Она приподняла голову и проговорила запинаясь:
— Христ… Э-э… Уй, черт…
Затем она закрыла глаза и стала тереть их кулаками. Наконец, с трудом приподнявшись, удивленно спросила:
— Что это? Ты кто такая?
— Тот же вопрос я хотела бы задать тебе! — заорала я.
Мой крик вернул ей способность соображать.
— Я — невеста Христа! — Девица стала бесцеремонно всей пятерней скрести свой заросший густыми волосами лобок.
— А я хозяйка этой квартиры и… жена Христа! — неожиданно для самой себя выпалила я. — Ты как здесь оказалась?!
— А-а, так это мы тебе обязаны своей болезнью…
В голосе незнакомки послышался вызов, но я сумела сдержать себя, чтобы прояснить ситуацию до конца.
— Рассказывай все без утайки, — сказала я примирительно и присела на край кровати. — Все, слышишь! Когда и где ты познакомилась с моим мужем, сколько раз спала в этой постели, что он тебе обещал, что говорил обо мне, где он сейчас, что за болезнь, в конце концов… Говори!!
Она потянулась и, взяв с прикроватной тумбочки сигарету, закурила. Даже рискуя разбудить в себе чудовище ревности, я не могла не признать, что она была необычайно красива. Ее нельзя было назвать падшей, ибо едва ли ей хоть раз в жизни случалось подняться. Она была дикарка. Она знала, что солнце всходит на востоке, а садится на западе, что огонь горячий, а лед холодный, но она не знала, что неприлично курить, лежа в чужой постели…
— Я одно тебе скажу, — выпустив огромное кольцо дыма, сказала прекрасная одалиска, — Христос снял для меня эту квартиру на время, пока мы с ним не вылечимся от сифилиса, которым… если ты его жена, ты нас и наградила! Поняла, стерва?!
И она разрыдалась совсем как человек, который вдруг с ужасом замечает, что, сам того не желая, начинает говорить правду.
После этого мы, две обманутые женщины («Только ли две?!» — пришло мне в голову), просидели молча долгую минуту, думая о правде жизни. Не знаю, которая из нас двоих была в ту минуту более безутешна и кого надо было утешать. Одалиска продолжала плакать навзрыд.
Стиснув зубы, я спросила:
— Когда выяснилось, что ты больна?
— Неделю назад… Врач обнаружил у меня твердый шанкр на верхней губе… Христос ведь любит оральный секс… Доктор предложил поместить меня в кожно-венерический диспансер, но Христос заплатил ему деньги, и он нас лечит подпольно…
Я сразу все поняла. И происхождение сыпи у себя на груди, и возникшие два дня назад проблемы с горлом…
— Хочешь выпить? — спросила я дикарку.
— Неплохо бы… После вчерашнего голова свинцом налита…
— А где Христос?
— Он утром улетел в Тбилиси к родителям за деньгами для врача… Завтра к вечеру вернется…
Мы молча выпили коньяка и разом закурили.
— В общем так, девочка! Сейчас ты допьешь коньяк и убирайся к ешкиной матери отсюда! Ясно?! Мне надо побыть одной…
Христос, любовь моя! Ослепленная твоей красотой, как ярким светом прожектора в ночи, я сохраню тебя в моей, возносящейся к небесам душе, как Ночного Человека, ибо фонарь любви, высветив тебя во мраке бытия, дал мне такой обманчивый образ, который при дневном свете распознать оказалось невозможно…
Христос! Твое пришествие, явление в мою жизнь — это последние цветы, дарованные мне судьбой. Жаль, что они оказались ядовитыми…
…Валентину спасли соседи с нижнего этажа. Забыв закрутить кран в ванной, она устроила настоящий потоп. Люди, ворвавшиеся в квартиру, нашли подле нее пустые упаковки люминала и вызвали «Скорую». Впоследствии установили, что она проглотила 132 (!) таблетки снотворного.
Христос, оказавшийся Христофором Суреновичем Бабаджяном, 1960 года рождения, уроженцем города Тбилиси, без определенного места жительства, отчисленный со 2-го курса ВГИКа за систематические дебоши и развратные действия в отношении преподавательниц института, был задержан на квартире Валентины в тот же вечер по возвращении из Тбилиси.
Районной прокуратурой ему было предъявлено обвинение в доведении до самоубийства путем сознательного заражения партнерши венерической болезнью.
В ходе следствия выяснилось, что Бабаджян страдает хронической формой сифилиса, а инфицирование пострадавшей, непосредственным исполнителем которого он являлся, произведено им сознательно из корыстных побуждений — за это он получил 3 тысячи рублей от Бориса Буряце. Когда Буряце был приглашен в прокуратуру на допрос в качестве свидетеля, вдело вмешалась Галина Брежнева, и его оставили в покое.
Причинно-следственная связь между угрозой Галины Леонидовны отомстить Валентине и знакомством с нею Бабаджяна была доказана и подтверждалась показаниями обвиняемого, потерпевшей и многочисленных свидетелей, но отражать это в обвинительном заключении прокуратура не нашла нужным, сочтя все малозначительным нюансом из частной жизни. А частная жизнь, как известно, — неприкосновенна. Особенно, если речь идет о дочери лидера страны.
Суд обязал потерпевшую пройти курс стационарного лечения, после чего трудоустроиться. В противном случае ее лишали прав на жилплощадь и выписывали из Москвы по прежнему месту жительства, в город Майкоп.
По выходе из больницы Валентина начала искать пути выезда за границу на постоянное жительство…
Глава 12АФРИКАНСКИЙ ВАРИАНТ КАМАСУТРЫ
По окончании принудительного курса лечения в кожно-венерическом диспансере Валентина вернулась в ставшую после смерти академика ее собственной квартиру в высотке на площади Восстания. Едва переступив порог, она первым делом забралась на антресоли и достала пыльную сумку с письмами от Мальвины. Писем было много — подругу одолевала ностальгия.
С жадностью, будто боясь, что желание заочно общаться с подругой исчезнет, Валентина рассыпала письма по столу и стала читать. Она читала их все, все — одно за другим, с неутолимой жаждой, будто только что вынула из почтового ящика.
Конверты, длинные и красивые, с множеством марок, хрустящая гербовая бумага, разноцветные фотографии — все влекло таинственным ароматом нездешней жизни. Париж! Там не пахнет карболкой больничных палат, там нет откровенных насмешек надсмотрщиц-медсестер, норовящих превратить твое тело в решето — десяток уколов каждый день, — там нет домогательств молодых врачей-практикантов, которые видят в тебе не попавшего в беду человека, а доступную их вожделениям плоть пациента. Там все — по-другому!
Закончив чтение, она уронила руки на колени и неподвижным взглядом уставилась на разбросанные вокруг листки. Что толку заниматься самоистязанием?!
Внутри нарастало смутное негодование. Негодование против всех и вся. Против живых и мертвых.
Она злилась на своего покойного мужа — слишком рано ушел, оставив ее без средств к существованию.
На своих погибших в автокатастрофе родителей — сделали сиротой в тринадцать лет.
На Видова — не поверил в ее любовь и преданность.
На Христоса — предал, заразил, надругался.
На Мальвину — обманула, тайком подготовив бегство во Францию.
На жизнь — бьет наотмашь!
В ярости порвала письма и фото, подошла к зеркалу, увидела себя осунувшуюся и совсем чужую. Расплакалась навзрыд. Будто вспомнив что-то, бросилась в ванную, ополоснула лицо ледяной водой и вновь уставилась на свое отражение в зеркале.
«Надо уезжать! Надо немедленно бежать отсюда! Надо бросить все и мчаться куда глаза глядят, только бы подальше от этого дерьма! Но куда и как?! Стоп! А Поль зачем? Не закончились же на Жане иностранцы-холостяки! Да, действовать нужно быстро и решительно, не откладывая отъезд ни на один день, иначе эта блядская жизнь засосет по пояс, по горло… Но сначала надо выбросить из головы Видова, Христоса. Воспоминания о них — помеха!»
Снова на память пришла Мальвина и гомик Жан.
Валентина с настырностью сироты взялась за дело, применив весь свой талант обольстительницы и начав постигать африканскую разновидность секс-трактата Камасутра.
Негры из Заира, Танзании, Уганды теперь дневали и ночевали в ее квартире. Черная карусель! Все, как один, — помощники военных атташе своих стран. На большее их фантазии не хватало. Это значило, что все они, как и Поль, — шоферюги! Но… На безрыбье и сам раком станешь. И становилась. Чему удивляться? Три месяца заточения в кожно-венерическом диспансере сделали свое дело.
Валентина, молодая женщина с развитым, требующим постоянного утоления половым чувством, покинула стационар бунтующей нимфоманкой с непреходящим зудом между ног, опасным, как граната с выдернутой чекой. Плотские желания скользили по ее телу, как огонек по бикфордову шнуру, а чувство сексуальной неудовлетворенности заставляло быть неразборчивой в выборе партнеров — негры так негры! Кроме того, пребывание в КВД — заведении для отвергнутых — породило в ней своеобразный комплекс неполноценности.
Ей срочно требовалось ощутить уверенность в себе, в привлекательности своего тела. Бесшабашный флирт и повышенная половая активность должны были снять «постдиспансерную» депрессию и болезненное ощущение своей ущербности. Если раньше она продавала свое тело в розницу, то негры стали оптовыми покупателями. В ее сексуальной жизни наступил «черный» период…
Самобичевание и бегство от самой себя в страну плотских наслаждений и мужских ласк длилось недолго.
Сначала каждая роскошная ночь, проведенная с еще одним африканцем, вдохновляла на новые подвиги, дразнила фантазию, сулила обернуться захватывающим романом, который по логике должен был завершиться супружеством, но всякий раз монетка, мгновенно прокрутившись на ребре, со звоном падала решкой вверх: что-то обязательно не складывалось!
Еще через некоторое время выяснилось, что Поль — дорога, ведущая в никуда. Один африканец открыл Валентине тайну, что Поль не сват — сутенер, который, паразитируя на ее желании выехать за рубеж, торгует ею, получая со своих соплеменников огромные комиссионные за сдачу в аренду ее женских прелестей. Валентина, не раздумывая, тут же порвала со всей этой черной братией.