Его соперник, пресс-барон лорд Ротермир, уже был в кармане у нацистов. Граф Кроуфорд открыто назвал его «предателем», так как он уже ходил на задних лапках за новым немецким послом. Во время одного из обедов фон Риббентроп изо всех сил подчеркивал «пацифизм» Германии, и реагировал с ужасом на любое предположение, что на Чехословакию когда-либо нападут. «Такое никогда не приходило нам в голову», – сказал он Ротермиру прямо в лицо. В 1938 году Германия вошла в Судеты, часть Чехословакии. После новостей Ротермир, который все еще был влюблен в немецкого лидера, отправил Гитлеру льстивую телеграмму, в которой назвал диктатора «Адольфом Великим».
После оккупации Германией Рейнской области Риббентроп руководил настоящим караваном из банкиров, адмиралов, генералов и политиков, направляющимся в Германию, чтобы своими глазами увидеть экономическое и социальное чудо национал-социализма. Бывший премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж вернулся со встречи с Гитлером и объявил фюрера «величайшим немцем из всех живущих» и «Джорджем Вашингтоном Германии». Почти каждый британский лидер, который лично встречался с Гитлером – и их было много, – был поражен его искренностью, его разуму и целостности. Это все была постановка. Эдуард VIII был отнюдь не единственным человеком, которого одурачила прекрасная актерская игра нацистского лидера, убеждающего о мире, но планировавшего войну.
Риббентроп всего лишь копировал и усиливал голос его господина. Хотя он и одевался как англичанин, он презирал их и верил в необходимость другой войны. Он был, не считая Гитлера, наиболее громогласным подстрекателем войны в Верховном командовании. То есть его политика дружбы и «моста между ветеранами войны» была жульничеством. Принцесса Стефания в своих неопубликованных мемуарах назвала мотто Риббентропа: «Война с Британией в любое время, любой ценой и при любых обстоятельствах».
В качестве дипломата он показывал замечательные способности к двуличности и обману, оба качества успешного прелюбодея. Был ли это действительно человек, который соблазнил любовницу короля букетом гвоздик? Подруга Уоллис Мари Раффрэй всегда верила в правдивость заявления, уверяя свою семью, что фон Риббентроп и Уоллис были любовниками. Она «ненавидела» Уоллис за это, как она написала своей сестре Анне, вспоминая огромные коробки «восхитительных цветов», присланных немецким эмиссаром.
Спустя почти 80 лет после первой встречи фон Риббентропа и миссис Симпсон, до сих пор нет единого мнения об истинной природе их отношений. В 2008 году было предложено повесить синюю мемориальную табличку, которая ознаменовывает историческую достопримечательность города, на Брайанстон-корт в память об Уоллис Симпсон. Предложение было отклонено на том основании, что информация о ней и фон Риббентропе не была опровергнута. Одно официальное лицо утверждало, что британские архивы, которые могут пролить свет на это, остаются закрытыми.
Глава шестаяЭдуард на острие ножа
Осенью 1935 года Эрнест Симпсон – надежный, предсказуемый, верный Эрнест, патриот, отдавший свою жену своему королю – вынашивал план, который введет монархию в самый глубокий кризис со времен Карла I, который 300 лет назад поставил под сомнение авторитет Домов парламента. Кто бы мог подумать, что этот мужчина с усами в двубортном костюме, который всегда был в тени, всегда вежливый, почтительный, надежный, станет тем катализатором, который нечаянно начнет обратный отсчет до отречения.
Все началось, как это часто и бывает, с того, что Герберт Уэллс назвал «нуждой в сексе». Когда празднования серебряного юбилея подошли к концу, самый знаменитый рогоносец столетия отправился в Нью-Йорк по делам, оставив свою жену в объятиях принца Уэльского. Во время его визита Эрнеста развлекала привлекательная и постоянно флиртующая Мэри Раффрэй, которую Уоллис специально попросила присмотреть за мужем. Мэри, которая только рассталась со своим мужем Жаком, нью-йоркским агентом по недвижимости, поняла ее буквально. Вскоре после того, как пара стала любовниками, Эрнест был замечен рано утром крадущимся из ее квартиры на Мэдисон-авеню, а один раз он оставил там свою шляпу, которую нашла горничная. Их роман прогрессировал, как-то раз они провели вместе выходные в Атлантик-Сити, на ярком курорте восточного побережья, который славился репутацией «мировой игровой площадки».
Так как Мэри и Эрнест знали друг друга больше десяти лет – именно на рождественской вечеринке Раффрэй в 1926 году он впервые встретил Уоллис – и так как ее собственный брак шел ко дну, их роман мог длиться многие годы.
Эти частые «деловые поездки» Эрнеста в Нью-Йорк, которые обычно интерпретировались как способ избежать смущения и не смотреть, как его жена развлекается с принцем Уэльским, могли иметь скрытый мотив – увидеться с Мэри. Хотя король, не без помощи Уоллис, считался движущей силой событий, которые привели к отречению, существующие доказательства указывают на другую версию: Эрнест Симпсон и Мэри Раффрэй, которая станет его третьей женой, были не такими уж и невинными, как их описывали.
Теперь формально разведенная Мэри была несомненно обеспокоена тем, совпадут ли политые медом слова Эрнеста и его заверения в любви с делом. Вздорная, веселая и бесконечно общительная Мэри была не из тех женщин, которые были готовы оставаться любовницами на расстоянии навсегда. Она не собиралась быть просто любовницей. Брак, однако, был уже совершенно другим вопросом.
Ни слова не сказав Уоллис, он в сговоре со своей любовницей пришел к неизбежному выводу, что если он хочет Мэри, то ему нужно развестись. Будучи человеком деловым, ему надо было быть практичным. Его финансы все еще находились в отчаянном положении. Дела пока еще шли не очень хорошо, у него были существующие обязательства, он был должен своей первой жене Доротее, а также должен был дать деньги на обучение и воспитание своей дочери-подростка Одри. Цена развода и содержания Уоллис, которая благодаря своему королевскому поклоннику, подняла планку, добавит дополнительное финансовое бремя. И потом его ждали бы расходы, связанные с третьим браком.
Он знал, что принц Уэльский одурманен Уоллис, но понимал, что его жена была больше влюблена в социальный статус, нежели в самого «маленького мужчину». Если, рассуждал он, принц хотел его жену в качестве любовницы, компаньона, кого угодно, он, черт возьми, должен платить за ее содержание. Эрнест достаточно выкладывал на дизайнерские наряды жены, чтобы она могла посещать общественные мероприятия, и оплачивал страховые взносы за драгоценности, подаренные другим мужчиной.
Он собирался поговорить с принцем и предложить ему сделку – он разведется с женой, если Эдуард согласится финансово ее обеспечивать. А что касается «высокого титула» – Каннинг слышал, как он это обсуждал тем летом – ну, возможно, он будет дарован благодарным Эдуардом, как только он станет королем.
Когда Эрнест и Мэри обдумывали этот план, им, возможно, и в голову не пришло ни на секунду, захочет ли вообще Эдуард жениться на его жене или, если уж на то пошло, станет королем так скоро. Убежденный монархист Эрнест пришел бы в ужас от самой идеи, что его решение могло ускорить отречение. В то время он рассматривал его как деловую сделку, простую и чистую.
По дороге домой из Нью-Йорка он несомненно репетировал в своей каюте, как он поднимет эту тему с принцем. Уважительно и учтиво – да, именно так. А что касается доведения этой новости до Уоллис, это уже совсем другое дело.
Хотя смерть Георга V вынудила его немного повременить с этим, возможность поговорить с королем не заставила себя долго ждать. В феврале 1936 года, вскоре после восхождения Эдуарда на престол 21 января, Уоллис решила отправиться в Париж на неделю в отель Meurice. Пока Уоллис исчезла из поля зрения, для Эрнеста и принца был организован обед в Йорк-хаус. Эрнест привел своего близкого друга, главного редактора Reuters Бернарда Рикатсон-Хатта в качестве моральной поддержки или свидетеля, а может в качестве и того, и другого.
Именно удивительная история Рикатсона-Хатта, которую он позднее рассказал Уолтеру Монктону на собрании Гвардейского клуба 13 августа 1940 года, быстро долетела до ушей премьер-министра и его ближайших советников. В конце ужина, по словам Рикатсона-Хатта, Симпсон напрямую спросил короля, планирует ли тот жениться на его жене. «Вы искренни? Вы собираетесь жениться на ней?» – выпалил Эрнест, позабыв обо всех дипломатических тонкостях в такой драматический момент. Пусть они были двумя товарищами-масонами, которые разговаривали друг с другом, но тем не менее, это был дерзкий вопрос монарху, заданный лояльным подчиненным, который знал свое место и безропотно там оставался.
Ответ короля был столь же драматичным. Он встал со своего кресла и заявил: «Неужели ты действительно думаешь, что я бы взошел на престол без Уоллис рядом со мной?» Все карты теперь были на столе, они перешли к делу, Эрнест согласился развестись, если король будет финансово помогать Уоллис. Конечно, одну карту он крепко сжимал в руке – роман с Мэри Раффрэй – обстоятельство, которое, возможно, изначально и придало ему смелости поднять эту тему с королем.
Пожали ли двое мужчин – монарх и его подчиненный – руки после «купли-продажи», Рикатсон-Хатт не сообщает, но единственным человеком, который не хотел бы видеть себя товаром, была сама Уоллис. Вскоре после встречи в Йорк-хаус, Эрнест поехал в Париж, чтобы сообщить эту новость Уоллис. Она была в ярости, так как двое мужчин в ее жизни использовали ее таким образом и дала понять своему мужу, что у нее нет намерения разводиться и нет желания выходить замуж за короля. «Она была застигнута врасплох», – вспоминает позднее ее друг. «Ее будущее было решено двумя мужчинами, которые даже не обсудили ничего с ней. Это ее потрясло. И что самое ужасное, у нее не было намерений разводиться с Симпсоном, а тут такие дела». И хотя она подозревала его в романе с другой женщиной, у нее не было доказательств. Но оно появилось довольно скоро.