– Возьмешь, – Темучин усмехнулся. – Боорчу, нас здесь никто не…
– Никто, Великий хан! Ручаюсь! – Боорчу был собран и деловит. Какой там пьяница!
– Тогда слушай, Баурджин-нойон, – негромко начал хан. – Ты знаешь, кто такой Джамуха?
– Слышал, – Баурджин кивнул. – Вот, от уважаемого Боорчу и слышал.
Темучин с горечью скривил губы:
– Бывший мой друг… и предатель. Мне стало известно – он собирает войска далеко на севере. Меркиты, тайджиуты, часть найманов и прочие. Ты не похож ни на одного из них, Баурджин, и – вместе с этим – похож на всех сразу. К тому ж ты – уж не обижайся – чужак, изгой, обязанный мне своим нынешним положением…
– О, великий хан, моя благодарность…
– …которое еще более укрепится. И вообще, – Темучин вдруг совсем по-мальчишески хохотнул, – не перебивай хана! А этот твой парень… как его?
– Гамильдэ-Ичен, великий хан.
– …кажется, запьянел. Боорчу, ты не перестарался, часом?
– Какое там – перестарался? – искренне возмутился вельможа. – Всего-то две бортохи и выпили. Так, баловство одно.
– Однако парень-то вот-вот сомлеет. Баурджин, побей-ка его по щекам… Во-от… Уже и глаза открыл. Плесните-ка ему бражки… да и мне заодно.
Напившись, хан продолжал инструктаж. Честно говоря, Баурджин уже давно понял, что именно ему предстоит делать – выяснить конкретные планы Джамухи, что же еще-то? Численность и состав войск, вооружение, командование, характер взаимоотношений меж родами и племенами – это, пожалуй, важнее всего, уж больно разношерстная компания собралась под знаменами инсургента. В этом, несомненно, его слабое место.
С разрешения хана молодой князь изложил все свои соображения.
– Ты верно меня понял, юртаджи, – выслушав, довольно кивнул Темучин. – Именно это я и хочу знать. Впрочем, не только это – и твои собственные соображения тоже. Я знаю, ты любишь свою красавицу жену, детей, род. Если Джамуха приведет войска на юг… Война! Запылают кочевья, обезлюдеет степь, и лишь одни вороны будут кружить над трупами павших.
– Я сделаю все!
– Верю тебе, юртаджи!
– Юртаджи? – Баурджин недоуменно моргнул.
Вообще-то так именовали особую структуру управления войсками и разведкой, которую молодой нойон называл по-своему – генеральный штаб. Так было привычнее. Юртаджи – штаб и полководцы-беки, или «численники».
– Да, юртаджи, – Темучин усмехнулся. – В случае успеха ты возглавишь разведку. Всю! Станешь моими глазами и ушами. Эта важная должность… должность для верных людей, зарекомендовавших себя… гм… особым образом. Помнишь Мэй Цзы?
– Да уж, век не забуду! – Баурджин передернулся, вспомнив шпионку, едва его не угробившую. – А вообще, красивая была девчонка…
Темучин с Боорчу расхохотались. По знаку хана вельможа плеснул в пиалы арьки:
– Да помогут вам Великий Тэнгри и Христородица! – прищурив глаза, торжественно произнес Темучин.
Глава 4Цара ЛеандерИюнь 1201 г. Восточная Монголия
В глазах ее огонь,
В лице ее блеск…
– Ну, купи, купи этот дээли, красавица, что смотришь? Я ведь вижу, что нравится! Ты не смотри – примерь. А ну-ка…
Баурджин с неожиданной для самого себя ловкостью накинул халат на узкие плечи смутившейся тайджиутской девчонки – темненькой, узкоглазенькой, но вполне симпатичной. А может, это была и не тайджиутка вовсе, может, меркитка или найманка. Нет, найманы все ж таки более европейского облика.
– Ну, вот! – сделав шаг назад, Баурджин посмотрел на девчонку и схватился за сердце. – Ну, настоящая ханша, клянусь Тэнгри – покупай скорей, придешь в свой гэр – муж и не узнает такую красавицу!
– Да нет у меня еще мужа, – покраснела девушка. Изумрудного цвета дээли, отделанное алой шелковой тесьмою, ей явно нравилось. Еще бы… Так шло к ее глазам! Нет, честно слово – шло, клянусь Христородицей!
– Нет, так теперь скоро будет! – подмигнув потенциальным покупателям, заверил Баурджин. – Ну, скажите вы ей!
Столпившиеся вокруг купеческих возов люди – пастухи из расположенного прямо на берегу реки кочевья вместе со своими чадами и домочадцами – восхищенно зацокали языками. Особенно молодые парни: девчонка-то явно многим из них нравилась.
– Бери, бери, Сарантуяа, очень тебе к лицу!
– Сарантуяа! – восхитился Баурджин. – Какое красиво имя – Лунный Луч! Ну, что же ты стоишь, Лунный Лучик, доставай-ка быстрей свои денежки, медяшки, серебряшки, золотишки… Ну? Смотри, не то другие купят! Один такой дэли у меня и остался…
Вот в этом Баурджин был полностью прав – качественных товаров, типа вот этого дэли, в повозках было – раз-два и обчелся. А все Хартамуз-черби – завхоз чертов! Ну и скупердяй, каждую монетку пересчитал, каждый поясок – и все норовил всучить какую-нибудь никому не нужную гадость, типа рукоятки от сабли или рваный пояс. Словно свое отдавал, отрывал от сердца. Да-а-а… Наверное, такой черби как раз и нужен. А как же! Все они, хозяйственники, скупердяи и жмоты – а иначе, наверное, и нельзя.
– Ну, скажи пожалуйста, Хартамуз-гуам, – потихоньку скандалил Баурджин. – Ну, зачем купцам рукоятка от сабли? Кто ее купит-то? Тем более – такую старую.
– В дальних кочевьях злого духа по частям продать можно! – посмеивался черби, Баурджин его уже про себя окрестил – «завсклад-прапорщик». – Главное, назначить правильную цену.
– Ну, ты еще нас торговать поучи, – обиделся нойон. – Чай, не велика хитрость.
Черби словно взорвался, толстое, добродушно-хитрое лицо его с маленькими узкими глазками исказила гримаса неудовольствия.
– Вот уж здесь ты не прав, уважаемый Баурджин-нойон! Торговля – дело очень и очень непростое, я бы даже сказал – сродни военному походу. Ну, конечно, если торговать с прибылью, а не просто швырять товар налево-направо.
– Да не нужна нам прибыль! – выскочил вперед Гамильдэ-Ичен. – Не за тем едем.
– А ты вообще молчи, козявка! – рыкнул на него Хартамуз-черби. – Ишь, раскрыл рот да сказал глупость. Забыл пословицу – помолчит дурак, так, может, сойдет за умного.
– Ну, ты это… не обзывайся, уважаемый Хартамуз-черби…
– Ох, ты, ох ты, – черби замахал руками, – да я вас и не хочу никого обидеть, вовсе наоборот, желаю, что б все у вас прошло без сучка и задоринки. А вы не слушаете! Ну, позвольте хоть поучить вас кое-чему, сколько успею! – Хартамуз-черби уморительно сложил на груди руки. – Ежели вы торговать себе в убыток будете – умные люди это сразу поймут и сделают выводы – странные вы торговцы!
– Он прав, Гамильдэ, – согласно кивнул Баурджин. – Давай-ка, чем торопиться, лучше посидим послушаем.
– Это правильно, – заулыбался черби. – Не надо спешить, поспешишь – замерзнешь!
Нойон усмехнулся: эту пословицу он совсем недавно слышал от собственной жены.
– Ну, рассказывай, уважаемый Хартамуз, – усевшись на траву, Баурджин махнул рукой. – Учи нас культурной торговле.
Черби приосанился – и впрямь, учитель. Даже не учитель – профессор института советской торговли!
– Вот, – сказал, – рукоятка от сабли. На что она нужна?
– Такая – ни на что, – хмыкнул Гамильдэ-Ичен. – Даже на замену не годится – слишком уж старая.
Хартамуз-черби хитро прищурился:
– На замену и впрямь не годится. А для подношения богам и всяким там духам? Почему бы и нет?
– И правда, – парни переглянулись, и Гамильдэ-Ичен смущенно почесал затылок. – Об этом-то я не подумал.
– А вот плохо, что не подумал, – завхоз засмеялся. – Сначала подумай, а уж потом – делай или говори. Глупая голова – не только ногам враг. Дальше… вот – ткань. Ну, конечно, вы сейчас скажете, что ее поели мыши, что лучше уж выбросить и не позориться…
– Да. – Баурджин брезгливо потрогал пальцами ветхое рубище. – Лучше выбросить.
– Нет! Не выбросить, а продать за небольшую сумму. Не носить, так на ветошь – вполне пойдет.
– Да что уж, – не выдержал Гамильдэ-Ичен. – На дальних кочевьях ветоши, что ли, нет?!
– А может статься – и нет, – вполне серьезно заверил Хартамуз-черби.
Во время всей беседы Баурджин так и не определил, какого он роду-племени. Толстый, смуглый, круглолицый, глазки маленькие, не поймешь, какого цвета, губы толстые. Китаец? Чжурчжэнь? Нет, не похож. Монгол, найман, тайджиут? Или – из уйгуров. Да, наверное. А может – метис, смесь… И имя очень странное – Хартамуз. Не монгольское, скорее – тюркское. Но – явно на своем месте выжига! Уж кто-то, а Темучин – Тэмуджэн, на северном диалекте, – в людях разбирался. Правда, никому до конца не доверял, особенно – всяким там торговцам и прочим.
– А еще эту ветошь… тьфу ты, этот прекрасный… гм-гм… тэрлэк… – продолжал черби, – можно разорвать на узкие ленточки и привязывать их на кусты и деревья, в подношенья богам и духам. Шелковая ленточка сколько стоит? Три уйгурские монеты, пусть и медные. А из этого… гм… тэрлэка… сколько таких ленточек выйдет? А продать его можно за две монеты. Смекаете? То-то же! А ты чего рот открыл, милый?
Баурджин и Гамильдэ-Ичен разом обернулись и увидели только что подошедшего, судя по всему, воина – молодого светлоглазого парня в кожаных латах.
– Алтансух Цаарбан. Прибыл по приказу сотника Эрдэнэта к тебе, Баурджин-нойон! – вытянувшись, доложил воин. – Для помощи и так… на все руки. Сам великий хан приказал направить к вам одного из лучших воинов.
– Ага. – Баурджин закрыл открывшийся от удивления рот. – Ты, значит, и есть – самый лучший?
– Эрдэнэт послал. Ему виднее.
– Что ж, – махнул рукой нойон. – Плюс – это не минус. Человек лишним не будет. Пригодишься, Алтнасух Цаарбан… Тебя как покороче звать можно?
– Сухэ, господин нойон.
– Ого! Почти, как Сухэ-Батор! Ну и славно. Вот что, Сухэ, ты тут не стой, как жених на свадьбе, помоги, вон, Гамильдэ товары в повозки грузить, а я пройдусь до Боорчу. Чувствует мое сердце, нам и погонщиков таких же всучат, как… Ладно, не слушайте – занимайтесь. Хартамуз-черби, ты, пока грузят, поучи мальчиков торговым делам, вернусь – зачет устроим… по политэку, х-ха!