И Маслов, и Андропов остались довольны друг другом. Генерал — потому, что сумел настоять на своем, отсрочив решение «песочных проблем» и вместе с ними разработку сына Генсека. Председатель — потому, что, как ему казалось, расширил круг своей личной агентуры в руководстве центрального аппарата КГБ, завербовав еще одного сотрудника. Скоро, очень скоро такие генералы могут понадобиться в решающей схватке за главенство в партии и государстве…
Уже взявшись за ручку двери, генерал обернулся:
— Прошу прощения, Юрий Владимирович, — Маслов не мог упустить такой шанс, — в Центральном аппарате циркулирует масса диаметрально противоположных версий о самоубийстве вашего первого зама…
Андропов с готовностью отреагировал:
— Поговори на эту тему с моим бывшим оруженосцем, да-да, с начальником Первого главка (внешняя разведка) Крючковым, он сейчас дожидается в приемной…
«Оруженосец» охотно изложил то, что, по его мнению, произошло с Цвигуном на самом деле.
Во время плановой диспансеризации руководящего состава КГБ СССР врачи обнаружили у Цвигуна злокачественную опухоль в правом легком. На его удачу, она была еще операбельной.
Ведущий хирург высших сановных клиник Марк Перельман провел блестящую операцию, удалив пораженную раком часть больного органа. Казалось, все обошлось, как вдруг по прошествии нескольких лет Цвигуна начали мучить кошмарные головные боли, у него стала развиваться глубочайшая парамнезия — нарушение памяти, временами он терял ориентацию в пространстве и времени. Все чаще он оказывался прикованным к постели в специализированных кремлевских клиниках. Каждый раз по выходе из лазарета Цвигун устремлялся на Лубянку в свой кабинет.
Однако там он запирался и ничего не делал, пребывая в глубочайшей депрессии.
Болезненное состояние усугублялось тем, что некогда лощеный и самодовольный генерал, окруженный свитой подхалимов, вдруг оказался в полном одиночестве: никто не хотел признавать в нем еще недавно могущественного свояка Генерального секретаря…
— За две недели до его кончины, — невозмутимо продолжал «оруженосец», — у меня был с ним короткий разговор по телефону, по ходу которого этот конвойный пес Юрия Владимировича уже путал свое имя и отчество!
Без устали Крючков смаковал подробности, найдя в лице Маслова заинтересованного слушателя.
— 19 января Семен Кузьмич почувствовал себя настолько хорошо, что вызвал машину для поездки на дачу. Со слов водителя, по совместительству выполнявшего роль телохранителя, в отличие от прежних дней Цвигун вел спокойный, вполне осмысленный разговор… Прогуливаясь на даче по дорожке, вдруг проявил интерес к личному оружию охранника. Поинтересовался, пользуется ли он им и в каком состоянии содержится пистолет, потому что по уставу, мол, оружие всегда должно быть в полной готовности, а затем попросил показать его. Подержал пистолет на ладони, словно взвешивая, и неожиданно положил его в карман.
Телохранитель удивился, но ничего не сказал.
Повалил снег, и охранник принялся очищать дорожку.
Цвигун спросил, куда она ведет.
— А никуда, упирается в забор…
— Вот и хорошо, что никуда, — сказал генерал и, приблизившись к насыпанной охранником куче снега, вынул «Макаров» и выстрелил себе в висок.
«Оруженосец» вынул из портфеля лист бумаги и подал его Маслову.
«Усово, дача 43, «Скорая помощь». 19 января 1982 года. 16.55. Пациент лежит лицом вниз, около головы обледенелая лужа крови. Больной перевернут на спину, зрачки широкие, реакции на свет нет, пульсации нет, самостоятельное дыхание отсутствует. В области правого виска огнестрельная рана с гематомой, кровотечения из раны нет. Выраженный цианоз лица.
Реанимация, непрямой массаж сердца, интубация. В 17.00 прибыла реанимационная бригада. Мероприятия 20 минут не дали эффекта, прекращены. Констатирована смерть.
В 16.15 пациент, гуляя по территории дачи с шофером, выстрелил себе в висок из пистолета «Макаров». Подписи пяти врачей».
Молча Маслов вернул документ улыбающемуся Крючкову.
«Черт побери, какой-то сеанс садомазохизма! Это ж как надо ненавидеть Цвигуна, чтоб таскать в портфеле заключение о его смерти!»
— Вы, конечно, Леонид Иосифович, обратили внимание, что Генеральный не подписал некролог, — как ни в чем не бывало продолжал «оруженосец». — Что бы там ни говорили, а сделал он это по одной лишь причине: Леонид Ильич суеверно боится самоубийц!..
Не попрощавшись, Маслов покинул приемную.
Глава 7ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД
После инцидента с морскими пехотинцами Маслов стал встречаться с Самураем на конспиративной квартире: береженого бог бережет. На первой же явке генерал разыграл психологический этюд, преследовавший две основные цели.
Во-первых, надо было заставить агента в будущем вести себя благоразумнее — не всякий же раз при его встрече с американцами рядом окажется генерал КГБ!
Во-вторых, надо было создать мощную моральную мотивацию, которая бы помогла держать агента в состоянии перманентной психологической зависимости от своего «оператора». Зависимость, подобную той, что возникает между ведущим и ведомым.
…Мозговую атаку Маслов повел с первой минуты встречи.
После взаимных приветствий генерал, выдержав многозначительную паузу, вынул из портфеля и подал Самураю пресс-бюллетень госдепа (министерство иностранных дел) США, где в рубрике «Происшествия» была опубликована заметка о трагическом инциденте в баре гостиницы «Интурист». Она заканчивалась словами:
«Начальник управления информации МИД СССР заверил посла Соединенных Штатов в Москве, сэра Мэтлока, что злоумышленник, нанесший тяжелые увечья двум нашим морским пехотинцам, непременно окажется в руках правосудия, так как на его поимку мобилизованы лучшие сыщики московской полиции. Телевидение ежедневно демонстрирует фотографию нападавшего, ее копии розданы мобильным полицейским Москвы. За поимку злодея нашим послом назначено вознаграждение в 10 000 долларов».
Прочитав заметку, Курусу беззаботно рассмеялся:
— Леонид-сан, вы же свидетель тому, что у меня не было времени подарить свою фотографию американцам… То, что здесь написано, — блеф!
Маслов, блестящий актер по жизни, с напускной озабоченностью сдвинул брови, всем своим видом показывая, что не разделяет оптимизма собеседника.
— Для такого серьезного человека, как вы, Курусу-сан, ваше замечание звучит по крайней мере легкомысленно… Милиция опросила весь обслуживающий персонал гостиницы и на основании полученных данных составила ваш фотопортрет, или фоторобот. Вот, полюбуйтесь! — С этими словами генерал подчеркнуто небрежно бросил на стол фотографию.
Улыбка моментально исчезла с лица японца.
— Но это же действительно я, это мой портрет! Абсолютное сходство! Для того чтобы создать его, милиции, похоже, пришлось опросить десятки людей… Я и представить себе не мог, что, пока я шел в бар, меня наблюдало столько людей…
— Да, вынужден констатировать: в вашем случае органы правопорядка оказались на высоте… Бутерброд всегда падает икрой на пол, что поделаешь…
К тому, что изложено в заметке, могу добавить, что ваше фото вывешено на специальных стендах милиции и роздано всему обслуживающему персоналу всех гостиниц Москвы… Потому-то я и назначил встречу здесь, а не в баре или ресторане, как мы договаривались вначале…
Вас ищут, Курусу-сан, и вам надо проявлять предельную осторожность! Согласитесь, десять тысяч долларов — сумма, которая может впечатлить любого милиционера и швейцара… При встрече они имеют законное право арестовать вас! — на едином дыхании продекламировал Маслов, внимательно наблюдая за агентом.
Ларчик открывался просто. Штатный художник оперативно-технического управления Комитета карандашом сделал рисунок с фотоснимков, которыми генерала в свое время снабдили сотрудники службы наружного наблюдения, отслеживавшие контакты японца при посещении им валютно-бриллиантовой «биржи» в Столешниковом переулке.
Рисунок сфотографировали, и он превратился в фоторобот. Что касается пресс-бюллетеня, издаваемого госдепом, то он тоже был продуктом оперативно-технического управления.
Самурай беспокойно заерзал на стуле.
— Что же мне делать, Леонид-сан? Я по долгу службы должен посещать публичные места, выставки, презентации… Там ведь всегда дежурят милиционеры… Вы представляете, что будет, если меня арестуют на глазах посла! Мне же конец!
«Да, дружок, тебе конец… если откажешься дружить со мной!» — усмехнулся про себя Маслов.
— Вообще-то есть один вариант… — Это было произнесено так неопределенно, что Курусу, потеряв над собой контроль, почти закричал:
— Вы уверены, Леонид-сан, что он есть?! Что я должен для этого сделать?!
«Вот это уже слова не мальчика, но… Самурая!» — мысленно похвалил японца генерал.
— Сделать сначала должен я! Вы же будете действовать потом…
Не понимая скрытого в подтексте смысла, агент покорно произнес:
— Я готов, Леонид-сан…
— На все?
— На все!
— Что ж, ловлю вас на слове, Курусу-сан… Значит, так! — приободрился Маслов. — В ближайшие два дня я попросил бы вас не появляться в общественных местах, если это не будет вызвано крайней служебной необходимостью… По городу постарайтесь передвигаться только в автомашине с дипломатическими номерами. За это время, надеюсь, руководство столичной милиции успеет отдать распоряжение своим сотрудникам о прекращении розыска…
— Два дня? А хватит? Ну, а потом? — В глазах-щелочках мелькнул лучик надежды.
— Мне хватит одного… звонка начальнику городской милиции! Я просто скажу ему, что вы уже арестованы нами и находитесь в Лефортовской тюрьме… Только в этом случае поиски злоумышленника, изувечившего двух американских солдат, могут быть прекращены на законном основании… Ну, а что касается вашего последнего вопроса, — генерал стал не спеша заколачивать последний гвоздь в распятие, — то я скажу, что делать потом!