На некотором расстоянии от колодца «турист» покидал фургон и с рюкзаком за плечами, посыпая следы спецпорошком (чтобы сбить с толку служебно-розыскную собаку), добирался до заветного пункта назначения. С помощью гидравлических инструментов (вспомните рюкзачок!) открывал люк и забирался в колодец. Все, игра сделана!
Местность у Приморского шоссе напоминала ту, что альфовцы уже «прорабатывали» в Подмосковье, в районе Калужского шоссе.
А почему бы траншеи, прорытые для проводов связи, не заменить на подземный ход для группы захвата?! Тем более что метрах в пятидесяти от Приморского шоссе, именно на той стороне, где Вешний должен был заложить тайник «Сорок», начинался густой лес. Решено — сделано!
От леса рабочие «Ленметростроя» прорыли тоннель и оборудовали его средствами связи. Заканчивался подземный ход прямо на насыпи Приморского шоссе лазом, замаскированным дерном.
Все работы по выемке и транспортировке грунта велись ночью, чтобы не привлекать внимание дипломатов и членов их семей, курсировавших между Зеленогорском и Ленинградом.
Более того, такой же тоннель и такая же насыпь были возведены в Ярославском пограничном учебном центре, на полигоне, где по традиции тренировались бойцы «Альфы». По многу раз на дню альфовцы вновь, как и тогда у Калужского шоссе, разыгрывали одну и ту же мизансцену: имитировали приезд американца и его захват.
На все отводились считанные секунды. Опять тренировались до седьмого пота в дождь, грязь, днем и ночью.
Долго не удавался прием, когда в доли секунды бойцы должны были оказаться по разные стороны автомобиля. Пришлось применять акробатический трюк и в прыжке «сальто мортале» перелетать через авто, чтобы вовремя очутиться на противоположной стороне, у дверцы водителя.
Немало времени потратили и на отработку взаимодействия с «бензовозами», которые также управлялись бойцами «Альфы».
Аугустенборг внес в разработанную альфовцами схему неожиданные коррективы, так что перестроение пришлось делать на марше, но ничего, справились…
Вскоре господин Лон Дэвид фон Аугустенборг был объявлен персоной нон грата и вместе с семьей покинул пределы СССР.
Через некоторое время вслед за Аугустенборгами по тому же маршруту проследовал и господин Мюллер.
Андропов торжествовал: международный скандал имел грандиозный шум. А об альфовцах и говорить нечего — они в очередной раз оказались на высоте…
ЭпилогДЕЛО «ВУРДАЛАКОВ» ПРОЦВЕТАЕТ
В салон вошла стюардесса и объявила, что до Парижа пять минут лета. Я выглядываю в окно, хотя понимаю, что еще слишком рано. Но мне не терпится увидеть хмурые лица сотрудников французской контрразведки, в круг обязанностей которых входит проверка всех въезжающих, вплывающих и, как я, влетающих во Францию иностранных граждан.
Хотя в паспорте я и под другой фамилией, но неисповедимы пути любой разведки и контрразведки — как знать, может быть, французам с помощью их нынешних друзей американцев удалось все же добыть мое фото в натуральную величину при проведении какой-нибудь операции, узнать мои настоящие анкетные данные, подробности биографии и теперь они, крадучись по-кошачьи, повсюду будут меня сопровождать?! Стервецы!
И этим подозрениям есть основания. Уж больно долго они тянули с выдачей мне въездной визы… Хотя, впрочем, почему долго? Виза-то непростая — Шенгенская! Проверок миллион требуется. Поэтому так долго и оформляли… Я с помощью этого «вездехода», Шенгенской визы, еще и в Испанию собираюсь на денек слетать, навестить своих бывших помощников — Распутину и Самурая…
Почему бывших? Это для меня они — бывшие, для ФСБ, Службы внешней разведки, — самые что ни на есть всамделишные… Они теперь — муж и жена, уже второго наследника ждут…
Может, поэтому в последнее время они и снизили активность на нашем общем поприще? Надо бы их встряхнуть, одним своим появлением напомнить, кому они обязаны своим семейным счастьем, от кого, в конце концов, деньги получают…
Провести «моменталку» — моментальную операцию — здесь, в Париже, а затем незамеченным слетать в Испанию — это, конечно, программа максимум. Удастся ли осуществить задуманное? Вот в чем вопрос! Все будет зависеть от того, насколько плотно меня будет опекать французская контрразведка. Замечу, что они мне проходу не дают, ограничусь парижской операцией, а супругам Курусу позвоню отсюда…
Ведь местная контрразведка может попытаться отыграться на мне за все те козни, что я успел подстроить их разведчикам, сидевшим в Москве «под корягой», — в бытность мою начальником четвертого отдела Второго Дома (контрразведка Союза) по разработке французских лже- и истинных дипломатов, а затем заместителем начальника управления «К» (внешняя контрразведка Союза)!
Не исключено! Хотя дело прошлое, но кто ж из профессионалов не злопамятен?!
Сегодня я — генерал-майор в отставке. Стоп! Может, это известно не только пенсионному отделу ФСБ, но и французам? Может, я поэтому-то и получил в конце концов визу?!
Тогда неминуемы провокации в мой адрес с целью вербовочных подходов, ведь французы прекрасно осведомлены о том, что на генеральское пенсионное содержание в России можно питаться только в доме для престарелых или в диетических столовых… Но где они, эти столовые?! Их в Москве господин Лужков повсеместно заменил на «Макдоналдсы»… Хорошие деньги срубил, получив, очевидно, огромное вознаграждение от Кохана — владельца корпорации «McDonald’s», — за размещение его забегаловок, которые в Европе не то что не пользуются спросом — бойкотируются из-за того, что от употребления этой, якобы пищевой, продукции года через два-три ты гарантированно наживешь себе как минимум язву желудка… А с моим больным желудком никакой пенсии не хватит, чтобы пару раз в месяц сходить за парным мясом на Даниловский рынок или за курагой и зеленью, я уж не говорю о фруктах, — на Черемушкинский рынок…
К черту! Париж — под крылом, ему я готов отдаться без остатка и получить удовольствий соразмерно выданным в Москве командировочным. Генералы КГБ, как и народные артисты, на пенсию не выходят — их ресурс считается бессрочным, — перед отъездом меня пригласили в Департамент контрразведки ФСБ и сам… не скажу, кто! — дал мне одно порученьице.
И я, подобно старому коню пожарной службы, откликнулся на сигнальный колокол и сразу же возвратился в строй… Правда, на ум мне сразу пришли слова кардинала шпионажа Аллена Даллеса:
«Шпион ошибается только один фаз. В этом спорте повторные попытки не разрешены».
О сомнениях в своих силах я тут же поведал напутствовавшему меня имярек всероссийского значения. Ведь путь разведчика усеян банановой кожурой, и зачастую она лежит на льду… Однако он меня успокоил, пояснив, что в практике коневодства бывшего СССР не было зафиксировано ни одного случая, чтобы старый конь испортил борозду. На-том и сошлись…
Предполагается, что я выполню это поручение играючи, между прочим, во время посещения одного из парижских храмов культуры. С точки зрения разведки, все парижские храмы искусств очень удобны для проверки, есть ли за тобой «хвост». Там много эскалаторов и переходов, тупиков и террас, что помогает очень легко выявить ведущуюся за тобой слежку, да и осуществить моментальную передачу тоже труда не составляет.
Стоишь себе, любуешься какой-нибудь занюханной картиной какого-нибудь бесштанного алкоголика, представителя авангардизма начала XX века, и, незаметно сделав шаг в сторону, получаешь вожделенный сверток…
В общем, мне надо, как говорят профессионалы, «в одно касание» встретиться с одной дамой, специально для этого прилетающей в Париж из Штатов.
Подозреваю, что выбор руководства ФСБ пал на меня не только потому, что у меня отличный французский и английский, максимально приближенный к американскому, рост и выправка сержанта-сверхсрочника из Вест-Пойнта, но и моя неистребимая тяга к прекрасному полу, который, кстати, обречен отвечать мне взаимностью…
Дело предстоит плевое: забрать-отдать. Всего-то! Но когда тебе уже шестьдесят, то за каждым столбом, в каждой проезжающей мимо машине тебе чудятся вражеские контрразведчики, вооруженные наручниками. Они звонят по мне!
Вся эта мура лезет мне в голову во время осмотра Лувра, я пытаюсь от нее избавиться и оживляю в памяти бородатый анекдот об американце из Техаса, приехавшем на экскурсию в Париж.
«Вы знаете, — рассказывает он своим друзьям по возвращении на родину, — я осмотрел Лувр за пятнадцать минут»
«Как вам это удалось?»
«Вы же знаете, как быстро я хожу!»
Закрытая пуленепробиваемым стеклом мужиковатая Мона Лиза, исполненная великим Леонардо да Винчи так, будто писал он ее, глядя на свое отражение в зеркале, не вызывает никаких эмоций, кроме желания опробовать стекло, запустив в него булыжником — орудием пролетариата. И что только находят в ней толпы японцев, постоянно окружающих этот застекленный шедевр? А может, только они и находят, а мы, европейцы, нет?
Холодный мрамор Венеры Милосской, наоборот, греет душу, но на ум идет не возвышенное, а приземленное: «В нашем правительстве крала бы даже Венера Милосская, если бы у нее были руки». Присмотревшись, я замечаю диспропорцию между головой Венеры и ее торсом, не говоря уж о пышной заднице, и вновь разочарованный иду прочь.
Честно говоря, в изысканных дворах Лувра дышится легче и можно долго рассматривать Двор Наполеона и стеклянные пирамиды, чувствуя себя молодым Бонапартом. В зале сфинксов я восхищаюсь украденными им в Египте образцами, чувствуя себя загадочным сфинксом. В склепе Лувра я гремлю костями, в зале манежа хочется превратиться в жеребца — эх, я бы им показал, этим парижским кобылкам!! На память приходит вчерашнее посещение «Мулен Руж». Уж как там крашеные блондинки-кобылки задирают ноги, так просто и-го-го!
Хочется с ногами влезть в шедевр Эжена Делакруа, в картину «Свобода», стать ближе к полуголой бабе, которая с винтовкой и флагом убегает с баррикады от развязного Гавроша. Судя по всему, этот проходимец трахает баб исподтишка, дождавшись, когда они окончательно захмелеют и заснут в укромном уголке таверны. В промежутках он появляется на баррикадах в жилетке и бухает в воздух из пистолета. Очевидно, за этим делом его и подсмотрел Делакруа, незаконнорожденный сын великого дипломата-пройдохи и неуемного бабника Талейрана…