Фермерены полагали, что сообщают союзникам о мужчинах и женщинах, способных спасти Германию от коммунизма; сами того не ведая, они сдали их Москве. Из-за предательства Филби величайший триумф Эллиотта обернулся тайной, мрачной трагедией.
Глава 7Советский перебежчик
День высадки в Нормандии приближался, союзники продвигались вперед, а Ким Филби, Ник Эллиотт и их коллега из УСС Джим Энглтон, как и многие другие, достигшие зрелости на войне, стали задумываться о том, чем заняться в мирное время. Каждый был настроен на продолжение карьеры в разведывательном деле, каждый добился успехов в мудреном ремесле шпионажа, и всех троих ожидал быстрый карьерный рост, двоих благодаря их заслугам, а третьего — из-за путча в конторе.
По мере ослабления фашистской угрозы все опять начали бояться советского шпионажа. Перед войной МИ-5 и МИ-6 потратили массу энергии, ресурсов и нервов, сражаясь с коммунистической опасностью, как в Великобритании, так и за ее пределами. Однако тяжкий груз войны с Германией и альянс со Сталиным на время отвлекли внимание от тайных действий Москвы. К 1944 году угроза советского шпионажа снова привлекла к себе пристальное внимание. «Коммунисты внедрились в наши ряды, — сказал Энглтону сэр Стюарт Мензис, — и до сих пор находятся внутри нашей организации, но мы точно не знаем, каким образом». Пробужденные угрозой коммунизма изнутри, шефы британской разведки все отчетливее понимали, что потребуются новое оружие и реорганизация службы, чтобы сразиться с «новым врагом», Советским Союзом. Начали обозначаться линии фронта холодной войны.
В марте 1944 года Филби поделился с Ш следующим суждением: пришло время возобновить борьбу с коммунистическими шпионами, учредив новый отдел — Девятый — в целях «профессионального подхода к любым делам, о которых мы узнаем в связи с коммунистами или людьми, вовлеченными в шпионаж на Советский Союз». Ш воспринял идею с энтузиазмом, и его отношение разделял Форин-офис — «с условием не предпринимать никаких мер в самом СССР (несмотря на присутствие советского шпионажа в Великобритании)». Поначалу руководить отделом назначили офицера МИ-5 Джека Карри, но самым очевидным претендентом на эту должность в долгосрочной перспективе был опытный глава Пятого отдела Феликс Каугилл. Впоследствии Филби заявлял, что Москва приказала ему оттеснить Каугилла, хотя эта задача ему вовсе не улыбалась. «Я должен сделать все, то есть абсолютно все, чтобы меня назначили главой Девятого отдела, — писал Филби. — Каугилл должен уйти». На самом же деле Филби, скорее всего, предложил создать Девятый отдел с твердым намерением его возглавить, а Каугилл оказался у него на пути.
Устранение Каугилла проводилось с хирургической беспристрастностью и безо всяких сожалений. Филби осторожно поддерживал антагонизм между Каугиллом и его старшими коллегами, нервным Валентайном Вивьеном и ехидным Клодом Дэнси; он мрачно нашептывал руководству об испортившихся отношениях между Каугиллом и МИ-5; кроме того, он умудрился пробраться на позицию главного кандидата, претендующего на должность руководителя Девятого отдела вместо Каугилла. Наконец, в сентябре 1944 года, Филби вызвали в кабинет Ш, где его «чрезвычайно тепло» приняли и объявили, что он возглавит новый советский отдел. Филби с радостью согласился, но прежде с надлежащим почтением подкинул шефу маленькое дополнительное соображение. Поскольку у Каугилла отношения с МИ-5 так сильно не ладились, не будет ли уместным в случае назначения Филби заручиться одобрением родственной службы? Филби вовсе не боялся, что МИ-5, где служили многие его друзья, станет возражать против его повышения. Он просто хотел удостовериться, что решение завизировано МИ-5; таким образом, если служба безопасности когда-либо вознамерится выяснить, как Филби сумел занять столь высокое положение, он сможет указать на то, что они сами же и способствовали его назначению. Вскоре Мензис уже был убежден, что это «его собственная идея». А Каугилл, обнаружив, что его обошли, в ярости подал в отставку, как и рассчитывал Филби.
Изначально Девятый отдел задумывался как контрразведывательное формирование, призванное активно отражать шпионские поползновения Москвы за рубежом, но вскоре он расширился и теперь уже включал в себя разведывательные операции против советского блока, а также слежку за европейскими коммунистическими движениями и секретные нападения на них. Филби, советский шпион-ветеран, теперь нес ответственность за британские контрразведывательные операции, обращенные против Советского Союза, и должность эта позволяла ему не только сообщать Москве о мерах, принимаемых Великобританией по предотвращению советского шпионажа, но и собственно о шпионских действиях Великобритании, направленных против Москвы. Таким образом, лиса не только стерегла курятник, но и строила его, отвечала за его работу, оценивала его сильные и слабые стороны, а также планировала его дальнейшее обустройство. Впоследствии один из современников этих событий отмечал: «Одним ударом он избавился от ярых антикоммунистов и удостоверился в том, что обо всех послевоенных усилиях по отражению коммунистического шпионажа станет известно Кремлю. Если история шпионажа и знает подобные мастерские ходы, то они наперечет».
Москва, само собой, пришла от таких новостей в восторг. «Трудно переоценить последствия этого назначения», — рапортовал сотрудник британского отдела НКВД, отметив, что Филби «идет на повышение в своей организации, его уважают и ценят». Подозрения советской стороны насчет Филби уже шли на убыль, а теперь и вовсе рассеялись, отчасти потому, что Елена Модржинская, главная сторонница теории заговора, вышла на пенсию в должности полковника и начала читать лекции о вреде космополитизма в Институте философии Академии наук СССР. Вопреки ее подозрениям Филби и другие шпионы кембриджского круга сохраняли преданность Советскому Союзу и исключительно плодотворно работали в ходе войны. Филби сообщил о «Проекте Манхэттен», в рамках которого США разрабатывали ядерное оружие, о планах высадки в Нормандии, о британской политике в отношении Польши, об операциях УСС в Италии (благодаря Энглтону), о деятельности МИ-6 в Стамбуле (благодаря Эллиотту) и многом другом, причем все полностью соответствовало действительности. В течение войны примерно десять тысяч документов — политических, экономических и военных — были направлены в Москву из лондонского отделения НКВД. Модржинская являла собой олицетворение всего наиболее парадоксального, что есть в коммунизме: с идейной точки зрения она неизменно была права, но при этом самым нелепым образом заблуждалась.
На тот момент Филби сотрудничал с советским куратором по имени Борис Кретеншильд, молодым трудоголиком под кодовым именем Макс — «жизнерадостным, добряком», говорившим на таком старомодном, вежливом английском, что его можно было принять за деревенского эсквайра в твидовом пиджаке. По менталитету и характеру Кретеншильд был ближе к тем джентльменам, что завербовали Филби в 1934 году, — «первоклассный профессионал и чудесный человек», с которым Ким мог «поделиться бременем» своих мыслей и чувств. Преклонение перед Филби отчасти восстановилось. Центр осыпал его похвалой и подарками. «Я должен снова поблагодарить вас за этот изумительный подарок, — писал Филби в декабре 1944 года. — Перспективы, открывшиеся передо мной в связи с недавними переменами на службе, наполняют меня оптимизмом». Вступление Филби в новую должность в МИ-6 совпало с изменением шпионского прозвища: теперь агент Сонни стал агентом Стэнли.
Снова оказавшись в Стамбуле, Эллиотт понятия не имел, каким образом Филби вытеснил их старого босса. Он знал только, что его друг получил новую важную должность — возглавил могущественное подразделение МИ-6 по контршпионажу, продолжая, как и Эллиотт, подниматься по служебной лестнице. После того как Эллиотт снова провел в Турции несколько месяцев, его вызвали в Лондон, где Ш сообщил ему, что он назначен начальником отделения МИ-6 в нейтральной Швейцарии, являвшейся важным полем боя разведслужб во время войны и приобретавшей еще большее значение по мере того, как холодная война становилась все более жаркой.
После длительного и тяжелого путешествия через только что освобожденную, разрушенную войной Францию, Эллиотт пересек швейцарскую границу в начале апреля 1945 года и поздним вечером остановился в женевском отеле «Бо-Риваж»: «После мрачных условий Лондона и Парижа оказаться в чистой спальне с видом на озеро и отдохнуть в горячей ванне, потягивая виски с содовой, — невероятный контраст». По сравнению с Турцией Швейцария выглядела настолько цивилизованной, аккуратной и упорядоченной, что он даже растерялся — словно попал в какой-то искусственный мир. Не было здесь ни сомнительных ночных клубов, где шпионы обменивались секретами с исполнительницами танца живота, ни бомбометателей, ни продажных чиновников, готовых торговать правдой или ложью за одну и ту же раздутую цену. Эллиотт страшно разозлился, услышав, как швейцарцы жалуются на лишения военного времени, тогда как война, казалось, обошла Швейцарию стороной.
Однако за безмятежным нейтральным фасадом таились полчища шпионов. Попытки Швейцарии препятствовать шпионажу во время войны провалились полностью: шпионы союзников и гитлеровской коалиции, а также вольнонаемные агенты стекались в страну, используя ее в качестве базы для разработки разведывательных операций на территории противника. Советский Союз руководил двумя взаимосвязанными шпионскими сетями, обосновавшимися в Швейцарии, «Красной капеллой» и «Люси», которые добывали сверхсекретную информацию с территории нацистской Германии и переправляли ее в Москву. В 1943 году антифашистски настроенный немецкий дипломат по имени Фриц Кольбе объявился в Берне и предложил свои услуги союзникам: сначала британскому посольству, ответившему ему отказом, а потом руководителю местной резидентуры УСС Аллену Даллесу (впоследствии возглавившему ЦРУ). Кольбе стал, по словам Даллеса, «не только нашим лучшим источником в Германии, но и, без сомнения, одним из лучших секретных агентов, когда-либо работавших на какую-либо секретную службу». Он тайно провез в Швейцарию более двух тысяч шестисот секретных нацистских документов, включая планы немцев перед