– Немного, – быстро сказала она, – совсем немного. Фунт-другой, не больше. Нет, больше у него не было. Он даже не мог оплатить счета – за электричество, за квартиру. Все это оплатили потом, когда он исчез. Оплатил его друг, а не он сам. За все заплатил его друг.
– Ну конечно, – сказал очень мягко Карден, – за все заплатил его друг. Специально пришел и заплатил по счетам. Старинный друг, из тех, верно, с кем он дружил до переезда в Бэйсуотер. А вы, Элизабет, когда-нибудь видели этого друга?
Лиз покачала головой.
– Понятно. А какие еще счета оплатил этот друг, не знаешь?
– Нет.., не знаю.
– А почему ты запнулась?
– Говорю вам, не знаю, – сердито сказала Лиз.
– Но ты запнулась, – пояснил Карден. – По-моему, ты что-то хотела сказать, но потом передумала.
– Нет.
– Лимас когда-нибудь рассказывал тебе об этом друге? У которого много денег и который знает его адрес?
– Он вообще никогда не упоминал ни о каких друзьях. Я думала, что у него нет друзей.
– Понятно.
В зале установилась зловещая тишина, особенно зловещая для самой Лиз, потому что она, подобно слепому ребенку, была как бы отрезана от окружающего мира; они могли оценить ее ответы по какой-то лишь им одним известной мерке, а страшная тишина никак не давала ей понять, что именно они выяснили.
– Сколько ты зарабатываешь, Элизабет?
– Шесть фунтов в неделю.
– У тебя есть сбережения?
– Немного. Несколько фунтов.
– А сколько ты платишь за квартиру?
– Пятьдесят шиллингов в неделю.
– Довольно солидно, не так ли? А ты аккуратно платишь за квартиру?
Она беспомощно покачала головой.
– А почему? – продолжал Карден. – Не хватает денег?
– Я получила договор об аренде, – прошептала она. – Кто-то оплатил аренду и прислал мне договор.
– Кто же?
– Не знаю. – Слезы катились у нее по лицу. – Не знаю… Пожалуйста, не спрашивайте меня больше. Я не знаю, кто это был… Шесть недель назад мне прислали договор из банка в Сити.., какой-то благотворительный фонд.., тысячу фунтов… Клянусь, я не знаю, кто это сделал… Взнос из благотворительного общества, сказали мне. Вам же все известно.., скажите мне, кто…
Закрыв лицо руками, она заплакала, стоя спиной к залу и сотрясаясь от рыданий. Никто не шелохнулся. Наконец она опустила руки, но продолжала глядеть вниз.
– А почему ты сама с этим не разобралась? – спросил Карден. – Или тебе часто дарят по тысяче фунтов?
Лиз ничего не ответила.
– Ты не стала разбираться потому, что кое-что предположила. Верно? Снова закрыв лицо руками, она кивнула. – Ты решила, что деньги пришли от Лимаса или от его друга. Так?
– Да, – с трудом ответила она. – Я слышала, что бакалейщик тоже получил какие-то деньги, кучу денег откуда-то вскоре после суда. Об этом много судачили на улице, и я подумала, что это, наверное, друг Алека…
– Чрезвычайно странно, – сказал Карден, как бы самому себе. – Чрезвычайно… Скажи, Элизабет, а после того как Алек попал в тюрьму, с тобой никто не пытался увидеться?
– Нет, – соврала она. Теперь она понимала совершенно отчетливо, что они пытаются узнать об Алеке что-то скверное, что-то связанное с деньгами или его друзьями, что-то связанное с бакалейщиком.
– Ты уверена? – удивленно спросил Карден, и его брови поднялись над золотой оправой.
– Уверена.
– Но твой сосед, Элизабет, – терпеливо продолжал спрашивать Карден, – уверяет, что к тебе приходили мужчины, двое мужчин, вскоре после того, как Лимаса приговорили к тюремному заключению. Или это были просто любовники? Случайные любовники, вроде Лимаса, которые давали тебе деньги?
– Алек не был случайным любовником! – закричала Лиз. – Как вы можете…
– Но он давал тебе деньги. Эти двое тоже?
– О Господи, – всхлипнула она, – не спрашивайте…
– Кто это был?
Лиз не ответила, и тогда Карден вдруг закричал впервые за все время:
– Кто?!
– Не знаю. Они приехали на машине. Друзья Алека.
– Опять друзья Алека? Чего они хотели?
– Не знаю. Они все время спрашивали меня о том, что мне рассказывал Алек. Они сказали мне чтобы я разыскала их, если…
– Как? Как разыскала? Каким образом?
Наконец она сказала:
– Он живет в Челси… Его зовут Смайли… Джордж Смайли… Я должна была позвонить ему.
– И ты позвонила?
– Нет!
Карден захлопнул свое досье. Смертельная тишина воцарилась в зале. Указав пальцем на Лимаса, Карден заговорил совершенно бесстрастно, отчего его слова казались еще страшнее:
– Смайли хотел выяснить, не слишком ли много разболтал ей Лимас. Лимас сделал то, чего никак не могла ожидать от него британская разведслужба: он завел себе девицу и выплакался у нее не груди.
Карден негромко засмеялся, словно все это было лишь милой шуткой.
– Точно так же, как Карл Римек. Лимас совершил ту же ошибку.
– Лимас когда-нибудь рассказывал о себе? – продолжил допрос Карден.
– Нет.
– И ты ничего не знаешь о его прошлом?
– Нет. Я знаю, что он чем-то занимался в Берлине. Какое-то правительственное задание.
– Значит, он все-таки кое-что рассказывал? Он говорил тебе, что был женат?
После долгого молчания Лиз кивнула.
– А почему ты не повидалась с ним, когда он попал в тюрьму? Ты ведь могла навестить его.
– Я думала, что ему этого не хочется.
– Понятно. А ты писала ему?
– Нет. Да, один раз.., просто, чтобы сказать ему, что я буду его ждать. Я не думала, что он придаст этому какое-то значение.
– А ты не думала, что он тоже этого хочет?
– Нет.
– А когда его выпустили, ты не пыталась встретиться с ним?
– Нет.
– Он должен был куда-то поехать? Его ждала какая-нибудь работа или друзья?
– Не знаю.., не знаю…
– Значит, у вас все было кончено? – спросил Карден с ухмылкой. – Ты завела себе другого любовника?
– Нет! Я ждала его.., я всегда буду ждать его. – Она замолчала, а потом уточнила:
– Я просто хочу, чтобы он вернулся.
– Тогда почему ты не написала ему? Почему не попыталась найти его?
– Он запретил мне это. Он.., он заставил меня поклясться, что я.., никогда не буду искать его…
– Значит, он собирался попасть в тюрьму? – торжествующе спросил Карден.
– Нет. Не знаю. Я не могу говорить то, чего не знаю.
– А в тот последний вечер, – голос Кардена звучал теперь резко и грубо, – в тот вечер перед дракой он заставил тебя повторить эту клятву? Да?
Совершенно обессилев, она кивнула с жалобным выражением капитуляции на лице.
– Да.
– И вы простились?
– Да, мы простились.
– После ужина, разумеется. Было уже довольно поздно. Или ты провела с ним всю ночь?
– Я ушла после ужина. Пошла домой, но не сразу. Сперва бродила, сама не знаю где. Просто бродила по улицам.
– А как он объяснил ваш разрыв?
– Он не рвал со мной, – сказала она. – Нет, не рвал. Просто он сказал, что ему нужно кое-что сделать, отплатить кому-то, чего бы это ни стоило, а потом, когда все будет позади, он вернется и, если я еще буду ждать…
– И ты, конечно, сказала, – насмешливо предположил Карден, – что всегда будешь ждать его? Верно? Уверен, что так. Что ты его никогда не разлюбишь. Так?
– Да, – просто ответила Лиз.
– И он сказал, что пришлет тебе деньги?
– Он сказал.., сказал, что все не так страшно, как кажется. Что я.., что обо мне позаботятся.
– И поэтому ты не стала разбираться, когда какой-то благотворительный фонд ни с того ни с сего уплатил за тебя тысячу фунтов?
– Да! Именно поэтому. Вы теперь все знаете. Вы знали все с самого начала. Если вы и так все знали, для чего вы посылали за мной?
Карден невозмутимо дождался, пока она перестанет всхлипывать.
– Вот, – сказал он, обращаясь к трибуналу, – вот вам свидетельство защиты. Мне только очень жаль, что девица, у которой чувства подменяют разум, а честность сведена на нет крупной суммой денег, была признана нашими британскими товарищами достойной вести партийную работу.
Поглядев на Лимаса, а затем на Фидлера, он грубо бросил:
– Она просто идиотка. Но тем не менее очень хорошо, что она подвернулась Лимасу. Уже не в первый раз реваншистский план наших врагов рушится из-за извращенности его создателей.
Он коротко и рассчитанно поклонился трибуналу и сел на место.
Они там в Лондоне, должно быть, совсем рехнулись. Он же говорил им, чтобы ее оставили в покое. А теперь стало ясно, что с того самого момента, когда он исчез из Англии, даже еще раньше – с того момента, как он угодил в тюрьму, какой-то паршивый идиот взялся за дело – платил по счетам, ублажал бакалейщика, домовладельца, а главное, Лиз. Какой бред! Какое безумие! Чего они хотели? Убить Фидлера? Убить своего агента? Провалить собственную операцию? Неужели все это сделал Смайли? Неужели из-за уколов своей паршивой совести? Теперь ему оставалось только одно – взять все на себя и попытаться спасти Лиз и Фидлера.
Но как, черт побери, им все это стало известно? Он был уверен, что избавился от «хвоста», когда направлялся после обеда с Эшем к дому Смайли. А деньги? Откуда им известна байка о том, что он якобы украл в Цирке деньги? Эта байка была исключительно для внутреннего пользования… Откуда же они узнали про нее? Откуда, черт побери?
Озадаченный, сердитый и крайне пристыженный, он медленно пошел между рядами, машинально переступая одеревеневшими ногами, точно человек, идущий на эшафот.
Глава 23. Признание
– Ладно, Карден.
Лицо его было белым и неподвижным, словно изваянным из камня, голова чуть откинута назад и вбок, точно он прислушивался к какому-то отдаленному звуку. В нем ощущался некий пугающий покой – не поражения, а самоконтроля, и все тело, казалось, держалось железной рукой его воли.
– Ладно, Карден. Пусть ее уведут.
Лиз смотрела на него, лицо ее было сморщенным и некрасивым, темные глаза были полны слез.
– Нет, Алек.., нет, – сказала она. Для нее словно не было больше никого в зале, только Лимас, высокий и стройный, как воин.