«De bonne famille?»[37]. Вот все, в чем там хотели быть уверены. Дело в том, что это был дом, специализирующийся на женщинах из хороших семей. Привратница сразу же позвонила одному из клиентов.
— У нас тут имеется для вас новая женщина весьма благородного происхождения.
Линду проводили в большой будуар, обставленный мебелью из слоновой кости и с парчовыми занавесками на окнах. Она сняла шляпку и вуаль и остановилась перед огромным зеркалом в золотой раме. Она приводила в порядок волосы, когда дверь открылась.
Вошедший мужчина производил почти гротесковое впечатление. Он был маленьким и крепеньким, по сравнению с телом голова у него была чересчур большой, а лицо напоминало лицо переростка и было слишком маленьким и блеклым для мужчины его возраста и роста. Он торопливо подошел к Линде, помпезно поцеловал в руку и произнес:
— Милая моя, как замечательно, что вы смогли улизнуть от мужа и из дома!
Она уже собиралась было возразить, когда поняла, что сказано это было с умыслом и что он просто разыгрывает комедию. Она сразу же приняла его идею, но внутреннее содрогнулась при мысли о том, что ей предстоит отдаться этому человеку. Она уже начала поглядывать на дверь и подумывать о том, нельзя ли обратиться в бегство. Господин перехватил ее взгляд и поспешил заверить:
— Вам вовсе не нужно бояться. Я признателен вам за то, что вы таким образом подвергли риску свою репутацию и оставили мужа ради того, чтобы встретиться со мной здесь. Многого я от вас не попрошу, я счастлив уже тем, что вы со мной. Мне никогда прежде не доводилось видеть столь красивой и аристократичной женщины. Я нахожу ваши духи, ваше платье и украшения бесподобными. Позвольте мне взглянуть на ваши ножки. Какие, однако, у вас очаровательные и элегантные туфельки, какие стройные щиколотки! Нечасто меня навещают столь прекрасные женщины. С женщинами мне вообще не везет.
Линде казалось, что он делается все больше и больше похожим на ребенка с неловкими движениями и мягкими руками. Когда он закурил, она была уверена, что это его первая в жизни сигарета, с такой робостью он держал ее и с таким любопытством следил за дымом.
— Я не могу оставаться здесь слишком долго, — сказала она и хотела уйти. Она ожидала совершенно не то, что получила.
— Я вас надолго и не задержу. Вы позволите мне взглянуть на ваш носовой платок?
Она передала ему тонко надушенный платок, который он с восторгом обнюхал.
После этого он сказал:
— Я вовсе не собираюсь брать вас, как вы, должно быть, думаете. Мне совершенно не интересно быть с вами, как это делают другие мужчины. Я прошу вас только об одном: потрите этим платком у себя между ног и передайте его мне — это все.
Она поняла, что это гораздо проще того, чего она боялась, и охотно сделала, как он просил. Он наблюдал, как она нагибается, спускает кружевные трусики и неторопливо вытирает платком промежность. Он весь подался вперед и приложил свою руку, но лишь затем, чтобы усилить трение и заставить ее провести платком по промежности еще раз.
Он задрожал всем телом, и его зрачки расширились. Линда почувствовала, что он очень возбужден. Забирая у нее платок, он смотрел на него так, словно то была женщина или драгоценное украшение.
Он был слишком занят своими переживаниями, чтобы говорить. Он отошел к постели, положил платок на покрывало, расстегнул брюки, лег и стал тереться о кусочек материи. Потом сел, обмотал платком член и массировал до тех пор, пока не кончил со стоном наслаждения. Он был в таком экстазе, что совершенно позабыл о Линде. Платок намок от его семени, а сам он растянулся бездыханным телом на покрывале.
Потом она ушла. Идя по одному из коридоров, Линда встретила женщину, впускавшую ее в дом. Она удивилась тому, что Линда уже покидает их.
— Я пригласила к вам нашего самого интеллигентного клиента, — сказала она. — Человек он совершенно безобидный.
Однажды, уже после того эпизода, она сидела в Булонском лесу и смотрела демонстрацию весенней одежды. Она наслаждалась цветами, элегантностью манекенщиц и ароматами, когда обратила внимание на духи того, кто сидел рядом. Она повернула голову. Ее соседом оказался приятный господин лет сорока, хорошо одетый, с гладко зачесанными назад блестящими черными волосами. Уж не от его ли волос исходит этот аромат? Он напомнил ей о поездке в Фес[38] и о красивых арабах, и оказал на Линду будоражащее действие. Она смотрела на мужчину, а тот с улыбкой повернулся к ней. Эта сияющая улыбка обнажила сильные белые зубы, два из которых были меньше и казались кривоватыми, что придавало ему очарование эдакого Гавроша.
Линда сказала:
— Вы пользуетесь духами, которые я узнала в Фесе.
— Совершенно верно, — ответил он. — Я бывал в Фесе. Я купил их на тамошнем рынке. Я схожу с ума по духам. Но с тех пор, как нашел вот эти, никакими другими я не пользуюсь.
— Они пахнут, как благородное дерево, — сказала она. — Именно так и должен пахнуть мужчина. Я всегда мечтала отправиться в одну из стран Южной Америки, где произрастают целые леса благородных деревьев, издающих божественные ароматы. Некогда я была просто влюблена в Patchouli, очень старые духи. Теперь уже никто ими не пользуется. Они ведут свое происхождение из Патчули. А еще мне нравится гулять вдоль доков и принюхиваться к запахам специй из универмагов. А вам?
— И мне тоже. Иногда я иду за женщиной исключительно из-за тех духов, которыми она пользуется.
— У меня было желание остаться в Фесе и выйти замуж за араба.
— Почему же вы этого не сделали?
— Потому что как-то влюбилась в одного араба и навещала его много раз. Он был самым красивым мужчиной, которого я когда-либо встречала. Кожа у него была смуглой, глаза — глубокими и черными и излучали такое сладострастие, что я теряла самообладание. Голосом он обладал сильным, хотя вообще был очень нежным. Если он заговаривал с кем-нибудь даже на улице, то держал руки собеседника в своих да так задушевно, будто дарил свое ласковое прикосновение всему человечеству. Я сильно его любила, но…
— Что же произошло?
— Однажды, когда было очень жарко, он сидел в саду, пил мятный чай и снял свой тюрбан. Голова у него оказалась обрита, что является арабской традицией: они все должны быть гладко выбриты. С моей влюбленностью было покончено.
Незнакомец рассмеялся.
Они встали и ушли точно в одно и то же время. Аромат, исходивший от волос незнакомца, оказал на Линду такое же воздействие, как бокал вина. Ноги перестали ее слушаться, а сознание помутилось. Груди ее поднимались и опускались в такт глубокому дыханию. Незнакомец наблюдал за движениями ее грудей так, словно стоял на берегу огромного океана.
На опушке леса он остановился.
— Я живу вот там, — сказал он и указал тростью на квартиру со множеством балконов. — Вы не откажетесь зайти ко мне выпить аперитива на террасе?
Она с благодарностью согласилась. Ей казалось, что если она перестанет ощущать этот аромат, околдовавший ее, то задохнется.
Они сидели на террасе и пили аперитив. Линда утомленно откинулась на спинку кресла, а незнакомец все смотрел на ее груди. Потом он закрыл глаза. Никто не двигался, оба сидели и мечтали.
Незнакомец шевельнулся первым. Когда он поцеловал ее, Линда ощутила себя перенесенной в Фес, в сад того высокого араба. Она вспомнила, что чувствовала в тот день, как ей хотелось замотаться в его белое одеяние, и свое опьянение от его низкого голоса и горящего взора. Улыбка незнакомца была такой же лучистой, как у араба. Он и был арабом, арабом с густыми черными волосами и ароматом города Феса. Сейчас ее любили двое мужчин. Она продолжала держать глаза закрытыми. Араб раздевал ее и трогал сладострастными руками. Волны аромата размягчали ее тело, открывали его и заставляли уступать. Нервы Линды были напряжены, восприимчивы и готовы к климаксу.
Она полуоткрыла глаза и увидела его сверкающие зубы, которые вот-вот укусят ее. Потом до нее дотронулся его член и проник в нее. Он был словно электрическим и каждым своим движением посылал через ее тело толчки.
Он раздвинул ей ноги так, как будто хотел их сломать. Его волосы упали ей на лицо, и их аромат чуть не заставил ее кончить. Она закричала, что он должен двигаться быстрее, чтобы они кончили одновременно. Кончая, он издал тигриный рык, раскатистый крик радости, вобравший в себя такой экстаз и такое дикое наслаждение, что ничего подобного она никогда прежде не слышала. Именно таким она и предполагала услышать крик араба, звук, словно рожденный в джунглях, где зверь настиг свою жертву и рычит от радости. Она открыла глаза и увидела, что ее лицо покрыто его волосами и стала их сосать.
Их тела слились. Трусики Линды были сорваны с такой поспешностью, что остались на щиколотках, и нога мужчины каким-то образом тоже угодила в них. Они увидели, что их ноги связаны кусочком черного шифона, и рассмеялись.
Она приходила к нему впоследствии еще много раз. Ее желание начиналось задолго до того, как они встречались, когда она переодевалась. В любое время дня она странным образом замечала его аромат и странное воздействие последнего. Несколько раз, переходя улицу, она вспоминала этот запах с такой отчетливостью, что возбуждение между ног заставляло ее останавливаться, беззащитную и открытую. Часть его аромата продолжала витать вокруг ее тела и мешала ей ночью, когда она спала одна. Никогда прежде она не возбуждалась так просто. Ей всегда требовалось некоторое время и ласки, однако с арабом, вызывая мысленно его образ, она была возбуждена постоянно, возбуждена настолько, что была готова задолго до того, как он до нее дотрагивался, и боялась кончить от первого же прикосновения.
Однажды это произошло. Еще только войдя в квартиру, она уже сочилась влагой, а срамные губки ее были настолько тверды, словно ее перед этим долго ласкали. Соски ее торчали вперед, а все тело дрожало. Целуя Линду, араб почувствовал ее возбуждение и просунул руку к самому лону. Чувство, охватившее ее, было настолько сильным, что она кончила.