«Если не считать Бэкона, который полон энтузиазма и обладает политическим опытом, остальным было бы нецелесообразно раскрывать сущность поставленных перед ними задач. Они уже ощущают необходимость выполнения строгих правил безопасности и предпринимают особые меры предосторожности при своих обычных встречах (примерно один раз в две недели). Так же в настоящее время было бы разумно не объяснять им истинный характер их работы, а просто дать им понять, что она требует высокой степени конспирации, без упоминания моей связи с вами».
С точки зрения канадско-советских руководителей Раймонд Бойер, по кличке Профессор, был одним из самых выдающихся агентов. Знаменитый химик и состоятельный человек, он начал работать на советскую разведку еще до того, как был открыт новый офис в посольстве. В то время его начальником был Фред Роуз. Советский военный атташе так характеризовал Бойера: «Самый лучший специалист по ВВ на американском континенте. Дает полную информацию о взрывчатых веществах и химических заводах. Очень богат. Боится работать».
На основе докладов Бойера Заботин посылал в Москву отчеты о работах по созданию атомной бомбы, многие из них были построены на слухах и не отличались особой точностью. Эти сообщения могли показаться Москве наивными, потому что там располагали информацией из более надежных источников. В одной из телеграмм Заботина говорилось:
«Этот завод будет производить уран. В результате экспериментов, проведенных с ураном, установлено, что им можно наполнять бомбы, что уже практически делается. Американцы провели большую исследовательскую работу, вложив в это дело 660 миллионов долларов».
Несмотря на устаревшую и неточную информацию, Заботин высоко ценил Бойера. Его помощники, Соколов и его жена, получили разрешение поддерживать дружеские связи с Профессором, что было серьезным отклонением от строгих правил поведения.
Двое советских агентов работали в канадском департаменте вооружений. Один из них, Джеймс Беннинг, отвечал за подготовку особо секретного «Прогноза военного производства в Канаде», наиболее полного исследования экономической ситуации и перспектив развития канадской военной промышленности. Второй, Гарольд Сэмюэль Герсон, был зятем Беннинга. Сын русского эмигранта и инженер-геолог по профессии, Герсон во время войны работал в Компании объединенных военных поставок, которая занималась производством химических и взрывчатых веществ, а по окончании войны, не без помощи Бойера, был переведен в отдел производства боеприпасов. Бойер также представил Герсона аппарату и рекомендовал его.
Герсон активно работал на советскую разведку три года. Он предоставил большое число секретных документов, главным образом относящихся к техническим аспектам артиллерии. Один из его докладов вместе с документами содержал сто шестьдесят страниц.
В августе 1945 года Герсон предложил план продолжения своей работы, который позволил бы повысить эффективность аппарата после того, как ему придется уйти с государственной службы. Советский военный атташе по его инициативе послал телеграмму в Москву, в которой спрашивал, даст ли Директор согласие на такой план: Герсон основывает в Оттаве Геологический инженерный исследовательский офис (что соответствовало его довоенной профессии), который финансировался бы Москвой в размере 7 тысяч долларов в год и, разумеется, служил бы прикрытием для советской разведки. Ответ на это предложение не успел прийти из Москвы – шестого сентября разразилась катастрофа, когда Игорь Гузенко передал документы канадским властям.
Еще одним агентом был Эрик Адамс, особо доверенный работник Банка Канады. Среди его обязанностей в банке был анализ промышленных планов при выдаче кредитов, поэтому он был хорошо информирован о положении в военной промышленности. Он передал советскому аппарату «Сводку отправки военных материалов в Англию», которая попала к нему в банке. В результате усилий Адамса в Москву также был отправлен другой конфиденциальный доклад о секретных переговорах, которые вели в 1944 году лорд Кейнс и канадское правительство.
В число агентов входил и Дэвид Шугар, русский, выходец из довоенной Польши, который работал в исследовательской компании «Краун лимитед» в окрестностях Торонто. Он стал экспертом в области радарной техники и занимался в основном способами обнаружения подводных лодок. Шугар носил громкую кличку – Прометей. «Он согласился работать на нас, – отмечал майор Рогов, – но при особых мерах предосторожности, потому что был под наблюдением». Однако это «наблюдение» не стало препятствием для шпионской работы Шугара и не дало канадским властям возможности узнать что-либо о шпионском аппарате.
Инженер Мэтьюз С. Найтингейл служил командиром эскадрильи во время войны, поэтому в советском шпионском аппарате был известен под псевдонимом Лидер. Он хорошо знал канадские аэродромы и побережье. Найтингейла хотели завербовать, и его кандидатуру предложили Москве в 1945 году. Он еще только готовился к шпионской карьере, когда рухнула вся канадская структура. Разумеется, непреложным требованием для канадцев, поступающих на советскую службу, был разрыв всех связей с коммунистической партией. И этот разрыв должен быть сделан заблаговременно, а не перед самым поступлением на секретную службу. Майор Рогов в феврале 1945 года сделал в одном из своих документов характерную пометку: «Найтингейл был отделен от коммунистов, потому что зарезервирован на перспективу. Он не работал на партию, и его контакты с нею, которые происходили дважды в год, носили только контрольный характер».
Но даже в этот подготовительный период Найтингейл сумел передать майору Рогову карты, составленные канадскими военно-воздушными силами, где были сведения о проекте аэропорта в Гандере, на Ньюфаундленде, о канадских аэродромах и другие данные. Но, без сомнения, наибольший интерес представлял доклад Найтингейла о новых системах подслушивания телефонных разговоров, применяемых в Америке.
Было также много менее значимых агентов, которые выполняли вспомогательную работу. Агата Чепмен, работавшая в Банке Канады, являлась помощником более крупных агентов. Фреда Линтон, работавшая в годы войны в МОТ, выполняла сходные функции. Командира эскадрильи Ф.В. Поланда, который не мог быть полезен военной разведке, Заботин передал в другой советский аппарат в Канаде, в ГБ.
В дополнение к этой бригаде «секретных работников», если использовать этот русский термин, были организованы специальные группы, которые изготавливали фальшивые паспорта и визы. В советском посольстве были секретные фотолаборатории, существовали и многие другие, замаскированные, например, под безобидные аптечные магазины. Были намечены места встреч и передачи почты и т. д. В Торонто использовали кабинет врача-оптометриста Генри Харриса для контактов между Сэмом Карром и его агентами, подобно тому как это делалось в Нью-Йорке на «явке» у дантиста Розенблитта.
Паспортный аппарат в Канаде
Очень часто Москва давала Заботину и его помощникам задание доставать фальшивые канадские паспорта для своих агентов в Соединенных Штатах. Вот один из примеров. Важный советский агент в Калифорнии путешествовал по Соединенным Штатам под именем Игнатия Витчака. В Москве полагали, что настоящий Витчак, канадский гражданин, погиб в гражданской войне в Испании. Фото советского агента было искусно приклеено к старому паспорту Витчака. Однако настоящий Витчак вернулся в Канаду из Испании в феврале 1939 года, ему было разрешено въехать без паспорта, и он обосновался в родных краях под Лимингтоном, где работал на ферме. Фальшивый Витчак, человек «с гладким, невыразительным лицом, напоминающим восковую маску, близко посаженными глазами и чопорно надутыми губами, более похожий на суетливого школьного учителя, чем на советского агента», поступил в университет Южной Калифорнии, где изучал общественные науки.
После десяти лет шпионской работы фальшивому Витчаку потребовалось заменить паспорт, и военная разведка в Москве приготовилась дать взятку в 3 тысячи долларов продажному канадскому чиновнику за новый документ. По настоянию военного атташе, действуя против своих правил, Сэм Kapp заплатил требуемую сумму, и в августе 1945 года паспорт фальшивого Витчака был обновлен. Однако его владелец недолго наслаждался своим легальным положением. Через шесть дней после того, как паспорт был доставлен, Игорь Гузенко начал делать признания канадским властям, и ФБР установило слежку за фальшивым Витчаком в Калифорнии. Но все же однажды шпион исчез вместе с женой и ребенком, а потом секретная служба Соединенных Штатов выяснила, что он благополучно прибыл в Польшу.
Паспортные дела Витчака и переговоры между советскими агентами в Канаде и Сэмом Карром совпали с прибытием в эту страну очень важных персон из Москвы, чей инспекторский визит наделал большой переполох в кругах советской разведки. Одним из этих лиц был Михаил Мильский (Мильштейн), заместитель Федора Кузнецова, главного шефа советской военной разведки (Директора), другим – Григорий Косарев, который занимал такое же положение, как и Мильский, но в аппарате ГБ. Разъезжая под видом скромных дипломатических курьеров, они совершили в военное время очень интересное путешествие через Соединенные Штаты, Мексику и Канаду. Сначала они приехали в Нью-Йорк, оттуда – в Мексику, из Мексики – в Калифорнию (где агенты военной разведки и ГБ занимались «атомными исследованиями») и оттуда – в Канаду. Так случилось, что они попали в Нью-Йорк как раз в тот день, когда Гузенко «выбрал свободу» и опубликовал свое вызывающее письмо советскому правительству. Не обратив на это внимания, оба шефа, судя по информации, которой располагали американские власти, были очень недовольны операциями в Соединенных Штатах. Многим официальным советским лицам было приказано вернуться в Россию, чтобы понести наказание за «потерю бдительности».
В Канаде инспектора были полностью удовлетворены работой сети под руководством Заботина и Павлова, человека из ГБ. Их обнадеживали большие перспективы, которые открывались для советской разведки в этой стране. Не подозревая о том, что этим накликает на себя гибель, Мильский послал в Москву телеграмму, в которой высоко оценивал работу Заботина и его штаба. Это случилось всего за несколько месяцев до того, как Заботин был отозван в Москву и весь его аппарат разогнан.