Нафтали не нашёлся, что ответить. Он только и мог, что волком смотреть на меня и, оттопырив нижнюю губу, бессильно скалить зубы.
— Я не хотел, чтобы до этого дошло, — сказал Шер, вытирая окровавленный кинжал о рукав кителя.
Абдула мрачно смотрел на тело мёртвого Торйалая, лежащее у их ног.
— Всех его людей нашли? — спросил Шер у могучего моджахеда.
— Троим удалось уйти, — сказал Абдула, не отрывая взгляд от трупа бывшего младшего командира «Аистов».
— Видит Аллах, это был его выбор, — сказал Шер.
Их спор зашёл в тупик. Тогда Торйалай бросился на Шера с ножом в руках. Замешкавшийся Абдула и глазом не успел моргнуть, как молодой моджахедин заколол Торйалая.
Торйалай стоял на своём. Сначала он пытался убедить их обстрелять мечеть из миномётов. Когда понял, что ни Шер, ни Абдула не в восторге от такой идеи, даже попытался договориться с Абдулой о штурме.
— Штурм будет самоубийственным, — сказал ему Шер тогда, — а ты, помнится, не хочешь жертвовать своей жизнью, чтобы спасти Нафтали. Тогда чьей же жизнью ты готов пожертвовать? Жизнями Абдулы и его людей?
После этого началась перепалка. Видя, что Абдула колеблется между своей мыслью о штурме и предложением Шера о переговорах, Торйалай вышел из себя. Тогда перепалка быстро переросла в поножовщину.
Люди Торйалая, видя, что Шер убил их вожака, сразу попытались отомстить. А это уже привело к перестрелке.
«К счастью, у этого дуба Абдулы, — думал Шер, когда всё закончилось, — хватило ума не вносить ещё больший разлад в отряд».
Шер знал, что Абдула не хочет развала «Аистов». Что он недостаточно решительный для таких шагов командир. Что он боится потерять своё место.
Нескольких людей Торйалая убили сразу. Больше половины с боем попытались прорваться к лошадям, чтобы уйти. Вышло лишь у троих. Ещё троих взяли живыми.
— Нужно что-то сделать с дезертирами, — буркнул Абдула.
Шер спрятал кинжал в ножны. Глянул на Абдулу.
— И что же ты посоветуешь? — деланно заискивающим голосом спросил Шер, — Видит Аллах, ты более опытный командир, чем я.
Абдула задумался.
Шер знал, что он не привык думать своей головой в таких сложных ситуациях. Абдула был неплох в тактике. Умел хорошо командовать людьми в бою, но боялся ответственности в глобальных вопросах.
Потому, кстати, он так быстро стал колебаться и оставил любые решительные попытки протолкнуть свою идею о штурме. Он надеялся, что его поддержат. Но никто не поддержал. Это выбило почву из-под ног Абдулы.
Шер знал его как облупленного. Знал, какие подобрать слова, чтобы могучий моджахедин его слушался, сам того не подозревая.
— У нас теперь ещё меньше людей… — пробормотал Абдула нерешительно.
— Верно! Верно, мудрый Абдула! — поспешил ответить ему Шер, — возможно, нам стоит предложить предателям жизнь за службу? А если они не согласны… То что ж… предательство — это харам. Пророк Мухаммад сказал: «Вероломному будет воздвигнуто знамя в Судный день, и скажут: „Это — предательство такого-то, сына такого-то!“»
Абдула снова мрачно уставился на Шера.
— Они подняли оружие против воинов Аллаха, — сказал Абдула ровно те слова, что ждал от него Шер, — но Аллах милостив. Пусть раскаются, и тогда мы позволим им вернуться в наши ряды.
— Это мудро, — кивнул Шер. — А что потом?
Абдула выдохнул. Выглянул из-за скал низеньких скал, что закрывали ему обзор на равнину и мечеть.
— Поведай снова свои мысли о том, для чего ты хотел поговорить с шурави. Торйалай не дал тебе договорить.
Шер улыбнулся:
— Конечно, Абдула.
— Чему ты радуешься? — недоумённо посмотрел на него могучий воин, — на нашу голову обрушились беды. Один неверный шаг — и мы всё потеряем.
— Мне кажется, уважаемый Абдула, — начал Шер, — что вместе с тобой, прямо сейчас, мы смогли сохранить единство. И это главное.
— Что у вас там был за шум? — спросил Наливкин после того, как послал за мной на второй этаж, — чё этот душман разорался?
— Саша немножко на него надавил, — хмыкнул Шарипов.
Наливкин приподнял бровь.
— Саша? На него? Да ты видел эту глыбу? Только во время допроса я на нём штук пять ранений насчитал. А он даже бровью не ведёт.
— Я уже начинаю привыкать ничему не удивляться, — улыбнулся Шарипов. — Но после их с Сашей разговора «Аист» будто бы потерял всякую стойкость. А может быть, даже волю к сопротивлению.
Наливкин оглянулся на Глушко, дежурившего у входа в мечеть. Потом снова глянул на нас с особистом.
— И правда, удивляться у нас времени нет. Вы выстрелы слышали?
— Так точно, — пожал я плечами.
— Всё так, как мы и думали, — кивнул Наливкин и поправил автомат за спиной, — как только мы взяли одноглазого, в рядах «Аистов» начался разлад. И я думаю, надо этим воспользоваться.
— Воспользоваться? — спросил Шарипов.
— Да. Пока они там заняты, у нас есть шанс уйти. Так что будем выходить из мечети.
— Перестрелка была недолгой, — скептически сказал я и покачал головой, — я думаю, у них всё может быть не так плохо, как нам кажется. Торопиться нельзя.
— Саша, — выдохнул Наливкин, — это может быть шанс, который нельзя упустить. Надо уходить сейчас.
— Но куда? — мрачно спросил Шарипов.
— Товарищ капитан! — крикнул вдруг Ефим Маслов со второго этажа.
Все, кто стоял на первом, среди руин и завалов, подняли к нему взгляды.
— Там «Аисты»! Трое! Скачут к нам!
Глава 12
Мы бросились к выходу из мечети. Приготовив оружие, засели у его стен, по обе стороны.
«Аисты» приближались. Уже скоро, через вход и двор мечети, можно было различить в пылевой буре их чёрные фигуры на гнедых лошадях.
Наливкин прильнул к биноклю.
— Он что-то несёт, — сказал командир «Каскада» тихо.
— Парламентёры, — пробурчал Шарипов, прижимаясь к стене и крепко сжимая рукоять «Стечкина».
Когда душманы подошли ближе, я увидел, что всадник, ехавший в середине, поднимает над головой какой-то предмет.
«Коран, — промелькнуло у меня в голове, — он держит Коран».
— Коран, — подтвердил мои мысли наблюдательный Наливкин, — это жест доброй воли. Они не настроены враждебно.
— Хотят говорить, — кивнул Шарипов.
— Сука… Я думал, они друг друга перестреляли, — сквозь зубы процедил Наливкин.
— Нет, — покачал я головой, — «Аисты» крепче, чем вы думали. Хорошо, что это выяснилось прежде, чем вы приказали нам выходить.
— Не люблю ошибаться, — Наливкин аккуратно выглянул в проём входа, — но сейчас, кажется, ты прав, Саша.
Сквозь шум ветра «Аист», вздымавший над головой книгу, что-то закричал.
Все мы переглянулись.
— А что, если это ловушка? — спросил Шарипов настороженно.
— Может быть и так, — сказал я тихо.
— Ефим! — крикнул Наливкин, приподнявшись, продолжая прижиматься к стене, чтобы его не мог высмотреть вражеский снайпер.
— Я!
— Организуй прикрытие! Держи их на мушке! Услышишь выстрелы — открывай огонь!
— Есть! — ответил Маслов со второго этажа, и его голос разлился нестройным эхо по всей мечети.
— Либо переговоры, — начал я, — либо принимаем бой.
— Не лучшие условия для боя, — Шарипов взглянул на меня и горьковато хмыкнул.
— Патронов у нас ещё много, — возразил Наливкин. — Если что — продержимся. А этих Фима щас как голубей перестреляет.
— Тогда они точно нападут, товарищ капитан, — сказал я Наливкину, — мы будем защищаться, сколько сможем. Но высока вероятность, что это будет наш последний бой.
Наливкин глянул на меня. Смотрел долго. Размышлял. Поджав губы, он наконец спросил:
— Думаешь, стоит поговорить с ними?
— Думаю, — кивнул я. — У нас на руках сильные козыри.
— А ты, Хаким?
— Я согласен с Селиховым, — проговорил особист. — Штурм для нас — наихудшее развитие событий.
Наливкин засопел. От этого ноздри его ровного, чуть длинноватого носа раздулись. Он снова выглянул в проём.
— Ну что ж. Тогда идём, — сказал он наконец. Потом в своей манере хитровато улыбнулся: — А вы, дорогие товарищи, назначаетесь мною официальными послами группы «Север-1» спецназа «Каскад».
Когда мы приблизились, конники спешились. Их было трое. Все они скрывали свои лица платками, прячась от колкого ветра.
«Аисты» не стали заезжать во двор и ждали за пределами глиняного забора мечети. Мы предусмотрительно не вышли за его пределы. Остановились в широкой бреши, бывшей когда-то воротами.
Так и замерли мы друг напротив друга, в пяти или семи шагах.
«Аисты», щурясь от ветра и пыли, сняли свои платки.
Тот, что стоял в середине, был стройным и высоким мужчиной. Навскидку ему нельзя было дать больше двадцати пяти лет.
У него было узкое, побронзовевшее от палящего солнца лицо, острые скулы и тонкие бледноватые губы. Украшала его лицо короткая аккуратная борода.
Карие глаза его казались почти жёлтыми. Сквозь «фильтр» грязно-красных потоков пыли, что нёс между нами ветер, они походили на шакальи.
Молодой душман носил защитного цвета китель и брюки, но перепоясался чёрным кушаком, концы которого развевались на ветру. Под кушаком он хранил прямой кинжал в ножнах коричневой кожи.
Второй «Аист» был велик. Возможно, даже крупнее, чем сам Нафтали. У него была квадратная, словно дубовая дверь, фигура, крупные руки и ноги. Массивная на фоне головы шея.
Плоское лицо уродовал большой сломанный нос. Маленькие глаза душмана казались мёртвыми, словно рыбьими. Он смотрел на нас флегматично и, будто бы, не испытывал никаких эмоций.
В недлинную, но косматую бороду «Аист» вплел зелёные нити. А ещё он постоянно что-то жевал. Скорее всего, баловался каким-то дурманом.
Одеждой ему служил грязноватый чёрный кафтан, перекрещённый пулемётной лентой. На груди мужчины висела странная костяная табличка с вырезанными на ней арабскими письменами.
Третий душман не выделялся такой яркой внешностью. Он носил простую длинную рубаху чёрного цвета, пузырившуюся на груди под порывами ветра, такие же шаровары, заправленные в советские кирзовые сапоги, которые явно были ему велики.