Передвижение и переброска войск и авиационных частей и решение высшего командования только окружить Ленинград, но не оккупировать его.
Предполагаемые парашютные десанты, с указанием точного времени и места.
Предполагаемые атаки на морские конвои, направляющиеся из Британии в Россию.
Изменения в германской внешней политике, основанные на докладах из министерства внешних дел.
Политическая оппозиция нацизму в Германии.
Напряженность в германском высшем командовании.
Размеры германских воздушных сил в момент нападения на Советский Союз.
Ежемесячный выпуск самолетов.
Обстановка с сырьем в Германии.
Расположение германских штабов.
Серийное производство самолетов в оккупированных странах.
Концентрация химического оружия в Германии.
Потери германских парашютных войск на Крите.
Диспозиция воздушных германских сил на Восточном фронте.
Потери в воздушных силах (периодические доклады).
Передвижения германских войск вдоль Днепра.
Технические данные нового «мессершмитта».
Независимо от «Красной капеллы» на советскую разведку работали несколько человек, они посылали сообщения, используя свои возможности. Наиболее важными из этих одиночных агентов были Ганс Куммеров и Рудольф фон Шелиа.
Ганс Генрих Куммеров, известный инженер и изобретатель, с конца двадцатых годов принимал участие в движении рабочих корреспондентов, когда промышленный шпионаж в Германии был главной задачей советской разведки. Работая в немецкой авиационной и военной промышленности, он часто передавал советским агентам описания своих изобретений и патентов, особенно в области радарной техники и химического оружия. Однако Куммеров не имел рации и не мог самостоятельно передавать сообщения. До войны это делали для него официальные советские лица, а когда началась война, Москва решила прислать ему радиста. Тот был выброшен с парашютом с русского бомбардировщика над Германией и был арестован при приземлении. Он выдал Куммерова и его жену. Оба они были казнены в 1943 году.
Другим важным источником информации был Рудольф фон Шелиа из министерства иностранных дел. Он держался в стороне от коммунистических и полукоммунистических группировок, не поддерживал никаких контактов с организацией Шульце-Бойзена и Харнака, чтобы обеспечить себе безопасность, если это только вообще возможно для шпиона. Если бы не возникала потребность в радисте, Шелиа и его жена, Ильза Штебе, могли бы работать долгое время, может быть, даже до окончания войны. Однако летом 1941 года Сукулов получил из Москвы приказ установить контакт с Ильзой в Берлине. Он передал группе радиооператора, Курта Шульце, ветерана КПГ и лучшего радиоспециалиста в коммунистическом подполье Берлина, и, как говорили, снабдил его особым кодом для передачи сообщений Шелиа.
Как много материала передал Шелиа с этого момента, так и осталось неизвестным. «Размеры предательства Шелиа, – отмечало гестапо после его ареста, – не могут быть установлены». Похоже, что со временем пожилой дипломатический советник начал бояться и работал с неохотой. Уже не было ни советского посольства в Берлине, ни советских разведчиков, которые могли бы побудить его к деятельности. Сообщения Шелиа после июня 1941 года были неудовлетворительными. Вот почему было решено применить такие меры убеждения, которые в обычных условиях можно было бы назвать шантажом. Чтобы решить дело с Шелиа, в Берлин был послан специальный курьер. Это был Генрих Кенен, сын известного коммунистического лидера и члена рейхстага, человек, которому Москва полностью доверяла. Кенен был сброшен с парашютом. Его главным аргументом была расписка Шелиа в том, что он получил в феврале 1938 года в швейцарском банке 6 тысяч 500 долларов.
Но ни главный штаб разведки в Москве, ни Кенен, не знали, что сообщение Сукулова 1941 года, в котором шла речь о Штебе и Шелиа, было расшифровано абвером из-за предательства радиооператора Германа Венцеля. Ильза Штебе была арестована гестапо, а в ее квартире курьера ждала засада. Кенена схватили, и он оказался более сговорчивым, чем Ильза. Шелиа и Штебе предстали перед судом и были приговорены к смерти. Их обоих казнили двадцать второго декабря 1942 года.
Вместе с разведкой «Красная капелла» вела широкую политическую работу. В нескольких учебных группах, которыми руководили Иоганн Зиг, профессор Вернер Краус, доктор Иоганн Риттмейстер, Вильгельм Гуддорф и сами Шульце-Бойзен и Харнак, обсуждали вопросы войны и международные дела, говорили о неизбежности поражения нацистской Германии. Листовки, которые писали лидеры группы и размножали ее участники, подкладывали в поезда, телефонные будки или отправляли по почте по избранным адресам. Кукхоф адресовал свои листовки «людям умственного труда и рабочим», призывая их не сражаться против России.
Иногда листовки наклеивали на стены домов в Берлине. Одна из них называлась «Нацистский рай» как бы в ответ на выставку, которая в то время проходила в Берлине и называлась «Советский рай». Другая носила название «Как долго еще?». Во всех таких пропагандистских материалах содержался призыв защищать Советский Союз. Верная иностранная политика выражалась лозунгом «Понимание с Соединенными Штатами, альянс с Советским Союзом!».
С советской точки зрения одновременное занятие коммунистической пропагандой и шпионской деятельностью было крупной ошибкой берлинской группы. Это оказалось фатальным для многих десятков людей и в первую очередь для самого Шульце-Бойзена, который был совершенно непригоден ни для какого вида подпольной деятельности. Было почти чудом, что его не схватили раньше. Одетый в военную форму, с револьвером в руке, он «прикрывал» молодых людей, которые по ночам расклеивали листовки, а через несколько часов он составлял сообщение в Москву о передвижении германской армии, потом шел встречать советских парашютистов и т. д.
«Как-то ночью, – рассказывал друг и сосед Шульце-Бойзена доктор Бушман, – Харро вломился в нашу квартиру в состоянии крайнего возбуждения. Он только что узнал и сообщил об этом в Москву, что на британский морской конвой, идущий в Россию, готовится нападение. Шульце-Бойзен имел возможность предупредить Москву и сделал это, теперь волновался, придет ли его сообщение вовремя.
Иногда я пытался урезонить Харро, он был очень неосторожен. На вечеринках, которые устраивали в Берлине, он появлялся в военной форме и рассказывал потрясающие новости о своем министерстве, военных операциях, расстрелах военнопленных и тому подобное. Эти элегантные дамы и словоохотливые господа болтали до рассвета, не понимая, насколько опасно поддерживать с ним отношения».
Но тогда, в 1941–1942 годах, было не до того, чтобы строго соблюдать дисциплину.
Конец группы Шульце-Бойзена-Харнака
Война достигла кульминации под Сталинградом, когда большая берлинская организация «Красной капеллы» была раскрыта и разгромлена после четырнадцати месяцев энергичной деятельности. То, что ей удалось работать так долго в военное время буквально на глазах у беспрецедентно сильной полиции да еще постоянно нарушая правила конспирации, граничило с чудом. Ее падение, которое было следствием многих случаев, стало неотвратимым. Гестапо и абвер шли с разных направлений к одной и той же точке.
Поиск таинственных агентов с коротковолновыми передатчиками начался почти за год до арестов. С июля 1941 года станции радиоперехвата в Германии принимали радиограммы, которые дешифровальные отделы так и не смогли прочитать. В декабре 1941 года, когда в Брюсселе были арестованы первые советские агенты, в руках немцев оказалось более ста двадцати закодированных сообщений, но так как все арестованные, кроме Риты Арнольд, отказывались давать показания, а она не знала кодов, то никакого прогресса не было достигнуто. Весной 1942 года абверу удалось расшифровать часть записанных радиограмм, и его тревога усилилась. Москве сообщали о предстоящем германском наступлении на Кавказе, приводились данные о потреблении горючего армией, о размерах военно-воздушних сил, о германских потерях и т. д. Наконец в одном из расшифрованных сообщений встретились три имени и адреса.
В это же время была схвачена вторая группа в Брюсселе. Ее радиооператор, «профессор» Герман Венцель, в конце концов сломался, выдал код и вдобавок к этому много других сведений. Теперь власти смогли прочитать радиограмму от 29 августа 1941 года, адресованную Виктору Сукулову в Брюссель: «Пройдите по трем адресам в Берлине и выясните, почему так часто прерываются радиопередачи». Далее следовали адрес Адама Кукхофа и указание на то, кто такой Харро и Арвид Харнак.
Поначалу опытные полицейские проявили недоверие, расследование гестапо заняло несколько недель. Тридцатого августа 1942 года Шульце-Бойзен был тихо арестован у ворот здания министерства военной авиации. Либертас взяли двумя днями позже. Харнака схватили третьего сентября на летнем курорте и доставили в Берлин.
Полицейская операция велась в условиях строжайшей секретности. Коллегам Харро в министерстве сказали, что он уехал на место нового назначения. Министерство экономики, где работал Харнак, продолжало еще несколько месяцев начислять ему жалованье. Министр Функ так ничего и не знал до того дня, когда казнили Харнака. До самого конца нацистского рейха ни в прессе, ни по радио не было сделано ни единого намека на это дело. Дальнейшие аресты последовали с большой быстротой. Еще до ареста Шульце-Бойзена полиция подслушивала его телефонные разговоры и смогла в начале сентября схватить всю руководящую группу, равно как и ее участников с меньшим статусом. Хорст Хайльман из шифровального отдела был арестован пятого сентября, Коппи, Грауденц и Кукхофы – двенадцатого. Скоро число арестованных перевалило за сотню.
Расследование вели следователи гестапо Панцингер и Коппков, специалисты по коммунистическому подполью. Группенфюрер Мюллер лично докладывал Гиммлеру о ходе следствия. Гестапо применяло разные методы, чтобы получить признание арестованных. В некоторых случаях было достаточно угрозы, что возьмут его жену и детей, в других случаях задержанному давали ложное обещание, что сохранят ему жизнь. Продолжительные допросы, яркий свет, кандалы – все это помогало подавить обвиняемого и парализовать его волю. В некоторых случаях применялись пытки