Филби улетел обратно в Лондон в начале сентября, чтобы пройти инструктаж по своим новым обязанностям. Он не пожалел времени, чтобы выйти на связь со старыми знакомыми в МИ-5 и МИ-6, и каждого из них пригласил погостить у него в Вашингтоне. «Меня угощали ланчем во множестве клубов, — писал он. — Дискуссии за кофе и портвейном были посвящены самым разнообразным темам». Те же самые темы Филби обсуждал и на встречах — не менее оживленных, но куда более секретных, — проходивших в различных лондонских парках. Борис Кретеншильд был рад новому назначению своего агента и находился под большим впечатлением от преданности этого двуличного человека: «Одно его лицо открыто семье, и друзьям, и всем вокруг, — сообщал Кретеншильд московскому Центру. — Другое принадлежит только ему самому и его секретной работе».
В Лондоне с Филби в основном обсуждали Албанию. Большинство граждан Великобритании, Америки и СССР если и думали об Албании вообще, то представляли себе дикую страну на краю Европы, место, почти мифически оторванное от остального мира. Но Албания, затиснутая между Югославией, Грецией и Адриатическим морем, готовилась стать важнейшим полем битвы в «холодной войне». После Второй мировой король Зогу лишился трона, и страна оказалась под железной дланью Энвера Ходжи, безжалостного и коварного лидера партизан-коммунистов, начавшего превращать ее в сталинистское государство. В 1949 году Албания уже представляла собой соблазнительную цель для ястребов-антикоммунистов в британской и американской разведках: отделенная от советского блока Югославией (которая и сама на тот момент рассорилась с СССР), Албания была бедной, феодальной, малонаселенной и политически нестабильной страной. Многим албанским роялистам и националистам, жившим в изгнании, не терпелось вернуться на родину и сразиться с коммунистами. Выдавая желаемое за действительное, в Лондоне и Вашингтоне полагали, что страна готова стряхнуть с себя коммунистические оковы, а значит, надо перебрасывать через границу специально обученных партизан, чтобы те выходили на связь с местными группами мятежников с целью постепенно разжечь гражданскую войну и свергнуть Ходжу. Считалось, что успешный подрыв албанского коммунизма запустит «цепную реакцию, которая позволит отразить натиск советского империализма». УСО занимало важные позиции в Албании во время войны, в связи с чем было принято решение, что Великобритания должна играть ведущую роль в подготовке албанских мятежников, при активной поддержке США. Филби подробно посвятили в эти планы. Первую волну инсургентов предполагалось переправить на корабле из Италии в октябре 1948 года; эта миссия получила кодовое название «Ценность».
Албанская операция — типичный образец военного шапкозакидательства, неуместно примененного в обстоятельствах «холодной войны», требующих куда более тонкого подхода. Однако в МИ-6 операцию рассматривали как первый орудийный залп в новой негласной войне. Сталин поддерживал коммунистических инсургентов в Греции, организовал захват коммунистами власти в Чехословакии и подверг блокаде Берлин. Албанию выбрали мишенью контратаки, что было прямым нарушением международного права, но отвечало новому агрессивному настрою. Многие уже злорадно потирали руки. Ричард Бруман-Уайт, друг Эллиотта в МИ-6, даже воображал перспективу «официального британско-американского военного вторжения» в результате албанской кампании. Ответственность за координацию албанских планов с американцами возлагалась на Филби.
Перед отъездом в США Филби с надлежащим благоговением посвятили, пожалуй, в наиболее тщательно охраняемый секрет «холодной войны». С 1940 по 1948 год американские криптоаналитики перехватили порядка трех тысяч секретных советских телеграмм, расшифровать которые было теоретически невозможно. Однако в 1946 году из-за одного-единственного просчета советской стороны команда дешифровщиков во главе с блестящим американским криптоаналитиком Мередитом Гарднером начала расшифровывать сообщения, поступавшие из США в Москву и наоборот. То, что они узнали, было поистине ошеломляюще: более двухсот американцев стали советскими агентами во время войны; у Москвы были шпионы в Министерстве финансов США, в Госдепартаменте, в ядерном проекте «Манхэттен» и в УСС. Операция по взлому шифра, носившая вполне подходящее название «Венона» (слово, не имеющее значения), была настолько секретной, что и сам президент Трумэн более трех лет оставался в неведении; ЦРУ узнало о «Веноне» только в 1952 году. Но вот показатель особого доверия между британскими и американскими разведками: новости о прорыве и его пугающих потенциальных последствиях были тут же доведены до сведения МИ-6, поскольку из перехваченных сообщений выяснилось, что советские шпионы проникли и в британское правительство. В частности, команда «Веноны» установила, что в 1945 году через советского агента под кодовой кличкой Гомер происходила утечка секретной информации из британского посольства в Вашингтоне. Личность этого крота все еще оставалась загадкой, но предполагалось, что, подобно Цицерону в Турции во время войны, Гомер, возможно, был сотрудником посольства — уборщиком или клерком. Но Филби знал точно: Дональд Маклин, его кембриджский друг и коллега-шпион, служил первым секретарем посольства в Вашингтоне в период с 1944 по 1948 год. Маклин и был Гомером.
Первая тень — пока что лишь пятнышко где-то вдалеке — упала на залитую солнцем тропу везения, по которой так долго шагал Филби.
Глава 9«Штормовое море»
Бидо Кука сидел на корточках в грузовом отсеке «Штормового моря», где ютились и другие бойцы, сжимавшие в руках автоматы, а судно тем временем поднималось и опускалось на темных гребнях Адриатики, вызывая тошноту у пассажиров. Кука испытывал прилив патриотизма, возбуждения и страха. Но сильнее всего ощущались симптомы морской болезни. Мешочек, набитый золотыми соверенами, был пристегнут к внутренней стороне его ремня. А к внутренней стороне наручных часов была приклеена одна-единственная таблетка цианистого калия на случай, если он попадет в руки албанской тайной полиции Сигурими. В рюкзаке лежали карта, медикаменты, ручные гранаты, провизия достаточном в количестве, чтобы неделю продержаться в горах, албанская валюта, пропагандистские листовки и фотографии антикоммунистических лидеров в эмиграции, чтобы показывать их людям и вдохновлять на восстание против ненавистного диктатора Энвера Ходжи. В иллюминаторе виднелись зазубренные скалы Карабуруна — черные силуэты на фоне безлунного ночного неба. Здесь начиналась страна, которой Кука не видел уже три года. На палубе слышались приглушенные голоса англичан, отдающих приказы по мере приближения к берегу. Странные они были, эти англичане — огромные, загорелые дочерна мужчины, говорившие так, что их едва можно было понять, и смеявшиеся, когда для смеха вовсе не было повода. Они захватили с собой собаку по кличке Прислоняшка, а один даже привез жену. Англичане делали вид, будто просто катаются на прогулочном судне. Человек по кличке Верзила постоянно наводил свой бинокль на скалы. Другой, назвавшийся Джеффри, снова и снова репетировал процедуру, позволявшую отправлять радиограммы посредством громоздкого хитроумного приспособления, источником питания для которого служило нечто вроде велосипеда без колес. Кука и восемь его товарищей курили в напряженном молчании. «Штормовое море» приближалось к албанскому берегу.
Шестью месяцами ранее Бидо Кука был завербован для участия в операции «Ценность» в лагере для перемещенных лиц в пригороде Рима. Кука был баллистом, членом «Балли Комбетар», албанской националистической группировки, сражавшейся во время войны с нацистами, а после с коммунистами. Когда власть в Албании захватили коммунисты, сотни баллистов были арестованы, подвергнуты пыткам и убиты, и Кука вместе с другими националистами бежал в Италию. Затем он три года влачил жалкое существование в лагере Фраскетти, пестуя свое презрение к коммунизму, то и дело повторяя «Албанцам — Албания, предателям — смерть» (лозунг «Балли Комбетар») и планируя свое возвращение. Когда такой же эмигрант, как и он сам, подошел к нему с предложением вступить в новый партизанский отряд для проведения антикоммунистических операций в Албании, Кука согласился без раздумий. Другой новобранец сказал об этом так: «Об отказе не могло быть и речи. Когда вся твоя жизнь посвящена твоей стране, ты готов на все, чтобы ей помочь». Четырнадцатого июля 1949 года Кука и собрат-баллист Сами Лепеница сели на военный корабль в Риме и устремились на британский остров Мальта в Средиземном море. У них не было паспортов. Офицер британской армии, взмахнув красным носовым платком в знак того, что узнал их, провел их мимо пограничного контроля прямо к машине. Часом позже ошеломленные албанцы оказались у ворот большого замка, окруженного рвом: форт Бинджемма, викторианская цитадель в юго-восточной части острова, выбранная британской разведкой в качестве идеальной точки, откуда можно начать антикоммунистическую контрреволюцию.
В течение следующих трех месяцев Кука и примерно три десятка других албанских новобранцев проходили интенсивную подготовку под присмотром внимательного (хотя и немного безумного) подполковника Дэвида де Креспиньи Смайли, офицера британской армии, аристократа, прославившегося склонностью к безрассудным выходкам. Во время войны Смайли сражался с итальянцами в Абиссинии в отрядах Британского Сомалиленда, предотвратил переворот, затеянный немцами, чтобы сбросить короля Ирака, воевал плечом к плечу с сиамскими партизанами и освободил четыре тысячи солдат союзнических войск («все в чем мать родила, только гениталии прикрыты») из японского лагеря военнопленных в Убоне. Но именно в Албании за ним закрепилась слава отчаянного храбреца: в 1943 году он, прыгнув с парашютом, приземлился в Северной Греции и принялся взрывать мосты, нападать из засады на немецкие отряды и тренировать партизан. Его личными военными трофеями стали горячая любовь к Албании, ненависть к Ходже и коммунистам, «Военный крест» и шрамы на лице из-за преждевременно взорвавшегося чемодана с бомбой. Когда МИ-6 потребовался кто-то, кто мог бы оснащать, обучать и внедрять в Албанию бойцов-антикоммунистов, выбор, естественно, пал на Смайли. Империалист, романтик, человек бесстрашный и опрометчивый, он во всех этих проявлениях был живым воплощением операции «Ценность».