Мы с Шариповым и Нарывом переглянулись.
— Зараза… — тихо прошептал Наливкин и добавил матом. — Зря я Зваду отправил с другой группой.
— Там тоже были раненые, — возразил ему Шарипов. — На тот момент решение казалось верным.
Наливкин глянул на разведчика, лежавшего немного в отдалении. Потом тяжело вздохнул.
— Кажется, не дотянет он. Видать, нам только чудо какое-то поможет.
Я нахмурился. Глянул поверх плеча Шарипова, чтобы рассмотреть кое-что интересное, появившееся в темноте за его спиной.
Вдали, на равнине, что мы пересекали, вдруг зажёгся крохотный огонёк.
— Костер, — прошептал я вполголоса.
— Чего? — удивился Наливкин и обернулся, проследив за моим взглядом.
— И где их искать? — Ахтар устало сел на большой камень.
Торйалай же уставился вдаль, стараясь пробиться взглядом сквозь темноту.
Солнце не взойдёт ещё долго. Ночная тьма только начала медленно сереть, превращаясь из непроглядной в почти непроглядную.
— Эти шурави хитрые, — сказал Ахтар, опершись о колени и свесив руки. — Они не оставляют следов. Как их искать?
— Я не знаю, — недовольно выдохнул Торйалай. — Но знаю вот что: с пустыми руками возвращаться нельзя. Иначе Нафтали нас просто убьёт.
— Нафтали убьёт тебя, — разулыбался Ахтар, но улыбка быстро сползла с его губ, когда Торйалай зыркнул на него злым взглядом.
Они объездили почти все окрестности караван-сарая и ущелья, что протянулось за горой. Никаких следов шурави найти не удалось.
Они не знали, куда пошли советские спецназовцы. Не знали, куда им самим следует держать путь. Кроме того, люди Торйалая уже валились с ног от усталости.
Однако выполнять приказ было нужно.
Сейчас Торйалай был готов ухватиться за любой намёк на то, куда могли отправиться шурави.
Чтобы хоть чуть-чуть осмотреть окрестности, они с Ахтаром взобрались на не очень высокий, но пологий горный гребень. С него открывался отличный обзор всей равнины, что расстилалась внизу под ним. Вернее, открывался бы, если бы не ночь.
Торйалай полагал, что шурави пойдут именно через долину. Он знал, что советские солдаты плохо ходят по горам. По крайней мере, гораздо хуже моджахедов. Кроме того, шурави лишний раз не сунутся в горы, остерегаясь засады.
— Пойдём вдоль рек, — предложил Ахтар. — Они конные. Им нужна вода. Да и нам тоже.
— Каких? — обернулся к нему Торйалай. — Да и куда? На восток? Или, может быть, на юг?
Ахтар поджал губы. Недовольно отвернулся.
Несколько минут Торйалай всматривался в темноту. А потом, наконец, кое-что увидел.
— Ахтар, спускаемся, — сказал он возбуждённо и принялся пробираться вниз по склону.
— Что? Ты что-то увидел?
— Свет костров. Там, в долине. Возможно, это они.
Стало холодно. Здесь перед рассветом всегда холодно.
Когда мы добрались до широкого ручья, спускающегося с гор в долину, темноту заменила утренняя серость.
Всё утро мы шли на огонёк. Когда тьма начала рассеиваться, ориентиром нам стало кое-что другое — небольшое овечье стадо, отдыхавшее на берегу ручья.
Ночной костёр был пастушьим. И он оказался не единственным. Пастух разжёг несколько, чтобы обогреть овец. Чтобы уберечь их от утреннего холода.
— Пастух, — констатировал Шарипов, ведя свою лошадь и топая рядом со мной и Наливкиным.
Я, уставший от верховой езды, тоже спешился. Снял я и Булата, чтобы тот выгулялся, и следил за ним, чтобы пёс не отходил слишком уж далеко.
— Пойдём к нему? — спросил особист у Наливкина.
— У местных пастухов часто есть много полезного, — сказал я. — Они знают лечебные травы. Природные антисептики. А без них майор не протянет.
— Выбора нет, — сурово сказал Наливкин. — Искандарову нужна хоть какая-то помощь. Иначе никак.
Пастух заметил нас раньше, чем мы его. Вернее, заметили нас пастухи. Их было двое.
Немолодой мужчина с посохом и в подбитом овечьей шерстью кожушке поднялся от одного из костров и, разгоняя прижавшихся друг к другу на земле овец, пошёл нам навстречу. А потом стал ждать у ручья. Он смотрел на нас внимательно и, казалось, пытался понять ещё издали, чего же ждать от пришедших шурави.
Вторым пастухом оказался невысокий и худощавый парнишка в овчинном жилете и папахе из серой шерсти. Он пришёл с другой стороны, вместе с собаками. Встал рядом со стариком, положил руку на пояс с недлинным ножом в кожаных ножнах.
У ног пастухов неподвижно застыли две крупные пушистые собаки. Это были афганские овчарки. Так и стояли они у ног своих хозяев — чуткие, грозные, готовые кинуться на незнакомцев по первому приказу.
Мы встали в нескольких десятках метров от пристально смотревших на нас пастухов. Я придержал Булата, уставившегося на чужих собак.
Пёс утробно заурчал, навострил уши.
— Тихо, Буля. Не балуй, — сказал я ему строго и пристегнул поводок.
Наливкин, ведя своего коня, вышел вперёд. Крикнул что-то на пушту.
— Можешь не ломать язык, шурави, — беззлобно ответил пастух. — Я немного говорю на русском.
Наливкин с Шариповым переглянулись. Капитан «Каскада» помедлил что-то отвечать. А вот я вышел вперёд:
— Ты работал с шурави? — спросил я.
Пастух тоже не ответил сразу. Однако мальчишка, что был рядом с ним, что-то сказал пожилому пастуху. Тот не ответил и ему.
— С чего ты взял, шурави? — сказал наконец пастух.
Навскидку, старику было за пятьдесят. Хотя сказать точно сложно. В горах люди стареют рано. Тем не менее он держался на удивление живо для его возраста. А главное — я заметил солдатскую выправку, которую после долгих лет службы сложно было скрыть отставному офицеру.
Но это было ещё не всё. На посохе старика, у самого навершия, я заметил розоватую ленту, обвивавшую древко. И сдавалось мне, что когда-то эта лента была красной.
— Красная лента на твоём посохе говорит сама за себя, — ответил ему я.
— Он проводник, — сказал Наливкин задумчиво. — «Красный караван». Вон она, лента. А я и не заметил сначала.
— Мне кажется, бывший проводник, — со скепсисом в голосе сказал Шарипов.
Старик молчал долго. Думал. Сомневался. Потом спросил:
— У вас раненый?
— Да! — крикнул ему Наливкин. — Нам бы не помешала помощь. Но многого мы не возьмём. У нашего товарища лихорадка! Кроме того, у него загноились ноги. Если у тебя есть чем помочь, мы отблагодарим. У нас есть патроны. Кое-какие медикаменты. Сухпайки.
— Шурави в этих местах — плохой знак, — повременив несколько мгновений, сказал старик. — Они приносят за собой только беды.
— Он не поможет, — поджал губы Шарипов, обращаясь к Наливкину. — Мы только теряем время.
— Если ничего не предпринять, Искандаров умрёт, — сказал Наливкин ему вполголоса. — Мы должны сделать хоть что-то.
— Можем приставить ему пистолет к виску, — иронически заметил особист.
— Ты солдат, старик, — выступил я вперёд. — Это сразу видно. Ещё в королевской армии служил, ведь так?
Пастух молчал.
— Потом был в «Красном караване», помогал советским солдатам. Тайными тропами их водил. И от красной ленты не избавился до сих пор. А ведь знаешь, что носить её сейчас — опасная затея.
Большой пёс у ног парня заволновался. Гавкнул. Мальчишка опустился, чтобы взять его за ошейник.
Буля уставился на чужого пса, готовый защищать меня. Снова заурчал, но не показывая клыков. Я нагнулся и запустил пальцы в его маслянистую холку. Пёс глянул на меня.
— Тихо, Булат.
Потом я обратился уже к старому пастуху:
— Знаешь что, старик. Сейчас ты прав. Мы и правда принесли тебе беду. Случилось так, что за нами хвост. Через несколько часов тут, вполне возможно, будут головорезы…
— Уходите! — с явным акцентом вдруг выкрикнул парень. — Уходите отсюда! Нам нечем вам помочь! У нас ничего нет!
Старик строго сказал несколько слов парню. Они стали спорить, но старый пастух всё же осадил своенравного мальчишку. Тот отвернулся, забубнил себе что-то под нос.
— Если так, — снова крикнул старик, — то вам точно следует уходить.
— Думаешь, это тебя спасёт? — прокричал я. — Они не знают, куда мы идём, и будут допрашивать каждого, кого встретят.
Старик молчал.
— Встретил бы ты нас или нет, но ты уже в опасности. В опасности просто потому, что решил выгнать своё стадо на выпас в этих местах. Банде, что идёт за нами по пятам, плевать, шурави ты или местный. Для них все вокруг — враги.
— Не дави на него, Селихов, — шепнул мне Наливкин тихо. — Если будешь продолжать, он точно откажет.
А потом Наливкин закричал пастуху:
— Мы уйдём быстро! Не оставим тут никаких следов! За помощь можешь взять, что захочешь!
Старик не ответил и ему.
— Но мы можем сделать так, — крикнул я, проигнорировав слова капитана, — что вы останетесь в живых. Сделать так, что вы будете выглядеть в глазах головорезов, которые идут за нами, своими! Вы им поможете. Тогда, как минимум, они вас не убьют.
— Что? Что ты такое говоришь, Селихов⁈ — понизив голос, возразил мне Наливкин.
— О чём ты говоришь, шурави? — спросил заинтересовавшийся старик. — Как мы будем выглядеть для них «своими»?
— Селихов, что ты несешь? — зло зашептал Шарипов и даже приблизился ко мне, дёрнул за рукав.
— Не мешайте, — бросил я ему, отмахнувшись.
Наливкин молчал. Видимо, ждал, чего же я скажу старику.
— Когда они появятся здесь, — снова крикнул я пастуху, — вы добровольно расскажите душманам, куда мы ушли.
Глава 7
— Спокойно, спокойно Памир, — Кабиль придержал своего пастушьего кобеля, зарычавшего на отряд конных шурави, стоящих вдали, у ручья.
Потом парень глянул на отца. Его острокостное, грубое лицо, испещренное застарелыми оспинами, казалось задумчивым и напряженным.
— Ты ведь не поверишь им? — Спросил Кабиль тихо, — ведь прогонишь?
Старый пастух по имени Вахид ответил ему не сразу. Он думал долго. Молчал.