Он, конечно, связался с мутной компанией. Два года спустя сам Чарльз Бедо был арестован в Северной Африке американскими войсками по прямому приказу генерала Дуайта Эйзенхауэра. В то время Бедо готовился к строительству трубопровода для транспортировки нефти через пустыню Сахару для вишистского французского правительства и нацистов. Он провел два года в заключении в Майами и совершил самоубийство в феврале 1944 года.
Прошло совсем немного времени после того, как немцы попытались заманить герцога в свои сети, и он был вовлечен, по крайней мере вскользь, в другой заговор британцев с целью начать мирные переговоры между Британией и гитлеровской коалицией при посредничестве американцев. Пробные переговоры брали начало из борьбы нового премьер-министра Уинстона Черчилля с министром иностранных дел, лордом Галифаксом. После падения Франции в мае 1940 года и катастрофы в Дюнкерке в следующем месяце, Галифакс выступал в пользу урегулирования путем переговоров с Гитлером. Он контролировал предварительные контакты с нацистами через папского нунция в Берне, а также нейтральные миссии в Португалии и Финляндии. Были надежды, что если Вашингтон организует мирную конференцию, это начнет быстрое военное свертывание с обеих сторон.
Черчилль решительно воспротивился любому компромиссу с нацистами, сказав военному кабинету, что «народ, который продолжал бороться, вновь поднялся, а тем, кто сдался, пришел конец». В любом случае, на основе прошлого поведения Гитлер вряд ли пришел бы к соглашению. Когда коллеги и депутаты послали Черчиллю в июле записку о мирных переговорах, он ответил, что это «опасное» обсуждение было «потворством предателей».
Пока премьер-министр препятствовал Галифаксу, теперь было политически опасно прощупывать почву для мира через представителей нейтральных миссий в Лондоне. Поиски способов урегулирования ушли в подполье и за границу: в Швейцарию и Соединенные Штаты. В обеих странах старшие британские дипломаты – послы Дэвид Келли и лорд Лотиан соответственно – склонялись к переговорам с Гитлером.
Лотиан, высокий последователь «Христианской науки», ездил в Германию в 1935 году и его симпатия к стране была широко известна. Рузвельт, однако, был разъярен его «полным отчаянием» перед лицом германской агрессии. «То, что сейчас нужно Британии – это крепкий грог, который бы придал не только желание спасти человечество, но и веру в то, что они могут это сделать», – сказал он своему бывшему профессору из Гарварда Роджеру Мерриману.
Тем не менее в первые месяцы войны Рузвельт послал эмиссаров в Германию, чтобы оценить настроения и требования руководителей рейха. В феврале 1940 года Самнер Уэллс, заместитель госсекретаря, отправился в Европу на ознакомительную миссию, Джеймсу Муни, европейскому лидеру General Motors, Рузвельт также дал разрешение на неформальные переговоры с нацистскими лидерами на мартовской встрече с Гитлером и Герингом. После катастрофических событий лета, эту перспективу уже не стоило рассматривать, Рузвельт был на стороне твердого ответа Черчилля на нацистскую агрессию, а не на стороне политике умиротворения, проводимой Галифаксом и Чемберленом.
Казалось, что теперь все двери к любым мирным переговорам были закрыты – по прямым указаниям Черчилля. Другие, связанные с Галифаксом политики, еще тешили себя надеждами. Тайно близкий друг Лотиана, сэр Уильям Вайсман, бывшая глава британской разведки в Америке, стал прощупывать почву среди влиятельных американцев. 2 сентября 1940 года он встретился с Джеймсом Муни и признал, что он «искал средства для эффективного шага к мирному урегулированию».
В Муни он нашел неожиданного сторонника. Хотя он был неформальным эмиссаров президента, его репутация говорила, что он был правым фанатиком, который хотел видеть, как Британия падет. Джордж Мессерсмит, посол на Кубе, описал Муни, которого он считал другом, как «опасного и разрушительного», частью ирландской католической группы влиятельных американцев «настолько слепых в своей ненависти к Англии, что они были готовы продать свою собственную страну, чтобы уничтожить Англию».
У бизнесмена, которого наградили орденом немецкого орла в 1938 году, была и другая сторона – он был хорошим другом герцога Виндзорского. Они впервые встретились в 1924 году, когда, будучи принцем Уэльским, Эдуард захотел купить у него два бьюика на заказ, их дружба расцвела на поле для гольфа. В то Рождество Муни планировал присоединиться к герцогу на острове севернее Нассау. Они планировали провести несколько дней на борту яхты Rene, которой владел босс Муни, председатель GM Альфред Слоан, еще один пронацистский бизнесмен и финансовый сторонник антисемитских стражей республики.
На этого человека мирное крыло британского правительства возлагало свое доверие. Во время их первоначальных обсуждений Вайсман подчеркнул, что, чтобы их приняли британцы, любой шаг к миру должен исходить от нацистов. Двое мужчин признали, что только Папа может сделать необходимые публичные высказывания, которые подготовят мировое общественное мнение к мирным переговорам.
Так как у Вайсмана не было контактов в Ватикане, Муни организовал для него встречу с нью-йоркским архиепископом Фрэнсисом Спеллманом. Хоть и встреча ни к чему не привела, Вайсман предложил Муни поехать в Германию через Лондон под предлогом дел компании, чтобы узнать минимальные условия для прекращения войны. Задание было настолько деликатным для Муни, что когда он сообщил Вайсману, что его пригласили сыграть с герцогом в гольф на Рождество, Вайсман посоветовал отказаться, так как немцы могли подумать, что он был слишком пробританским.
Тем не менее 26 сентября 1940 года через несколько недель после первой встречи Вайсмана и Муни, сэр Джозеф Болл, председатель разведывательного центра безопасности, секретного органа, основанного в 1940 году, чтобы следить за работой МИ-5 и МИ-6, обсуждал следующий вопрос: «США сообщают, что Виндзор навязывал Муни сепаратный мир». К сожалению, других подробностей нет. Так как герцог и герцогиня были изолированы на Багамах, трудно увидеть, какой полезный вклад он мог бы сделать, разве что телефонный разговор с Муни, где бы он выразил свое согласие. Конечно, тайные мирные маневры перекликались с его собственным мышлением – он видел себя в роли честного посредника, призывающего дипломатов и политиков прийти к соглашению.
В это время Виндзоры попали под пристальное вниманием ФБР, агент Эдвард Тамм специально был назначен директором Дж. Эдгаром Гувером для доклада об их действиях. В глазах Гувера герцогиня в лучшем случае была предательницей, в худшем – нацистской шпионкой. В своем сентябрьском докладе добросовестный агент Тамм описывал, как британцы предприняли специальные меры предосторожности, чтобы остановить ее от «установления любого канала связи с фон Риббентропом». Отвратительная атмосфера подозрений вокруг них дошла до того, что когда герцогиня отправила свою одежду в химчистку в Нью-Йорк, правая рука Гувера, Клайд Толсон, был проинформирован, что это могло позволить «ужасно пронацистской» герцогине передавать сообщения в одежде. Работа химчистки была приостановлена.
Как прочитал Рузвельт, она, согласно отцу Одо, который рассказал о ее сексуальной деятельности агентам ФБР в Нью-Йорке, наслаждалась страстным романом с бывшим послом в Британии. На Багамах, сообщал агент Тамм, было опасение, что двуличные герцог и герцогиня поддерживали шведского миллионера, бизнесмена Акселя Веннера-Грена, самопровозглашенного эмиссара мира и друга Германа Геринга, который недавно поселился на островах.
Что касалось властей, Веннер-Грен, как и его друг Чарльз Бедо, был слишком богат, независим и тесно связан с нацистским врагом. Совсем недавно в марте того года он последовал за эмиссаром Рузвельта, Самнером Уэллсом, во время его визита в Германию и Италию, бизнесмен погрузился в то, чего он полностью не понимал. Президента это не удивило, с того момента Веннер-Грен был под наблюдением как американцев, так и британцев. Вокруг него было столько подозрений, что его файл в ФБР был самым большим из всех файлов частных лиц в американской истории. Он стал мифической фигурой. Говорили, что именно он был тем посредником, который спрятал нацистское золото в Южной Америке в конце войны, а еще, что они с Джоном Кеннеди делили любовницу, двумя десятилетиями прежде, чем Кеннеди стал президентом.
Британцы, согласно агенту ФБР Тамму, делегировали светскую леди Джейн Уильямс-Тейлор, королеву Багамского общества и жену близорукого канадского банкира, чтобы держать шведа подальше от королевского губернатора. Она не справилась с заданием, герцог и герцогиня с теплотой относились к Веннеру-Грену и его жене Маргерит. Они были умными и начитанными в отличие от местных политиков, коррумпированной группы бизнесменов, которые управляли островом.
Между тем, сэр Уильям Вайсман продолжил свое стремление к миру, надеясь, что после президентских выборов в ноября он сумеет протолкнуть священника на роль миротворца, не дав немцам узнать заранее, что это предложение исходило от британцев. Малейший намек, что Британия была причастна к этому предложению подорвет их позицию на переговорах и покалечит британский боевой дух и престиж.
Что касается Вайсмана, Белый дом должен использовать свою военную и экономическую мощь, чтобы посадить воюющих за стол переговоров, а потом занять такую роль, которая не позволит немцам использовать свое превосходство в Европе, чтобы требовать жесткие условия у Британии. Вайсман считал, что Черчилль решительно отвергнет любое мирное предложение, но втайне будет рад, что его принуждают его принять.
В очередной раз Муни использовал свои связи, чтобы представить Вайсмана юридическому советнику Рузвельта и его бывшему партнеру, Бэсилу О’Коннору, которого спросили, может ли он затронуть этот вопрос в разговоре с президентом. Прогноз был пессимистичным, О’Коннор доложил, что Рузвельт, с разгромом победивший в ноябре на президентских выборах и избранный на третий срок, враждебно отнесся к идее мирных переговоров.