Другим членом группы Максимовича была немка из Данцига, Кати Фелькнер, секретарша начальника бюро, которое ведало поставкой рабочей силы в Германию. Известная циркачка-акробатка, она объездила всю Европу, в том числе и Советский Союз, вместе со своим менеджером Иоганном Подсядло, от которого у нее было двое детей. Война 1939 года застала их в Париже, им всем грозил лагерь для интернированных, но их спас советский аппарат. Их спрятали, и они тихо жили в скромном рабочем районе Парижа. В первые месяцы «странной войны» Иоганн Подсядло и Кати Фелькнер изучали машинопись и стенографию, а когда немцы начали искать конторских работников, чтобы заполнить свои многочисленные учреждения, оба они получили работу. Кати стала машинисткой, а Иоганн – переводчиком в бюро по найму рабочей силы. Подобные агентства, тесно связанные с германской военной промышленностью, служили источником информации для Максимовича.
Наконец, связи Максимовича с монсеньором Шапталем и католической церковью позволили ему доложить Москве о политическом курсе Ватикана.
Когда началась война, Анна Максимович, как врач, получила от Треппера новое задание и необходимые фонды, ей предстояло открыть новый «санаторий» и руководить им в интересах аппарата. Нашли усадьбу, которая располагалась как раз на демаркационной линии, богатая ферма поблизости могла обеспечить питанием нелегалов, которым предстояло укрываться в санатории. Анна сделала хитрый ход, пригласив в качестве главного врача Жана Даркье, чей брат, Даркье де Пельепуа, был генеральным комиссаром по еврейскому вопросу при правительстве Петена. После помолвки ее брата с фрейлейн Гофман-Шольц германские офицеры начали посещать санаторий. Личные связи были установлены, прикрытие обеспечено, и Анна снова была готова помогать брату в его разведывательной работе.
После завершения операции абвера в Бельгии во Франции тоже начались массовые аресты.
Первым важным звеном, попавшим в руки немцев, была чета Сокол с их коротковолновой радиостанцией. В июне 1942 года передатчик наконец запеленговали, Сокол с женой был арестован, и ниточка потянулась к Трепперу. Старые коммунисты долго отказывались говорить. Судя по некоторым сообщениям, Герца Сокола пытали в ванне с ледяной водой, а его жену поставили перед выбором: дать показания или ее мужа застрелят у нее на глазах. Она начала говорить и сказала все, что знала о Жильбере и его связных. К счастью для аппарата, знала она не так уж и много. Вскоре после этого оба они были казнены.
Теперь группа офицеров абвера, усиленная полицией, прибыла в Париж, прихватив с собой нескольких бывших советских агентов, которые согласились сотрудничать с ними. Полицейская операция, которая началась в октябре 1942 года, продолжалась около трех месяцев. К декабрю примерно пятьдесят членов советской агентурной сети или тех, кто подозревался в принадлежности к ней, оказались в тюрьме.
Главной дичью в этой охоте был, конечно, сам «большой шеф», но его адрес оставался секретом. Иоганн Венцель, арестованный в Брюсселе, подтвердил, что он знает Жильбера и что «большой шеф» в Париже. Но он тоже не видел способа выйти на него. Тогда Абрам Райхман, доставленный в Париж под конвоем полиции, сделал попытку вызвать «большого шефа» на связь. Как старый работник аппарата, он казался самым подходящим человеком для того, чтобы найти Треппера, но тот, явно почувствовав опасность, избегал контактов. В процессе поисков Райхман встретился со многими советскими агентами и всех их выдал немцам, как, например, чету Гриотто и Жермен Шнайдер, гражданскую жену Венцеля и очень важного курьера военных лет (однако Жермен Шнайдер чудом исчезла из Парижа, и ее потом так и не нашли). Но Треппер был недосягаем, несколько раз его вызывали на встречу с Райхманом через цепочку связных, но он так и не появился.
Немцы добрались и до главного прикрытия Треппера – фирмы «Симэкс». Мария Калинина, белая русская, работавшая в фирме переводчицей, и ее сын Евгений выдали секреты «торговой компании», насколько они им были известны. Германская полиция с удивлением узнала, что так усердно разыскиваемый ею Жильбер был главой этой фирмы. Когда кончился срок его пропуска, который позволял ему свободно ездить по всей стране, немцы пригласили его явиться лично, чтобы продлить действие документа. Он так и не появился. Подставные посредники сообщили фирме «Симэкс», что одна немецкая компания готова приобрести промышленные алмазы на сумму в 1 миллион 500 тысяч марок и хочет обсудить условия с самим менеджером. Напрасно. Однако из записной книжки, найденной на столе Треппера, немцы узнали важную вещь: даты визитов Треппера к дантисту. И вот что произошло шестнадцатого ноября 1942 года.
Кабинет дантиста помещался в большом доходном доме возле Тюильри. Офицеру абвера было приказано узнать у дантиста, есть ли у него пациент, чьи приметы совпадают с описанием «большого шефа». Офицер явился к дантисту и, потребовав от него молчания, попросил предъявить книгу записи. Дантист признался, что он ждет этого пациента на следующий день в два часа.
Незадолго до этого времени немецкие офицеры заняли посты у входа в здание, на лестнице, у дверей лифта и на втором этаже, где располагался кабинет дантиста. Казалось, все было предусмотрено, но все же осталась без присмотра дверь черного хода. Когда человек, которого они ждали с главного входа, не появился, офицеры забеспокоились. Чтобы узнать, не отменил ли он свой визит в последний момент, два офицера вошли к дантисту и услышали в кабинете голоса. Когда они увидели в зубоврачебном кресле мужчину, они подскочили к нему с двух сторон и сразу поняли, что это и есть их человек. «Вы арестованы!» – закричали они. На мгновение тот смешался, а потом сказал на отличном немецком языке: «Вы неплохо поработали».
Треппер поначалу отказывался отвечать на все вопросы. Ему дали три часа на размышления, и он переменил свое мнение. Конечно, он понимал всю серьезность своего положения. Не было никаких сомнений в том, что если он откажется сотрудничать с абвером, то его передадут гестапо, а там найдут способ заставить его говорить. И Треппер согласился дать информацию в той мере, насколько ему казалось приемлемым.
В первые часы он говорил о себе – различные имена, происхождение, служба, поездки по Европе. Такие разговоры позволяли ему выиграть время, и он продолжал говорить. Он открыл офицерам абвера некоторые принципы и методы работы советской разведки. Он говорил все больше и больше, но самое интересное держал про запас.
Треппер был очень откровенен, когда дело касалось его самого и его деятельности. Допросы и неформальные разговоры с «большим шефом» велись непрерывно целыми днями. У него имелась масса интересных историй и неожиданных новостей. Когда он вспоминал о своих связях при итальянском и бельгийском королевских дворах и в аристократических кругах Германии, Франции и Испании, это звучало как сказка. Он даже знал подноготную Ватикана.
Но немцы требовали имена и адреса. Они заявили Трепперу, что отделаться общими фразами ему не удастся и если он хочет жить, то должен выдать своих товарищей. Треппер позвонил по телефону своему верному секретарю Кацу и назначил встречу на станции метро «Мадлен». Когда Кац пришел, его арестовали и поставили перед лицом «большого шефа». Треппер приказал ему выдать немцам все, что тому было известно. Кац подчинился и передал немцам радиостанцию, которую держал у себя дома. Надежды шпиона на то, что таким образом он спасет себе жизнь, оказались тщетными. Уже через несколько недель немцы выкачали из него все, а потом отправили в Германию и казнили.
Среди других Треппер и Кац выдали и Робинсона. Используя «почтовый ящик», Робинсона пригласили на встречу. Двадцать первого декабря 1942 года Кац в сопровождении двух офицеров абвера был доставлен на машине на место встречи. Он указал им на ожидающего человека, который в течение двух десятилетий являлся выдающейся фигурой советского шпионажа. Робинсон не оказал сопротивления, но Кац, согласно немецкому рапорту, «разнервничался».
Робинсон отказался что-либо открывать или кого-либо впутывать в это дело. Его отправили в Германию и наверняка казнили, несомненно, после жестоких допросов в гестапо[30].
Потом Треппер выдал Василия и Анну Максимовичей, всю их сеть и связи с германскими военными кругами. Аресты шли быстро один за другим: Альфред Корбен, директор «Симэкса», был взят девятнадцатого ноября, Лео Гроссфогель – тридцатого ноября, Василий Максимович и его сестра Анна – двенадцатого декабря, невеста Максимовича, Гошо, – примерно в то же время, Иоганн Подсядло и Кати Фелькнер – седьмого января 1943 года.
Когда Жермен Шнайдер, курьер Коминтерна, выданная Абрамом Райхманом, была доставлена в Париж и предстала перед «большим шефом», тот приказал ей говорить. Она повиновалась и выдала ценную информацию, главным образом о сети германской «Красной капеллы». Этим признанием она не купила себе свободу, хотя и сохранила жизнь. В 1943 году ее отправили в концентрационный лагерь Равенсбрюк. Когда кончилась война, она вышла оттуда тяжелобольной и вскоре скончалась в швейцарском санатории.
Разгромив парижскую сеть, немецкая контрразведка обратилась к двум другим центрам советского шпионажа во Франции – к Марселю и Лиону. В 1941–1942 годах Марсель был центром многих интернациональных шпионских сетей. Там нашла приют известная советская группа под руководством Виктора Сукулова, который скрылся из Брюсселя вместе с Маргаритой Барша и ее ребенком после полицейского налета в декабре 1941 года. Другой важной персоной здесь был Жюль Жаспар, тоже из бельгийского аппарата, а также Маргарита Мариве, Альпе и другие.
Лион в 1941–1942 годах был центром французского Сопротивления. Кроме того, он приобрел известность как место, где работала советская агентурная сеть и находили убежище многие разведчики. Здесь собралась интересная группа, в которой были Иезекиль Шрайбер, бывший секретарь для особых поручений при советском военном атташе (он был арестован немцами, но бежал в июле 1942 года, а потом пытался работать на радиостанции в Лионе), Исидор Шпрингер, немецкий коммунист, приехавший из Брюсселя, Отто Шумахер, убежавший в Лион после ареста Венцеля, и многие другие.