше не буду. Если я сказал: мы не убиваем, значит, мы действительно не убиваем. Скорее всего, ты выйдешь отсюда живым, тем более тебе следует кое–что осознать уже сейчас. Ну, скажем, то, что ты – дерьмо. Именно дерьмо. Иначе о тебе не скажешь.
– Почему? – вырвалось у меня.
Юлай странно, по–собачьи, встряхнулся:
– Мне обязательно отвечать на твои вопросы?
Он смеялся, но прежнего добродушия в его голосе я не услышал. И глаз его налился сердитой чернью. Я даже сказал:
– Да ладно.
Но Юлай рассердился:
– Сам знаешь, ты – дерьмо. Это данность. Доказательств тут не требуется. Пари держу, недели не пройдет, как ты начнешь расставлять ловушки Роверу и Юлаю. Это у тебя на лбу написано. У таких, как ты, какая–то сучья выучка, вы не можете не кусаться. Черт знает, может, ты и сумеешь меня пристукнуть, у тебя на это дело талант, но если вдруг такое произойдет, отсюда тебе не выйти. Дело не только в Ровере и в замках. Заруби себе на носу, лучше жить рядом с живым Юлаем, чем медленно помирать рядом с трупом.
– Да ладно, – повторил я.
Он помолчал, потом извлек из кармана отобранные у меня документы, толстым пальцем отодвинул в сторону список, полученный от доктора Хэссопа:
– Давно это у тебя?
– Со вчерашнего утра.
– Почтой получил?
– Почтой.
Юлай улыбнулся.
Слепой глаз и плоское лицо не портили его. В нем чувствовалось столько энергии, что уродом он быть не мог. В конце концов, даже Гомер никогда не рисовал киклопов уродами. Так, особая форма жизни.
– Надеюсь, список тебя развлек?
Я пожал плечами. Я никак не мог приспособиться к Юлаю, он сбивал с толку.
– Ты успел обдумать его?
– Не хватает информации.
– Да ну? – не поверил он, потом опять улыбнулся: – Ты получишь информацию. И у тебя будет время. И никто не будет тебе мешать.
Он снова улыбнулся:
– А пока сыграем в одну игру.
Я недоуменно воззрился на киклопа.
Мой взгляд его не смутил. Он сунул волосатую, как у Ровера, лапу в карман и извлек оттуда еще одну бумажку, аккуратно сложенную вчетверо:
– Держи. Это я сочинил. Сам. Для тебя старался.
– Что это?
– Держи, держи!
Единственный глаз киклопа так и сверкал.
– Ровер!
Повинуясь зову, пес вновь бесшумно встал на пороге. Густая серая шерсть на загривке стояла дыбом.
– Сядь, Ровер! А ты, Эл, разверни листок и читай вслух. Хватит сил?
– Зачем здесь пес? – спросил я вместо ответа.
– Ровер – мой Друг, – насмешливо объяснил Юлай. – Он должен знать о тебе все, он обязан узнавать тебя и по голосу, и по походке.
Я взглянул на Юлая: не сумасшедший ли он? Но нет, он не производил такого впечатления.
– Читай!
Я прочел вслух две первые строки, аккуратно отбитые на стандартном листе бумаги:
– Линди… Линди… Хоуэр… С. Хоуэр… Хоуэр–Тарт… Саути… Это что, театральные псевдонимы?
– Оставь, Эл. Не стоит шутить. Это все нормальные имена, никаких псевдонимов, и к театру отношения они не имеют. Правда, кое–что их объединяет – они все умерли. Но когда–то, Эл, это были живые люди, они и сейчас бы могли, вот как мы, сидеть себе за чашкой кофе… Читай!
– Лотти…
Что–то сбивало меня с толку.
– У этой Лотти не было фамилии?
– Наверное, была, – уже совсем сухо объяснил Юлай. – Правда, я не смог ее разузнать, прошло время… Эта Лотти была манекенщицей… Да что я рассказываю? Ты должен помнить ее.
«Я даже пугаться стал с опозданием, – слова Пана преследовали меня. – Поворот за спиной, а меня как кипятком обжигает».
Я вспомнил маленькую манекенщицу.
Я знал эту Лотти по Бэрдокку. Правда, не знал, что она умерла.
А Линди и Хоуэры…
Конечна!
Я вспомнил и их.
Странный народ, сами лезли под пули… Там, в Бэрдокке, было достаточно погано. Мое первое серьезное дело. Но там со мной был Джек Берримен.
– Занятно? – спросил Юлай.
– Да уж.
– Читай, читай. Там дальше занятнее.
– Стенверт… Белли… Мейсон… А это кто?
– Не помнишь? Мейсона не помнишь?
– Не помню.
Я не выигрывал время, я действительно не помнил, кто такой этот Мейсон.
Юлай и Ровер, наклонив лобастые головы, с подозрением, с интересом, с ненавистью вглядывались в меня.
– Фирма «Счет». Вспомнил? Там были заложники.
– Но их перестрелял Лендел!
– Вольно тебе вешать трупы на этого несчастного. Разве перестрелку спровоцировал не ты?
– Я был вынужден это сделать.
– А труп есть труп, – укорил Юлай. – Вынужден или не вынужден, это не имеет значения.