В то же время новость об этой удивительной истории была передана Болдуину другом Симпсона, сэром Морисом Дженксом, бывшим лорд-мэром Лондона, который, к опасению товарищей-масонов, поспособствовал принятию Симпсона в масонскую ложу принца Уэльского. Невозмутимый Болдуин вызвал Уиграма, который теперь был камергером; сэра Лайонела Хэлси, члена совета герцогства Корнуолл; сэра Мориса Гуайера, первого парламентского советника казны и адвоката короля, Уолтера Монктона, на конфиденциальный разговор. Когда Уиграм услышал историю, он запрокинул голову назад и засмеялся от самой идеи, что король женится на американке при двух живых мужьях.
Это был единственный момент неуместного веселья. Хотя Дженкс настаивал, что Симпсон был честным человеком, советник премьер-министра лорд Дэвидсон описал пару как «первоклассных шантажистов», которых по возможности нужно депортировать. Он был убежден, что король соврал о своих, так называемых платонических отношениях с миссис Симпсон, чтобы убедить Эрнеста в том, что он может присоединиться к масонам. В результате это подвергло его унижению и шантажу.
В совершенно секретной записке он написал: «С [Симпсон] и миссис С [Симпсон], которая очевидно гонится за деньгами и держит его в кулаке… Миссис С очень близка с [Леопольдом фон] Хешем и имеет, и если захочет читает, доступ ко всем секретным государственным документам».
Уиграм отправил Симпсону сообщение, в котором говорил, чтобы он вспомнил свою свадебную клятву и по возможности увез свою жену обратно в Америку от вреда подальше. Если бы он знал о наличии в жизни Эрнеста Мэри Раффрэй, он был бы не столь оптимистичен.
На данном этапе Уоллис была поражена самой идеей свадьбы с королем. Это было столь же невозможно, сколько и непрактично. Она не питала никаких иллюзий, наслаждалась своей ролью компаньонки, но знала, что король в конце концов устанет от нее, как и от многих других, и найдет кого-нибудь помоложе. А что касается погони за деньгами, эта тема была открыта для интерпретаций. Она делала его счастливым, и он в ней нуждался настолько, что это пугало, это все, что она знала. Если он и хотел дарить ей драгоценности, одежду и деньги, то это была его прерогатива. Кто она была такая, чтобы отказать монарху?
Ее взгляды просто отражали здравый консенсус внутри приближенного круга людей. Как сказала королева Мария своей фрейлине Мэйбел, графине Эрли: «В настоящее время он полностью увлечен, но я надеюсь, что такое сильное увлечение обычно улетучится». Граф Кроуфорд пришел к такому же выводу, заметив, что роман продлится до тех пор, пока миссис Симпсон не будет «вытеснена более молодыми соперницами». Или как написал его помощник личного секретаря Алан Ласеллс: «Миссис С была не единичным феноменом, а лишь текущей фигурой в арифметической прогрессии, которая повторялась на протяжении почти 20 лет».
Но все сошлись во мнении, что время будет безошибочным лекарством для состояния короля.
Уинстон Черчилль, который баловал принца как своего собственного, обычно капризного и испорченного сына Рандольфа, все время утверждал, что советники короля должны играть по правилам, полагая, что если позволить страсти короля идти своим чередом, тогда спустя какое-то время женщина, которую он и Макс Бивербрук называли «Милашкой», станет созданием из прошлого. Он признал, однако, что миссис Симпсон имела позитивное влияние на жизнь Эдуарда, успешно призывала его к правильному питанию, призывала меньше употреблять алкоголь и меньше курить – и быть более внимательным к красным ящикам.
Время, однако, поджимало. В марте по приглашению Уоллис Мэри Раффрэй приехала погостить на Брайанстон-корт по пути на юг Франции. Хотя отношения были, судя по всему, несколько натянутыми, казалось, что Эрнест не разговаривал с женой по поводу существования у него любовницы. Она остановилась у них на пару недель и даже провела выходные в замке, где как обычно Уоллис устраивала вечера. Во время визита Эрнесту со своей любовницей удалось ускользнуть в отели Дувра и Девона, о чем Уоллис не знала.
После этого Мэри отправилась на юг Франции. Из отеля Carlton в Каннах на Пасху она отправила два письма, первое слащавое письмо с благодарностью было адресовано Уоллис, а второе любовное – Эрнесту. Она перепутала конверты, и Уоллис получила и прочитала любовное письмо Мэри ее мужу. Ошибка по Фрейду или классическая попытка любовницы заставить колеблющегося мужчину принять решение? Неважно, но это сработало, Эрнест признался в измене и переехал из Брайанстон-корт в Гвардейский клуб.
Они держали это в секрете, Эрнест все еще появлялся на публике с женой, хоть и намного реже. В конце мая Симпсоны были гостями на формальном ужине, который устроил король в Йорк-хаус, в честь премьер-министра Болдуина. «Нужно это сделать, – Эдуард сказал Уоллис. – Рано или поздно премьер-министр должен встретиться с моей будущей женой». Уоллис ответила в привычной манере, что брак даже не обсуждался. «Они никогда не позволят этого», – сказала она ему.
В тот вечер Эдуард был максимально обаятелен и приветлив, за его легкой манерой наблюдала Энн Линдберг, писатель и жена известного американского авиатора и поклонника нацистов Чарльза Линдберга. Она сама жила с национальной иконой, она больше других понимала, как трудно вытащить человека, скрывающегося под маской. Она считала короля «наиболее человечным англичанином, которого она встречала», а Симпсон была «аутентичной» с естественными манерами и легкостью. «Она не красивая, но живая и настоящая. Ее живость наполняет ее движения шармом или своего рода красотой». Именно эту живость Герман Роджерс запечатлел в фильмах об их совместных каникулах.
Пусть свидетельства знаменательных событий были недостаточными или, если говорить о короле и миссис Симпсон, корыстными, кажется, что король, Симпсоны и Мэри Раффрэй вели себя цивилизованно в период «перемен». Летом квартет провел выходные в Химли-холл в Мидлендс в качестве гостей у старого друга Эдуарда, 3-его графа Дадли. Некоторое время спустя королева Мария навестила графа, она хотела узнать, что мотивировало девиантное поведение ее сына. «Я понимаю, что мой сын недавно здесь был», – сказала королева Мария лорду Дадли, который подтвердил факт визита. «Как и миссис Симпсон». Дадли вновь согласился. «И мистер Симпсон, и подруга миссис Симпсон». Граф, покраснев, был вынужден признать, что она была права. Потом королева Мария настояла на том, чтобы ей показали, где они спали. Вскоре стало ясно, что спальни короля и Уоллис Симпсон имели смежную комнату, как и спальни мистера Симпсон и его девушки. «Ясно, – сказала королева холодно. – Очень удобно».
Королева Мария была не единственной, кто пытался понять увлечение короля замужней американкой; к этому моменту все лондонское общество, а не только узкий королевский круг, сплетничали. 9 июля 1936 года впервые имя Уоллис было включено без имени мужа в «Придворный циркуляр», данные о королевских приглашениях, в которые входил список гостей, когда король устраивал очередной ужин в Йорк-хаус. «Скандал вокруг Симпсонов растет, – заметил Чипс Ченнон, – и бедная Уоллис, выглядит несчастной. Мир прижимает ее со всех сторон, подхалимы, льстецы и люди со злым умыслом». За все это она получала некоторую компенсацию, Уоллис по-разному описывали как «утопающую» или «заваленную» рубинами и изумрудами.
Две недели спустя Уоллис начала долгий бракоразводный процесс, тем самым прокладывая дорогу для возможного брака с королем. В соответствии с непростыми британскими законами бракоразводного процесса, муж должен оказаться в компрометирующем положении для того, чтобы у жены были основания для развода. После договора с королем Эрнест следовал фиктивной схеме, 21 июля он въехал со своей любовницей Мэри Раффрэй в отель в Беркшире, где частный детектив «фиксировал акт измены», тем самым позволяя Уоллис поручить своему адвокату Теодору Годдарду приступить к процедуре. Во время всего процесса Уоллис настаивала, как она сказала Чипсу Ченнону, что развод был «инициативой Эрнеста и не по ее желанию».
Король был решительно настроен, чтобы дать девушке из Балтимора вкус сладких изысков, славы и восхищения, которые сопровождали жизнь супруги короля. Быть может, это бы развеяло ее сомнения о том, что однажды она станет его женой и королевой.
Вместо того, чтобы провести август в Балморал, традиционном королевском месте для отдыха в Шотландии, он арендовал 1391-тонную яхту Nahlin у миллионерши, леди Йоль. Среди приглашенных были Дафф и Диана Купер, Эмеральд Канард, Герман и Кэтрин Роджерсы, а также помощники короля. Король даже пригласил удивленного Эрнеста Симпсона, возможно, в качестве благодарности за согласие на развод.
Уоллис вскоре почувствовала вкус романтики, царившей на королевском круизе: однажды одетые в традиционные костюмы крестьяне появились на причале, скандируя: «Да здравствует любовь»; в другой раз ее поразили тысячи местных жителей, которые несли факелы вниз по склону горы, озаряя вечернее небо. По мере того, как яхта продвигалась по побережью Далмации к греческим островам и Стамбулу, Герман Роджерс, оператор-любитель, снимал происходящее: как Уоллис и Эдуард плавали в песчаных бухтах, «устрашающую» поездку Уоллис на осле на острове, пикники на свежем воздухе, посещение руин и памятников и даже как голый король переодевался под маленьким полотенцем на пляже. Он прекратил снимать на жизненно важном моменте. Поведение Уоллис поразило скептиков, даже такого критика как Алан Ласеллс, который подумал, что она оказывает хорошее влияние на короля, что у нее хорошие манеры и что она подсказывает ему делать «правильные вещи в правильные моменты».
Напряженность появлялась на поверхности, конюший Эдуарда Джон Эйрд говорил ему в лицо, что он нравился ему как человек, но он «презирал» его как короля из-за его связи с американкой. Эдуард сам погрузился в мрачное настроение после обеда с его кузеном, королем эллинов Георгом и его прекрасной спутницей-англичанкой Розмари Бриттен-Джонс. Когда они уехали, Уоллис невинно спросила, почему они не могли пожениться, если они оба были разведены. Ей объяснили, что не просто правящему монарху жениться на простолюдинке, особенно если она уже была разведена. Вследствие этого король Георг не мог жениться на Розмари Бриттен-Джонс. То, что она была простолюдинкой и ранее состояла в браке, делали их брак невозможным. То же косвенно касалось и ее визави, саму Уоллис.