Кончилось, однако, все трагически. Похоже, русская контрразведка приняла араба за связника какой-то спецслужбы. Ну, ты понимаешь, традиционная русская подозрительность ко всем иностранцам. Тем более, к таким богатеям, как Крашоги. А может, «топтунам» просто надоело это туалетное шоу, как знать…
Вообще-то я разделяю чувства, которые испытывали ребята из КГБ, следившие за ним. Ну, представь: входит в московскую уборную иностранец, о котором известно, что он, не торгуясь, может купить с потрохами такую страну, как Лихтенштейн, останавливается в центре зала и с видимым наслаждением начинает вдыхать специфические запахи. Нис кем не пытается войти в контакт, ни с кем не заговаривает, ничем не интересуется. А что, если у него там запланирована явка с русской агентессой и он дожидается ее появления?!.
Короче, не имея правовой базы, чтобьь привлечь извращенца к административной или к уголовной ответственности, московские власти попросту натравили на него русских проституток… Те наподдали ему так, что сломали нос, лишив основного орудия бесконтактного секса, а заодно и последнего удовольствия в жизни…
Полгода он лечился в одной швейцарской клинике. Вылечился! Теперь вот опять обрел боевую форму, а тут как раз открылась эта дискотека…
— Винсент, ты так спокойно рассказываешь об этом! — воскликнула Мальвина. — Но это же настоящий клинический случай! Твой Абдурахман — психбольной, у него же сексуальные отклонения на одорологической почве… Он — что-то вроде некрофила! Я не могу больше здесь находиться… А если он подойдет сюда, чтобы обнюхать меня, как это делает кобель с сукой, да, не дай бог, я ему понравлюсь, что тогда?! Я же этого не потерплю, я прибью этого маньяка на месте! Уходим немедленно отсюда! Я сыта по горло всей этой мерзостью!!»
Мальвина решительно направилась к выходу…
Чтобы как-то успокоить и задобрить красавицу спутницу, Винсент пригласил ее поужинать в ресторан старинного отеля «Ла Бристоль», где он, с его слов, остановился.
У входа в гостиницу их встретил расшитый золотом портье и проводил через весь зал, украшенный позолоченной лепниной и увешанный гобеленами, передав с рук на руки царственного вида дежурному метрдотелю. Здесь так же, как в ресторане «У Леона» царила вдохновляющая атмосфера ненавязчивой роскоши и изысканных удовольствий, доступных только избранным. Винсент сделал заказ и откинулся на спинку кресла.
Мальвина, чтобы предвосхитить его расспросы, первой ринулась в атаку, но итальянец изящно парировал ее выпады, скупо отвечая на град обрушившихся вопросов. Ограничился замечанием, что в Париже бывает наездами, так как владеет здесь сетью магазинов, а вообще постоянно проживает в Милане.
Вслушиваясь в речь дель Веккьи, в его уверенные интонации и отточенные фразы, Мальвина поймала себя на мысли, что имеет дело с человеком, чьи железные руки скрыты бархатными перчатками.
«Он только внешне — плюшевый медвежонок. Челюсти у него железные… Но, вместе с тем, мужик он очень приятный и… сверхсексуальный!» — подытожила она.
Настала очередь Винсента задавать вопросы. Прежде всего он поинтересовался, как Мальвина оказалась в Париже. При этом невзначай заметил, что, хотя она блестяще говорит по-французски, у нее проскальзывает славянский акцент.
— Ты — русская? — глядя спутнице в зрачки, спросил итальянец.
— Мой отец — выходец из Ирана, — не моргнув глазом, попыталась уклониться от уточнений Мальвина. Черт возьми, не затем же она штудировала в МГУ французский и оформила притворный брак с гомиком Жаном, чтобы первому же парижскому знакомому признаться, как и почему она бежала из ненавистной ей совдепии!
— А мама? — не унимался Винсент.
— Мама — полька! — твердо сказала Мальвина.
— А значит, я не ошибся, у тебя все-таки есть славянские корни! А чем ты здесь занимаешься?
— Подыскиваю работу… Может быть, ты мне что-то предложишь?
— Сразу могу сказать, что фотомоделью устроить тебя не смогу, хотя данные у тебя для этого есть… Я делаю бизнес на другом поприще, а вообще, какого рода работа тебя интересует?
— Я с удовольствием стала бы преподавать в каком-нибудь частном лицее…
— Преподавать что?
— Языки… Ну, русский, французский, английский… — Мальвина не заметила своей оплошности.
— Стоп-стоп, девочка! Только сейчас ты убеждала меня, что твой отец — иранец, а мать — полька… А откуда же тогда русский язык? — Винсент торжествующе смотрел на собеседницу.
Мальвина грустным взглядом обвела великолепие зала. Уходить ох как не хотелось. Придется выкладывать все начистоту. «Впрочем, я ничего не теряю, рассказав ему свою историю, — подумала она, — может быть, этот старый повеса — тот самый золотой ключик, с помощью которого мне откроются какие-то парижские двери?..»
— Дорогой Винсент! — начала она с пафосом. — Четыре половых акта, которые мы совершили с тобой там на дискотеке, конечно, еще не повод для знакомства, но сейчас мне захотелось быть искренней до конца и закрепить знакомство с тобой… Только давай сначала выпьем, а потом я расскажу тебе все-все!..
— Ну что ж, если тебе нужен допинг, выпьем… Хотя, должен тебя предупредить, если ты собираешься рассказывать мне какие-то душещипательные истории с трагедийным концом, то я — трезвомыслящий человек, твердо стоящий на земле и верящий только в свои силы… И благотворительность не является моей характерной чертой, напротив… Итак, я слушаю!
Произнеся это, итальянец подал знак подошедшему официанту наполнить до краев бокал Мальвины багряным бургундским…
— И на что же ты сейчас существуешь? — был первый вопрос Винсента, когда Мальвина закончила свой монолог.
— На заранее сэкономленные средства! — с вызовом ответила девушка, которая уже полностью взяла себя в руки. Кроме того, рассказывая о себе, она заметила, что собеседника мало интересует ее история, и уж тем более — подробности бытия в «совке» и особенности ее психологии.
— Да-да, конечно! — обрадовался услышанной фразе иностранец. — Если не ошибаюсь, ваш Генеральный секретарь, господин Брежнев, недавно обогатил международный политический лексикон, заявив: «Экономика должна быть экономной». На Западе это восприняли так, будто «шоколад должен быть шоколадным», а «творог — творожным»! И все-таки, Мальвина, как долго ты сможешь прожить в Париже на сэкономленные тобой средства!
«Не знаю!» — едва не крикнула Мальвина.
— Хорошо, — с расстановкой произнес итальянец, откладывая в сторону салфетку, — вот моя визитная карточка. Если ничего подходящего для себя не найдешь — позвони! — И, уже вставая из-за стола: — Ужин мною оплачен, можешь посидеть здесь в свое удовольствие… Претензий к тебе со стороны администрации не будет, хотя они и не приветствуют нахождение в зале одиноких красивых женщин… Традиция, знаешь ли… Боюсь, что мне пора… Извини — дела!
Глава 2КОНЕЦ ПАРИЖСКИХ КАНИКУЛ
Впервые Мальвина ощутила, что так хорошо начавшиеся золотые парижские каникулы, наполненные иллюзорной роскошью и беспечностью, подошли к концу, когда однажды, рассматривая витрины, она двигалась к магазину «La Chope de Vosques». Через аркаду с улицы Сан-Антуан ее догнали два патлатых парня на мотороллере. Проход был узкий, и Мальвине невольно пришлось прижаться к стене, чтобы не быть раздавленной лихими наездниками. Сидевший сзади парень «а-ля Ален Делон» крепко схватил ремень ее сумки, после чего мотороллер рванул, вздыбив всех загнанных в свои цилиндры лошадей. Падая, незадачливая путешественница увидела приближающуюся к лицу брусчатку мостовой, руки ее инстинктивно разжались, чтобы встретить каменное покрытие, а сумка скрылась за ближайшим углом со скоростью ветра…
Слава богу, у Мальвины хватило здравого смысла, потеряв равновесие, не удерживать сумку. В противном случае через десяток метров езды на животе со скоростью не менее сорока километров в час ей все равно пришлось бы расстаться со своей ношей. Но с какими последствиями! Душевная травма была бы наверняка дополнена еще и физическими увечьями, и кто знает, не пришлось бы их купировать в хирургическом отделении какой-либо больницы?! А это уже не только потеря сумки, это — еще и оплата непредвиденной медицинской помощи!
«Поделом тебе, раззява! — выругала она себя. — Тоже мне, варежку разинула! Или тебя не предупреждали, что, услышав сзади рокот мотора, надо посторониться, а сумку прижать к груди?!»
Наудачу в сумочке было совсем немного денег — большие суммы Мальвина опасалась тогда иметь при себе, пряча свои сбережения в комнате пансионата в электророзетке (этому научил ее брат, большой дока по части электричества).
Вообще, начиная с инцидента на улице Сан-Антуан, с Мальвиной почти ежедневно стали происходить прямо-таки паранормальные явления.
В следующий раз Мальвина подверглась посягательству парижских злоумышленников в метро.
Был дождливый день, и она вышла из дому в брючном костюме, имея при себе не наплечную, а ручную сумочку, в которой могли поместиться только билеты на метро. Деньги и заграничный паспорт она рассовала по внутренним карманам пиджака.
Сев на станции Сен-Сюльпис в последний вагон, она заметила, что сразу вслед за ней вошли двое коротко стриженных черноголовых юношей в подозрительно черных для сезона, до пят пальто. Они вдруг оказались впереди нее, заблокировав выход (не толкать же их грубо в спины — галантность в Париже превыше всего!), какую-то долю секунды посуетились рядом и выскочили прямо перед закрывающейся дверью.
«Идиоты, — подумала тогда Мальвина, — не могли раньше определить, куда им ехать!»
— Мадемуазель, — неожиданно обратился к ней рядом стоявший пожилой симпатяга с бородкой, — проверьте, все ли у вас на месте во внутренних карманах. Это — профессиональные карманники, поверьте моему опыту. Кроме них, на этой линии работает еще молодая крашеная блондинка с бюстом шестого размера. Знайте, если она подойдет к вам и с обворожительной улыбкой, неся всякую чепуху, начнет тереться о вас грудью — держитесь за кошелек! Да и вообще помните: никто не сможет украсть у вас деньги, пока вы о них думаете. Вору очень важно отвлечь внимание намеченной им жертвы хотя бы на пару секунд.