С минуту человек и козел потоптались на мосту, а потом Наливкин не выдержал: он выхватил нагайку, несколько раз стеганул ею по воздуху и попытался ткнуть козла кисточкой в морду, надеясь напугать.
— Э? Э! Ты чего творишь, скотина! — крикнул он, когда бесстрашный козел схватил кисточку в зубы и принялся жевать.
— Отдай! Отдай, падла такая! — закричал Наливкин и с трудом, но все же вырвал нагайку из козьего рта. Осмотрел пожеванную кисточку. Страшно выругавшись матом, добавил: — Ах ты, падла рогатая! Че встал тут как истукан⁈ Пшел! Пшел! Ай… Да тьфу на тебя!
Наливкин по-настоящему плюнул в козла. Нерастерявшийся козел тоже плюнул в Наливкина. Выплюнул ему на сапоги.
Тут капитан «Каскада» не выдержал. Разразившись страшной матерной бранью, он стянул автомат с плеча.
— Э! Э! — крикнул Шарипов и помчался к нему, чтобы остановить. Он подоспел раньше, чем разъяренный капитан Наливкин успел вскинуть оружие. Схватил его за ремень АК.
— Ты чего тут, решил стрельбу в горах развести⁈ А если где духи⁈
— Ну ты видал, че он вытворяет? Видал⁈ Наглая скотина! — тыча в козла пальцем, кричал особисту Наливкин.
— А ты чего от него ожидал, товарищ капитан⁈ Это ж козел! Он стадо свое оберегает!
— Вот и пусть оберегает в каком-нибудь другом месте!
Наливкин еще раз попытался напугать козла, притопывая и громко на него крича. Козел лишь кивал головой и время от времени делал вид, что атакует: наскакивал на особиста с капитаном «Каскада», но предусмотрительно пятился, не пропуская их на тот берег.
К этому моменту спешились почти все. Весь отряд собрался на берегу, подбадривая Наливкина и Шарипова. Тахмира с мамой просто наблюдали. Молчаливый афганец присел у камня и молчал. Развеселившиеся солдаты, в том числе Малинин с Звадой, невпопад выкрикивали советы. Последних, к счастью, быстро осадили лейтенанты.
— Падла упрямая, — буркнул напоследок побежденный козлом Наливкин, возвращаясь к нам. — Вот как его согнать оттуда?
— Мож, я жахну, товарищ капитан? — спросил Глушко, потрясая своим пулеметом, схваченным здоровой рукой.
— Отставить жахать, — прошипел Наливкин. — Товарищ Шарипов прав. А что, если и правда тут где-то еще «Аисты» шастают? Хотите на засаду недобитков нарваться? Тут нужно по-другому. Как-то иначе подойти.
— Есть одна идейка, — сказал я задумчиво.
Все обернулись ко мне.
— Какая? — спросил удивленный Наливкин.
Козел так и стоял на своем. Козочки так и щипали травку за его спиной. Но теперь они рассеялись на группки. Стали кормиться то тут, то там. Подходили ближе к переправе.
— Думаешь, справится? — спросил Наливкин почти полушепотом.
— Посмотрим, — ответил я, поглаживая Булата по плотной шерсти на загривке. — Должен отогнать.
— Ты смотри, Селихов, добро казенное не попорть, — скептически заявил Шарипов.
Булат зыркнул на особиста. Заурчал низким рыком.
— Не нравится ему, что вы его «казенным добром» называете, — хитровато ухмыльнулся я, глянув на Шарипова.
Капитан особого отдела опасливо отвел взгляд от пса. Прочистил горло и сделал вид, что чешет нос.
Я сел рядом с Булатом, взяв его за ошейник. Указал на козла.
— Фас!
Буля сорвался с места как ракета. Не успел я моргнуть, как он вмиг оказался на середине моста. Бежал молча, не рычал, не лаял. Ровно так, как если бы ему пришлось задерживать нарушителя Государственной Границы — быстро и тихо.
Козел было нагнул голову, заблеял, кивнул рогами. А потом не выдержал. Стал пятиться и поворачиваться боком, норовя отойти.
Проблемы пришли откуда не ждали. Булат замер как вкопанный на том конце переправы, когда несколько козочек, рвавших там среди камней травку, взошли на мост.
То, что они совершенно не боялись Булата, сбило его с толку. Пес просто не привык к такой реакции окружающих. Он застыл на месте, оттопырил хвост и навострил уши, не сводя глаз с козочек.
Когда пес гавкнул, они даже не вздрогнули. Полные любопытства, пошли к нему.
— А че это они делают? — удивился Наливкин.
Я хмыкнул. Быстро сообразил, что Булат своим окрасом напоминал козла-вожака, что отступил с моста под его напором.
«Неужто дамы нашли себе нового…» — я не успел додумать эту мысль.
Когда одна из козочек тоненько заблеяла и совершенно бесстрашно подошла к Булату, недоумевающий пес отступил на шаг, опустил хвост. Когда коза ткнулась в овчара мягким носом, тот опешил от такой наглости и даже вздрогнул. Отскочил.
Другая козочка, как ни в чем не бывало, подцокала к нему и… лизнула в ухо.
— Да они его сватают! — рассмеялся Нарыв.
Буля отскочил снова. Поджав хвост, прижав уши к большой голове, он принялся опасливо, на полусогнутых, удаляться от надоедливых «невест». Пес то и дело оборачивался, поглядывая на «рогатых дам».
Последней каплей стало то, что третья коза догнала Булата и ткнулась ему носом в бедро. Пес аж подпрыгнул. Потом рыкнул, гавкнул, разогнав коз, и стрелой кинулся ко мне.
— Да, Буля, — я опустился, погладил все еще напряженного, уставившегося на рогатых дамочек пса по голове. — Женщины, они такие. С ними глаз да глаз нужен.
Тем временем козел гордо вышел обратно на мост, продолжая упрямо сторожить свое стадо.
Тут не выдержал даже Шарипов. Он достал Стечкина.
— Пальну в воздух. Должны разбежаться.
— Товарищ капитан, — с укором глянул на него Наливкин, — ты ж говорил, стрелять небезопасно. И я, представь себе, с тобой полностью согласен.
— Кончились игры. Мы и так тут лишних десять минут потеряли.
— Спрячьте пистолет, Хаким Булатович, — сказал я, поднимаясь от Булата, — с псом не сработало, потому будем использовать план «Б».
Наливкин удивился.
— Какой еще план «Б»?
Глава 17
— А почему именно мои, товарищ капитан? — с претензией пробурчал Звада.
— Отставить жалобы, — строго ответил ему Наливкин. — У всех остальных закончились.
— Так давайте я галеты лучше дам!
— Себе оставь.
— Но это ж мой НЗ был!
— Вот и пожертвуешь свой НЗ на общее дело!
Спор разворачивался за моей спиной. Я, тем временем, медленно и аккуратно шел к козлу.
Животное все так же стояло на том конце моста. Увидев меня, козел наклонил голову, как бы демонстрируя мне свои выдающиеся рога.
Меня они не впечатляли.
К слову, НЗ Звады уже давно оказался у меня в руках. Это была тройка ржаных сухарей, которые санитар припрятал на всякий случай.
Звада решительно не хотел отдавать их мне, но все остальные, услышав мой план, настояли на этом. Звада покорился воле коллектива и нехотя отдал сухари.
Я неумолимо приближался к козлу. Коллектив вновь затаил дыхание, ожидая, что же будет дальше.
Застыв на несколько шагов от рогатого упрямца, я глянул ему прямо в его желтые глаза со зрачками-черточками.
Козел, кажется, хотел было заблеять, но вдруг заинтересовался. Он стукнул копытцем, шагнул вперед и вытянул шею. Стал нюхать воздух, оттопырив верхнюю губу и показав внушительных размеров желтые зубы.
— Хочешь, да? — ухмыльнулся я, показывая ему черный, сдобренный солью солдатский сухарь. — Вижу, что хочешь. Ну так на.
Я присел на корточки. Легонько кинул ему сухарь. Тот упал под копыта козлу.
Козел, казалось бы, удивился. Он отшагнул, опустил голову к непонятному ему предмету. Понюхал. И учуял соль, что так любят облизывать в горах козлы.
Потом зверь стал робко лизать засушенный хлеб, стараясь снять с него всю соль языком. Когда, наконец, слизал, стал щипать его, силясь оторвать кусочек соленого хлеба.
Я украдкой обернулся. Махнул Наливкину рукой, мол, действуйте.
Капитан «Каскада» раздал несколько приказов, и все принялись усаживаться в седла и брать лошадей под уздцы, чтобы сгруппироваться перед переходом.
Когда я заметил, что козел стал терять интерес к первому сухарю, я кинул второй в кустики низкорослой травки, что росли у него за спиной, на том берегу.
Когда в кустах зашелестело, козел резко поднял голову, обернулся, навострил уши. Когда принюхался, медленно побрел за сухарем. Потом сошел с моста, направился немного в сторонку. Стал шарить мордой в кустиках, ища вожделенное лакомство.
— Пошли! Пошли! — скомандовал Наливкин.
Первым на мост взошел Нарыв верхом на своей кобыле и Альфой в седле. Под копытами лошади переправа затряслась, задрожала. Заскрипели старые доски.
Кобылка шла аккуратно. Выбирала, куда ставить ногу, перешагивала щели, что были пошире.
Наконец, Нарыв успешно перебрался на другой берег. Так, один за одним, пошли и все остальные.
Когда большая часть отряда перешла через мост, Булат перебежал на эту сторону, а Наливкин перевел сначала свою, а потом и мою лошадь, козел стал терять интерес и ко второму сухарю. Видимо, слизал всю соль, а жевать полуразмоченный собственной слюной хлеб не захотел.
На том берегу еще оставались Звада с Малининым, молчаливый афганец и двое бывших пленных солдатиков.
Как только первый из них ступил на мост, козел решил вернуться.
Он обратил ко мне свою продолговатую морду, заблеял и шагнул к мосту.
Вся остальная группа углубилась в ущелье, чтобы лишний раз не беспокоить козочек, которые и так насторожились и взобрались где повыше, чтобы держаться от нас подальше. Однако отпускать козла было пока что рановато.
Тогда я кинул третий сухарь еще подальше — за большой валун, что покоился у пологого склона ущелья.
Сухарем тут же заинтересовались две козочки, но козел, следуя на запах, быстро разогнал своих «невест» и принялся сам лизать хлеб, лежавший где-то за камнем.
— Давай! Пошли-пошли! — скомандовал я.
Солдаты торопливо зашагали по доскам переправы. Как только они ступили на этот берег, по мосту пошел и Малинин на своей кобылке. Последним мост перешел Звада.
— Вот зараза! Да заткнись ты! Заколебал уже! — бросил Звада козлу, не надеясь, впрочем, что тот отстанет.