Когда в 1986 году США начали поставлять «Стингеры» – переносные зенитно-ракетные комплексы (ПЗРК) – моджахедам и наши вертолеты стали падать на землю, как груши в пору созревания, командование Ограниченного контингента советских войск в Афганистане обещало любому, кто доставит действующий «Стингер», звание Героя Советского Союза. Несмотря на то, что во время Афганской войны нашими десантниками были захвачены восемь ПЗРК, никто из них Золотой Звезды так и не получил. Лишь в (!) марте 2019 года офицеру спецназа ГРУ Владимиру Ковтуну, чье подразделение в 1987 году добыло «Стингер», было присвоено звание Героя России…
Дури везде хватает
В марте 1986 года подполковник Олег Казаченко, сотрудник Второго главного управления, был командирован в представительство КГБ в Берлине.
В первое десятилетие после окончания Второй мировой войны и до строительства так называемой Берлинской стены в 1961 году город являл собой настоящее охотничье угодье для офицеров-агентуристов из английской СИС, западногерманской БНД, КГБ и ГРУ.
Стараниями этого квартета Берлин превратился в европейскую явочную квартиру, куда со всех концов континента для встреч со своими операторами и связниками слетались «ласточки» и «во́роны»[13].
Во время холодной войны, когда к квартету присоединились ЦРУ и военная разведка США, Берлин стал всемирной явкой, излюбленным местом встреч сотрудников спецслужб со своими агентами, которые действовали от Афин до Осло и от Хельсинки до Мадрида. Профессионалы шутили: «Если Амстердам – рай для сексуальных меньшинств, то Берлин – Эдем для шпионского большинства».
Олег, опытный офицер-агентурист, недолго «носил дым в штанах» – находился не у дел, гуляя по коридорам резидентуры, – не прошло и двух дней, как ему на связь передали троих агентов-иностранцев.
Наибольшие хлопоты Олегу доставлял агент «Новобранец» – в миру Курт Зайдель, хозяин бара в районе дислокации филиала ЦРУ в Западном Берлине.
Двумя годами ранее его жену изнасиловали американские солдаты. С тех пор жгучее желание отомстить янки превратилось у Зайделя в навязчивую идею. И однажды, навещая дядю в ГДР, он поделился с ним своими бедами. Дядя оказался агентом полковника Булавкина. Тот встретился с обиженным немцем и предложил свою помощь в реализации вендетты. А для начала привлек его к добровольному сотрудничеству: взял подписку о неразглашении, дал псевдоним «Новобранец», прочел лекцию о конспирации, а в качестве оператора назначил ему полковника Гаевца Михалтрофимыча.
Промучившись с новым рекрутом около года, Гаевец появление Казаченко в представительстве расценил как знак судьбы и поспешил передать ему на связь «Новобранца».
Со слов Михалтрофимыча, агент, внешне походивший на Робин Гуда, вожака лесных разбойников из английской баллады, был так же бесшабашен, как его прототип, и за время сотрудничества показал себя абсолютно неуправляемой личностью, готовой на любые несанкционированные действия.
В свою очередь «Новобранец» на первой же явке пожаловался Олегу на Гаевца, заявив, что тот пытался «строить и строжить» его. Сотворив улыбку кролика перед удавом, сказал: «Я вовсе не против тирании, я готов подчиняться и даже люблю, когда мною командуют, но диктаторство должно происходить от любви ко мне. Если же я встречаю недобрый, хуже того, злой взгляд визави, я или зажимаюсь, или “включаю дурака”. Я чувствовал, что партайгеносе Микаэль не любит меня, и это либо парализовало меня, либо заставляло выпрыгивать из штанов, чтобы доказать, что я – не последний немец в Западном Берлине и способен на многое. И не моя вина, что эти мои попытки были выше его понимания…»
Любитель эффектов
Солнечным майским днем Казаченко подъехал на служебном «трабанте» к Александерплатц, традиционному явочному месту сотрудников берлинской резидентуры со своими агентами, и, присев на скамейку у фонтана «Нептун» лицом на восток, стал поджидать «Новобранца». Согласно разработанной схеме, тот должен был прибывать только с восточной оконечности площади. Это позволяло Олегу вести контрнаблюдение и выявить гипотетичную слежку за агентом.
Казаченко взглянул на часы и недовольно поморщился: агент опаздывал на целых три минуты. В тот же миг сзади зашуршала листва, и боковым зрением Олег увидел, как из кустов сирени вынырнул «Новобранец».
– Что, мой друг, эффекты любишь? – вместо приветствия сказал Олег, не поворачивая головы.
– Ах, герр Алекс, это только начало – главный эффект впереди…
Агент для рукопожатия протянул пятерню, похожую на связку свиных сарделек, но Олег сделал вид, что не заметил жеста – для окружающих они незнакомы! – и, не оборачиваясь, зашагал к отелю «Штадт Берлин».
Сохраняя дистанцию в несколько метров – конспирация превыше всего! – они порознь подошли к входу, но в лифт вошли одновременно. Ехали молча, каждый по-своему переваривал встречу, уставившись в несуществующую точку на потолке.
В номере Казаченко выставил из холодильника на стол бутерброды с красной и черной икрой, осетрину, соленые грибочки, пикули, баночное пиво и взялся за бутылку «Столичной».
– Давай, закусывай, друг мой, а потом расскажешь, какой-такой главный эффект ты приготовил!
– Некогда закусывать, герр Алекс! Я «Стингер» вам привез…
От неожиданности Олег едва не уронил бутылку на пол.
– Ничего себе явка начинается! – воскликнул он и, всем телом откинувшись на спинку дивана, вонзил взгляд Понтия Пилата в зрачки агента.
Памятуя высказывание «Новобранца» о его готовности подчиняться, Олег на явках старался создать дружескую атмосферу, но при этом никогда не опускался до амикошонства и фамильярности. Хотя порой ему было трудно удержаться от менторского тона или даже окрика в адрес агента. Каких нервов стоила Казаченко одна лишь апрельская выходка «Новобранца»!
Агенту было отработано простейшее проверочно-тренировочное задание: выяснить количество офицеров-холостяков в западноберлинском филиале ЦРУ, которые проживали в общежитии, расположенном рядом с его баром; записать номера машин, регулярно там паркующихся; ознакомиться с режимом охраны.
Прогуливаясь у общежития, «Новобранец» обнаружил, что оно вообще не охраняется, если не считать одного морского пехотинца, сидящего в вестибюле.
Три раза в неделю из проносящегося на предельной скорости военного джипа невидимая рука выбрасывала на крыльцо общежития холщовую сумку, наподобие тех вализ, в которых курьеры перевозят дипломатическую почту. На гудок клаксона появлялся морпех-охранник, забирал вализу, срывал свинцовые пломбы и раскладывал корреспонденцию в ячейки настенного ящика.
В одно прекрасное утро случилось непредвиденное. Когда вализа, подняв облако пыли, плюхнулась на крыльцо, а джип, прогудев, скрылся за углом, морпех не появился ни через секунду, ни через тридцать. Оказавшийся рядом «Новобранец» отреагировал мгновенно: рванул с себя пиджак, накинул его на вализу и с этой добычей дал деру…
Офицеры резидентуры рукоплескали Казаченко и готовы были поить его целый месяц. Еще бы! Никогда прежде госпожа Удача не была так щедра: даром достались десятки адресов сотрудников ЦРУ в Соединенных Штатах и подробности их семейной жизни!
Олег же был вне себя. Он накричал на «Новобранца», попугал застенками Моабитской тюрьмы и пригрозил прекращением сотрудничества. Агент божился, что впредь будет паинькой… И вот теперь, на тебе – «Стингер». Нет, эту песню не задушишь, не убьешь!
Сделав над собой усилие, Олег произнес:
– И где он?
– У меня в машине, на заднем сиденье, закутан в плед, – скороговоркой ответил агент.
– Как тебе удалось пройти пограничный контроль?
– Сегодня пятница – машин тьма, солдаты на Чек-Пойнте зашиваются… Я сунул одному сто марок, сказал, что у меня в машине, кроме пледа, ничего… Он заглянул в багажник – пусто, затем в салон, там увидел только плед на сиденье, ну и пропустил без очереди…
– Согласен, в западном секторе можно подкупить американского солдата, но наших погранцов – никогда! – произнес Олег тоном маршала Жукова при подписании капитуляции Берлина. – Как же они тебя пропустили? Может, ты владеешь гипнозом?
– Нет, все проще… Старшему наряда я назвал вашу фамилию, должность, ваш телефон и сказал, что у меня дело государственной важности. Офицер взял мой паспорт и ушел. Вернувшись через минуту, он махнул рукой, и солдаты подняли шлагбаум…
Вдруг агент умолк, его вызывающе наглый взгляд стал обреченным, а в голосе послышалась мольба.
– Герр Алекс! Не смотрите на меня так, будто пограничник не с вами говорил по телефону… Если не с вами, то почему меня пропустили?! Еще кто-то знает о наших отношениях?! А как же конспирация?!
– Успокойся, Курт! Уходя на встречу с тобой, я переключил телефон на шефа, на известного тебе полковника Булавкина. Он-то и дал отмашку, чтоб тебя пропустили… Ты лучше скажи, откуда «Стингер»?
«Новобранец» вмиг расцвел и облегченно выдохнул:
– Мой друг Хрен устроил…
– Что-то я о таком друге от тебя не слышал! – повысил голос Олег.
– Он – мой новый друг в НАТО, грекоамериканец, сержант, заведует складом. Звать его Костас Хренопулос, но я зову его просто Хрен… Завтра в 8.00 «игрушка» должна быть на складе. У нас всего 20 часов. Если не успеем – Хрена посадят… На электрический стул! Да, вот еще: за демонстрацию «Стингера» он просит 15 тысяч «зеленых»…
«Новобранец» замолчал и уставился на Казаченко, пытаясь понять, какой эффект произвели его слова.
– Не слишком ли дорого за один просмотр?!
– Плата соразмерна риску Хрена, – агент развел руками, – он сказал, что более секретной штуки в армии США сейчас нет…
«Пиджаки» и «сапоги»: Противостояние
– «Стингер» реальный и в рабочем состоянии… Я уже доложил о нем начальнику представительства генерал-майору Беляеву, – произнес полковник Булавкин, – так что, Олег Юрьевич, готовься получить благодарность…
– Так ведь Героя обещали, товарищ полковник! – возразил Казаченко.
– Раз обещали, значит, дадут. Но не тебе. Начальнику представительства. А тебе – благодарность от председателя. Когда уж вы научитесь брать по чину, а, подполковник? – строго спросил Булавкин. – Но это еще не все… Беляев связался с Центром и получил приказ: передать «Стингер» «сапогам». Так что, собирайся в Москву…
– Опять «сапоги» на чужом горбу в рай въезжают! – взвился Олег.
– Я бы назвал это по-другому, – спокойно произнес Булавкин. – Да, Центр играет в великодушие и опять пытается помирить военных разведчиков с нами, для этого-то и дает им возможность откусить от пирога, что нам Бог послал…
– Не Бог – наш агент!
– Олег Юрьевич, сложившаяся ситуация – это данность, которую нам с тобой не изменить, поэтому будем выполнять приказ Центра!
– Слушаюсь и повинуюсь, шеф!
– Не ерничай, Олег Юрьевич! Соперничество – нет! – соревнование между нами и ГРУ было, есть и будет. Оно – движитель нашего разведсообщества и в конечном счете дает позитивные результаты всему государству…
– Вот уж не думал с явки попасть на лекцию политпроса! – перебил Олег начальника. – Знаете, Владимир Михайлович, лет десять назад в нашем «Информационном бюллетене» я прочел заметку начальника Второго главка генерала Григоренко, где он дал свое видение причин трений между сотрудниками зарубежных резидентур Главного разведывательного управления и Комитета госбезопасности. И хотя с тех пор воды утекло немало, думаю, мало что изменилось… Я не поленился и кое-что из рассуждений генерала записал. Вот полюбопытствуйте, – сказал Казаченко, доставая из сейфа свою рабочую тетрадь.
«Между офицерами КГБ (политическая разведка) и ГРУ (разведка военная) зарубежных резидентур не существует какого-либо коллегиального взаимодействия. Каждый тянет лямку на своем рабочем месте и только в компании коллег из своей “конторы”. Да и по жизни “пиджаки” – сотрудники КГБ, и “сапоги” – сотрудники ГРУ, не особенно ладят между собой, предпочитая общаться исключительно по ведомственному признаку.
Военных разведчиков всегда отличала неистребимая выправка, вопиюще диссонирующая с их дипломатическим статусом, стрижки “полубокс”, стойкий запах дешевого одеколона “Шипр” и говорок, подхваченный за время службы в таежных гарнизонах Забайкалья или в песках Средней Азии.
“Сапоги” в глубине души считают сотрудников КГБ гражданскими “штафирками”, которых надо строить и строжить: “Упал, отжался и ать-два!”
В свою очередь “пиджаки” величают соседей солдафонами, у которых одно на уме: “сапоги надо чистить с вечера, чтобы с утра надевать их на свежую голову”.
Восхищение у “пиджаков” вызывает только одна особенность военных разведчиков: они могут перепить любого из политической разведки, ибо им “что водка, что пулемет – все едино, лишь бы с ног валило”.
Парни из КГБ – народ компанейский, поднаторевший в столичной жизни.
Гэрэушники – молчуны, смиренно-философски относящиеся к тому, что завтра, после “загранки”, начальство может упечь их в самый что ни есть медвежий угол.
“Пиджаки” всегда с чувством превосходства относились к своим военным коллегам, и это их, конечно, раздражает. Превосходство это имеет в своем основании более высокий уровень общей культуры и специальной подготовки, потому что сотрудники внешней разведки КГБ всегда набирались из выпускников гражданских, в большинстве своем престижных, столичных вузов, куда не просто попасть из-за высоких конкурсов.
Военные же разведчики, хотя и заканчивают высшие, но все-таки военные учебные заведения, в которые, будем откровенны, стремится не самая способная и хорошо подготовленная часть молодежи.
Но и это еще не все. Прежде чем попасть в Службу внешней разведки, гражданские специалисты проходят жесткий многоступенчатый отбор и всестороннюю проверку, а в Военно-дипломатическую академию офицеров направляют из военных округов по разнарядке, и, чтобы поступить туда, совсем не обязательно быть блестящим командиром. Достаточно ладить с начальством или иметь влиятельных покровителей в генеральском корпусе Министерства обороны.
Но все это так, бытовые мелочи. Были (и есть до сих пор!) гораздо более существенные поводы для того, чтобы кагэбэшники и гэрэушники относились друг к другу с предубеждением, поскольку по сей день существует одна деликатная сфера деятельности, являющаяся исключительно прерогативой резидентур КГБ, которая обеспечивает им доминирующее положение в любой советской колонии за рубежом.
Сфера эта – обеспечение безопасности находящихся в стране пребывания учреждений и граждан, в том числе и военных разведчиков.
Эта ответственная, неблагодарная и чрезвычайно конфликтная по своей сути сторона деятельности закордонных резидентур КГБ всегда была причиной того, что все, кто сам не имел к ней непосредственного отношения, испытывали дискомфорт, а чаще – страх от сознания того, что есть люди, контролирующие каждый сделанный тобой шаг и оценивающие его с точки зрения соответствия интересам Системы. Люди, которые контролируют твое поведение не только с помощью собственных глаз, ушей и аналитических способностей, не только с помощью разветвленной агентурной сети и аудио– видеотехники, но – что ужаснее всего – с использованием возможностей контрразведки противника!
Каким может быть отношение военных разведчиков к сотрудникам КГБ, если последние собирают поступающую о них информацию и аккуратно накапливают ее в своих досье, от содержания которых зависит и служебная карьера, и семейное благополучие, а, возможно, и жизнь подконтрольного контингента?!
В то же время военная разведка всегда гордилась тем, что стояла в стороне от сыскных дел. Возможно, поэтому ее авторитет у неискушенных советских обывателей до сих пор котируется выше авторитета КГБ».
– Спасибо, Олег Юрьевич, – возвращая тетрадь, произнес задумчиво Булавкин – просветил…
– Вот видите, Владимир Михайлович, а вы говорите: «соревнование», «движитель»!..
– Не могу с тобой, вернее с Григоренко, не согласиться… Но не во всем, потому что знаю, какие бы ни были личные отношения офицеров ГРУ и КГБ, мы призваны делать общее дело! И совместная операция «Стингер» – еще одно тому подтверждение. Так что, Олег Юрьевич, – вперед, Москве навстречу!
– Н-да… – будто рассуждая с самим собой, тихо произнес Казаченко, – действительно: начальник не всегда прав. Но он всегда начальник…
«Лавка кудесников»
В 15.30 Казаченко на самолете генерала Беляева вылетел в Москву. Из Берлина до Чкаловского военного аэродрома два часа лета. Оттуда машина заместителя начальника Генштаба и по совместительству шефа ГРУ с сиреной и мигалкой за полчаса домчала Олега до конструкторского бюро какого-то «почтового ящика», входящего в орбиту военной разведки. Там его уже ждали люди в белых халатах, под которыми просвечивали сплошь полковничьи погоны. Они бережно уложили «Стингер» на прозекторский стол, а Олега попросили удалиться. Он взглянул на часы. Было 17.00. Пока все шло по графику.
Когда один белый халат вышел покурить, Казаченко спросил, почему его попросили удалиться.
– А чтоб не мешал расспросами.
– Будете разбирать?
– Нет, мы в мастерской КБ сделаем точную копию, муляж. Его ты и отвезешь обратно, а оригинал оставим себе…
– Неужели муляж будет невозможно отличить от оригинала?
– Подполковник, ты прибыл в «Лавку кудесников», здесь и не такие штучки подделывали… Эка морока «Стингер» подделать – тьфу и растереть! Думаю, часа за три-четыре управимся…
– И стрелять муляж сможет?!
– Шалишь! Муляж будет безобиднее посоха пастуха… Вопросы еще есть?
– Спасибо, товарищ полковник, вопросов больше нет…
– То-то же!
Полковник, преисполненный сознания собственной значимости, кинул окурок на пол и раздавил каблуком сапога…
Все средства хороши, но наличные – лучше!
Дальше все происходило, как в американском блокбастере: ночная посадка в вертолет прямо на крыше «почтового ящика»; полет в винтокрылой стрекозе над ночной Москвой в сторону Чкаловского; разбег по взлетной полосе в Подмосковье и приземление в берлинском аэропорту Темпельхоф.
Была глубокая ночь, когда полковник Булавкин на служебном «мерседесе» привез Олега на место встречи с «Новобранцем». Вдвоем вытащили псевдо-«Стингер» и уложили его в багажник «опеля» агента.
Казаченко заметил, что «Новобранец» находится в крайне возбужденном состоянии. По-своему расценив его состояние, сказал:
– У тебя еще уйма времени – успеешь передать «игрушку». А сейчас зажги свет в салоне, займемся бухгалтерией, – Олег протянул агенту блокнот и ручку, – давай, пиши: «Я, Курт Зайдель, получил от советской разведки пятнадцать тысяч долларов для вручения военнослужащему армии США…» Как бишь его полное имя, твоего Хрена?
– Костас Хренопулос Онанасис… С его слов, он – родственник греческого адмирала танкерного флота миллиардера Онанасиса…
– Хорош хрен, нечего сказать… А ты что, рукоблудием увлекся?
– Рукоблудием… Зачем вы так, герр Алекс? У меня ведь жена есть!
– Затем, что адмирала зовут не Онанасис, а Онассис!
– Да черт их разберет, этих греков!
– Ладно, проехали… Пиши дальше: «…Костасу Хренопулосу Онассису за передачу советской разведке “Стингера”». Распишись и число поставь… Деньги пересчитай!
– Я вам верю, герр Алекс.
– Деньги поделите пополам?
– Не уверен, что он отдаст мне половину… Но треть – пять «штук» – мне должны обломиться…
– Сукин ты сын! Я-то думал, что ты «таскаешь каштаны» для нас исключительно из ненависти к янки, а не из-за денег…
– Ненависть, деньги… Одно другому не помеха, герр Алекс… И в ненависти тоже все средства хороши, но наличные – лучше!
Казаченко показалось, что при этих словах глаза агента на миг стали цвета свежих долларов. Хлопнув себя по колену, он категорическим тоном объявил:
– Передай своему Хрену, что я желаю ему мягкого электрического стула. А ты… Шел бы ты мелкими шагами на… Короче, в общероссийском направлении! И чтоб глаза мои тебя больше не видели! Я сегодня из-за тебя постарел на десять лет и не хочу, чтобы в случае твоего провала, а провалишься ты непременно, все газеты мира меня назвали лохом и лузером, понял?!
– Думаю, вы погорячились, герр Алекс… Хрен намекнул мне, что в укромном местечке припрятал натовский танк «Леопард» последней модели… Отдаст его за 150 тысяч «зеленых»…
– Значит, с моей помощью ты решил сорвать джекпот? Срубить пятьдесят «кусков»? Ведь меньше, чем на треть, ты не согласен, так?
– Jedem das Seine…[14]
– Да пошел ты! – Казаченко хлопнул дверью «опеля» и нырнул в «мерседес» начальника…
По заслугам – награда
За операцию «Стингер» глава представительства КГБ в Берлине генерал-майор Беляев и начальник ГРУ генерал армии Ивашутин к очередной дате ВОСР получили по ордену Октябрьской Революции. Полковник Булавкин – высшую ведомственную награду: нагрудный знак «Почетный сотрудник госбезопасности». Казаченко – благодарность председателя КГБ СССР…