В 1928–1929 годах, когда Германия приступила к постройке своего первого послевоенного крейсера, на его проект немедленно было нацелено сразу несколько групп. Одна из них должна была добыть все детали корабельных орудий, которые делались на заводах «Рейнише металлварен» в Дюссельдорфе. Германское правительство не успело подписать решение о постройке крейсера, как группа проектировщиков и технологов под руководством инженера Вилли Адамчика начала похищать чертежи. Главными помощниками Адамчика были братья Рудольф и Эрвин Гроссы. Группа работала без помех полгода, пока не была разоблачена в марте 1929 года[20].
Не успели арестовать эту группу, как появилась другая, более мощная, которая должна была следить за процессом постройки крейсера. В нее были вовлечены рабочие-коммунисты с верфей Бремена и Гамбурга, они подчинялись человеку по имени Герберт Зенгер. Но главным их руководителем являлся Лотар Хоффман (он же Ганс Рихтер и Доктор Шварц), опытный разведчик, работавший в качестве секретного агента на Дальнем Востоке, во Франции и в Бельгии. Переведенный в Германию, он стал одним из шефов шпионажа, и его поле деятельности простиралось далеко за пределы кораблестроения. Другой член группы, Рихард Леман (Ровольд), имел большую современную фотокопировальную мастерскую, оборудованную в подвале его дома.
Страсти, разгоревшиеся вокруг постройки крейсера, могли бы показаться совершенно заурядными, если бы не война между шпионскими группами и германской контрразведкой. В феврале 1930 года некий Ганс Ширмер, автор коротких рассказов, коммунист, не всегда подчинявшийся партийной дисциплине, решил установить связь с советской резидентурой и сделал это способом, который можно было бы назвать дурацким, если бы в конце концов все не кончилось с пользой для него. В феврале 1930 года он послал письмо по адресу: Коммунистический партийный центр в Гамбурге, Валентинскамп. Внутри был другой конверт с надписью: «Шефу шпионского отдела». На нем было написано: «Если адресата не существует, пожалуйста, верните письмо, не вскрывая, по указанному на нем обратному адресу».
В письме говорилось:
«Как бывший работник военных верфей в этом городе, я имею самые лучшие связи с рабочими и военным персоналом. Я мог бы снабжать вас информацией, представляющей для вас особый интерес, и был бы очень благодарен, если бы вы сообщили мне, где и когда мы могли бы встретиться, чтобы обсудить это дело».
Скоро из Гамбурга пришел ответ, напечатанный на машинке и с собственноручной подписью «Герберт Зенгер»:
«Я с интересом прочитал ваше письмо и хотел бы прежде, чем мы встретимся, получить больше информации, чтобы решить, достаточно ли полезны ваши связи».
Обратного адреса не было, поэтому Ширмеру пришлось снова адресовать письмо в шпионский центр КПГ в Гамбурге:
«Я с интересом прочитал ваше письмо. Однако должен уведомить вас, что не могу сообщать в письме детали, и поэтому прошу о встрече».
Через три или четыре недели был получен ответ от Зенгера:
«В виде исключения готов встретиться с вами в воскресенье. Буду ждать вас в зале ожидания главного вокзала, черное пальто, спортивное кепи, в руке носовой платок. С наилучшими пожеланиями…»
Встреча состоялась. Ширмер повторил свои слова о связях на военных верфях и военно-морском флоте. Зенгер сказал, что у них тоже есть свои хорошие связи и что многие морские офицеры охотно идут на контакт. Естественно, осторожный и подозрительный, Зенгер не торопился принять предложение Ширмера. Он отговорился тем, что его интересует только политика и он хотел бы знать о настроениях на флоте и имена недовольных офицеров. Эта встреча не принесла ничего существенного, если не считать того, что Ширмер получил тайный адрес для корреспонденции. Прошло несколько месяцев, а дело не сдвинулось с мертвой точки.
В октябре того же года Ширмер явился в контрразведку военно-морского флота и рассказал о своих контактах. С одобрения своих новых хозяев Ширмер опять связался с Зенгером и предложил ему документы, представляющие значительный интерес. С этого момента Лотар Хоффман, настоящий глава группы, стал активно работать с Ширмером. Офицеры контрразведки снабжали Ширмера фальшивыми документами и чертежами, а тот передавал их Хоффману, каждый раз получая от 30 до 100 марок. После того как документы фотографировались в подвале у Лемана, их возвращали Ширмеру, а тот отдавал их в контрразведку.
В мае 1931 года, когда связи группы Хоффмана были прослежены контрразведкой, их арестовали. В апреле 1932 года состоялся закрытый судебный процесс, и члены группы были приговорены к длительным срокам: Хоффман к четырем годам каторжных работ, двое других – к двум годам[21].
Как много других советских разведгрупп работало на верфях, разумеется, осталось неизвестным. Однако не подлежит никакому сомнению, что, когда крейсер был спущен на воду, фотографии и чертежи главных его узлов лежали на письменных столах Генерального штаба Красного Флота.
Убийство советского агента людьми из ГБ на австрийской территории, которое случилось примерно в то же время, привлекло всеобщее внимание в Центральной Европе и сильно обострило политическую ситуацию. Жертвой стал Георг Земмельман, он восемь лет работал на советскую разведку в Германии, якобы являясь служащим советского торгового представительства в Гамбурге. По секретным приказам своих начальников Земмельман ездил в Москву и по всей Европе, выполняя разнообразные поручения, а иногда даже такие опасные, как освобождение коммунистического издателя Отто Брауна и его жены Ольги Бенарио из берлинской тюрьмы в апреле 1928 года. Его много раз судили, он провел некоторое время в заключении, его высылали из многих стран. Весной 1931 года Земмельман потерял доверие своих хозяев по неизвестным до конца причинам[22]. Рассерженный, беспринципный Земмельман решил преследовать своих бывших шефов, что было бы равносильно разглашению секретов ГБ широкой публике. Но он не сделал этого, а написал письмо в венскую газету, предложив серию статей, в которых собирался рассказать о методах советской разведки и контрразведки и о вербовке агентов, а также о роли КПГ во всей этой неблаговидной деятельности.
ГБ немедленно узнала о планах Земмельмана и, естественно, вынесла ему смертный приговор. Двадцать седьмого июля 1931 года Андрей Пиклович, сербский коммунист, который выдавал себя за студента-медика, пришел на квартиру к Земмельману и застрелил его. Пиклович был арестован австрийской полицией. Его судили в марте 1932 года, и решение суда было таким же показательным, как и само убийство. Обвинение утверждало, что Земмельман был убит, потому что слишком много знал, и что Пиклович совершил умышленное убийство. Пиклович ничего не отрицал и не раскаивался, он заявил, что будет до конца бороться с капиталистическим режимом и что если бы Земмельман остался в живых, то предал бы многих пролетарских бойцов. Между тем Москва развернула кампанию в защиту Пикловича. Коммунистическая пресса и сочувствующие требовали его оправдания, а на суде была зачитана телеграмма Анри Барбюса с тем же требованием.
Жюри присяжных приняло вердикт о его невиновности. В таких случаях для оправдания требуется большинство в две трети, но половина членов жюри отказалась осудить Пикловича, и он был освобожден.
Нацистская эра
В начале мая 1932 года Москва начала понимать, что в Германии возможна смена режима. Еще до того, как президент Гинденбург передал рейхсканцелярию Адольфу Гитлеру, Коминтерн рекомендовал руководству Коммунистической партии Германии готовиться к нелегальному положению, создавать тайные штаб-квартиры и запасать фальшивые документы. Одновременно советским учреждениям в Германии было рекомендовано просмотреть свои бумаги, часть из них отослать в Москву, а часть хранить в банках в сейфах, арендованных на частных лиц. Это предвидение, основанное на долгом опыте подпольной работы, теперь оказалось очень точным.
Нацисты подавили коммунистическую партию быстро и решительно. Уже через три недели после захвата ими власти цитадель КПГ, дом Карла Либкнехта, с его подземными убежищами и ходами, хитроумной сигнальной системой, был обыскан и закрыт. Сотни арестов прошли по всей Германии. Партийное руководство, пользуясь заранее запасенными документами, начало эмигрировать в Чехословакию, Францию и Россию. Среди арестованных гестапо нашло достаточно много лиц, которые предавали своих товарищей, чтобы спасти свою собственную жизнь, и в результате на партию и особенно на ее подпольные структуры обрушились новые удары. Ганс Киппенбергер уехал за границу, как и другие руководители агентуры, многие из них оказались в Москве.
Новое правительство направило всю свою ярость против коммунистической партии, советские учреждения пока не являлись для него целью. Нацистский режим не хотел начинать свою деятельность с международных осложнений. Германская полиция, наследница времен Веймарской республики, и гестапо как бы не замечали деятельности советского аппарата. Словно двигаясь на ощупь, они старались собрать информацию о русских от немецких коммунистов, которых арестовывали сотнями и часто избивали, чтобы получить нужные сведения. Нередко арестованные сообщали подробности о германском подполье, о его вождях, организациях и методах. Но о советском аппарате почти ничего не было известно. В большинстве случаев они узнавали что-то о человеке по имени Борис или о девушке, которую звали Ольга. Никто не знал настоящих имен своих русских шефов.
«Мы добились успеха, – докладывал полицейский офицер нацистских времен, – в разгроме германской коммунистической машины, мы все узнали об «антимилитаристах» и других организациях и уничтожили их. Но прошло много времени, прежде чем мы начали разбираться в советском аппарате. Мы путались в псевдонимах, не могли даже идентифицировать личность: сегодня это Клара, завтра Фрида, а в другом районе города ее имя Мицци. Мы часто попадали впросак».