Животное следовало по пятам за лошадью Звады. Громко блеяло. Нервировало и без того вспыльчивого санитара.
— Че? — Ехавший впереди Малинин обернулся, хохотнул. — Дружка себе нового нашел?
— Да он запарил уже! Че ему надо⁈ Пшел! Пшел, я тебе говорю!
Звада достал последнюю сигарету из пачки «Примы», скомкал пачку и запустил ее в козла, надеясь отпугнуть.
Козел не испугался. Даже напротив, заинтересовался упавшим у него перед носом предметом. Опустил голову, понюхал, смачно чихнул, когда табачный запах защекотал ему ноздри.
Пачка остановила козла лишь на миг. Потом он снова протяжно заблеял и опять увязался за Звадой.
— Видать все, — рассмеялся Малинин, косясь на закурившего Зваду через плечо, — придется тебе его с собой забирать! Селихов с псом ходит, а ты будешь с козлом!
— Да иди ты в баню, — обиженно пробурчал Звада, а потом не выдержал.
Он полез в групповую аптечку, достал флакончик нашатыря. Нашел в вещмешке при седле начатую пачку галет. Взял один и смочил его спиртом.
— На, подавись, скотина упрямая, — зло бросил Звада и кинул галет козлу.
Любопытный козел заинтересовался галетом. Подошел, опустил голову, чтобы понюхать. А потом резко отскочил, как ужаленный. Козел замотал головой, стал протяжно, яростно и часто чихать.
Звада захохотал в голос.
— Че? Съел⁈ Будешь знать, как за мной валандаться!
Каково же было его удивление, когда козел, вместо того чтобы просто отступить, прочихавшись, взревел не своим голосом.
Когда он бесстрашно попер рогами на лошадь Звады, у санитара аж сперло дыхание. Козел с разгону боднул лошадь рогами в ногу.
Та заржала, принялась скакать на месте, лягать воздух. Перепуганный Звада заорал, припал к конской шее, вцепился в гриву. А потом принялся во весь голос грязно и многоэтажно материться.
Когда с конца нашей колонны донеслись крики, ржание коней и жуткие матюки, я обернулся.
Лошадь Звады разбушевалась, выскочила из строя и принялась непослушно топтаться на месте. Время от времени она подбрасывала задние копыта, лягая воздух. Санитар, вцепившийся ей в шею, подскакивал в седле и орал не своим голосом.
Когда Малинин соскочил с седла и попытался успокоить лошадь Звады, его немедленно атаковал разъяренный козел.
Я знал, что козел тащился за нами от самой переправы и выпрашивал сухари. Но что именно так внезапно привело его в бешенство, осталось для меня загадкой.
Из-за суматохи, возникшей сзади, строй поломался. Все принялись оглядываться, что же там происходит. Кони стали непослушно плясать под всадниками, напуганные ржанием Звадовой кобылы.
— А! Сука! — крикнул Наливкин и бросил поводья своей гнедой. Помчался назад, к хвосту группы.
Искандаров на удивление шустро перехватил поводья, натянул их, притормозив забеспокоившуюся лошадь.
Кто-то из бойцов принялся успокаивать коней, перевозивших афганок, раненого солдата и Саида Абади.
Булат замер в своем седле. Навострил уши. Я, не думая ни секунды, пришпорил Огонька.
Конь понес меня назад неторопливым галопом. Перед этим я успел услышать ворчание особиста:
— Вот жеж! Ну что еще⁈
Я опередил Наливкина. Притормозил жеребца и почти на ходу выпрыгнул из седла. Булат ловко спрыгнул следом. Тяжело приземлился на лапы.
А тем временем злобный козел снова попер на Малинина, пытавшегося успокоить лошадь санитара Звады.
— Фас! — крикнул я Булату, указал на козла.
Пес метнулся к разбушевавшемуся животному. Замер перед ним, облаял. Стал кружить вокруг, отвлекая его.
Мы с Малининым подоспели к лошади Звады. Я схватил ее за уздцы:
— Тпру! Тпру!
Лошадь еще раз взвизгнула, лягнула воздух и стала успокаиваться. Я принялся гладить ее по шее. Малинин обеими руками — по блестящему боку.
Булату, тем временем, наскучило играть с буйным козлом в кошки-мышки. Он ловко юркнул ему в тыл, а потом укусил за левую ногу.
Козел исступленно заблеял, отскочил, попытался боднуть пса.
Буля не растерялся. Ушел от рогов и снова куснул рогатого буяна, но теперь в правый бок.
Козел высоко заблеял. Попытался отогнать Булата, но пса уже не было там, куда он целил. Булат снова оказался сзади, вцепился козлу в голень, потянул.
Тут животное уже не выдержало. Оно попыталось отнять ногу, скакнуло, норовя ударить пса задними копытцами. Буля отпустил, а козел ускакал куда-то назад по ущелью.
— Что у вас тут такое⁈ — Подоспел пеший Наливкин. — Мля! Опять на пустом месте балаган устроили!
Он добежал как раз в тот момент, когда мы успокоили лошадь.
Кобыла Звады, глубоко и шумно дыша, повизгивала, отходя от испуга. Верхом сидел побледневший и будто бы оцепеневший Звада.
Санитар округлил глаза и потерял свою панаму. Отросшие волосы его были всклокочены, как у сумасшедшего.
— Угомонили, слава те господи, — пробубнил Малинин, поглаживая лошадь по шее.
Булат вернулся ко мне. Виляя хвостом, он принялся преданно и даже с какой-то гордостью заглядывать мне в глаза. Запыхавшийся в духоте, вывалил большой розовый язык.
— Молодец, Буля, — опустился я к нему, потрепал по холке, — красавец. Так держать.
— Что опять случилось? — Спешившийся Шарипов подвел свою лошадь к нам.
— А это ты у него спроси! — Раздраженно указал Наливкин на Зваду. — Звада, доложить! Что тут у вас за цирк⁈
— В-виноват, товарищ капитан, — заикнулся побледневший Звада.
Малинин хмыкнул. Потом хохотнул. А дальше принялся нервно смеяться. Рассмеялся и раненый Глушко, наблюдавший за всем происходящим с коня. Смех подхватили и советские солдаты.
Наливкин цокнул языком. Недовольно покачал головой.
— Товарищ капитан! — Борясь с хохотом, крикнул Малинин, — Звада с козлом поссорился! Вот что случилось!
Бойцы грянули дружным смехом еще громче. Даже Шарипов кривовато усмехнулся. Звада, видя всеобщую реакцию, несмело и как-то ошарашенно растянул бледные губы в робкой улыбке.
Наливкин сплюнул.
— Да ну вас.
— Ниче, — ухмыльнулся я и похлопал лошадь Звады по шее, — все целы. Козел ретировался. Можно двигаться дальше.
До границы мы добрались примерно к двум часам ночи.
Около часа ночи Малинин смог выйти на связь с Шамабадом. Наливкин переговорил с дежурным по связи и сигнализации. Назвал кодовую фразу и, когда ее приняли, сообщил:
— Мы возвращаемся домой! Как слышно? Прием! Да! Очень хорошо! Встречайте нас, братцы!
После недолгих переговоров лично с Тараном мы продолжили свой путь. Когда до границы осталось несколько километров, Абади, гражданские и даже освобожденные солдаты последовали дальнейшим маршрутом с завязанными глазами.
Когда добрались до границы, нас там уже ждали. За четыреста метров Наливкин повторно вышел на связь. Доложил, что прибываем.
У моста-переправы через Пяндж нам просигнализировали зеленой ракетой, что можно двигаться дальше.
Когда зашли на мост, увидели в темноте, как усиленный наряд пограничников выдвинулся нам навстречу.
— Проходите по центру! Подсветите фонарями! — Раздался знакомый голос старшины Черепанова.
Забавно, но его голос всегда казался мне довольно неприятным. Черепанов имел определенную особенность говорить со всеми, кто младше по званию, надменно и с нотками не совсем уместного менторского тона. Прибегал он к нему и на службе, например в подобных нашей ситуациях. Прибег и в этот раз.
Никогда не думал, что буду так радоваться его голосу. И его тону тоже.
Мы подчинились. Спешились, повели лошадей под уздцы. Наливкин, шедший первым, стал подсвечивать себе путь следовым фонарем, направив его в землю. Звада, который шел последним, сделал то же самое.
Конвой из шести пограничников окружил нас. Каждый держал наготове автомат. А еще все они были моими друзьями.
Я узнал Алима Канджиева, Синицына, Рустама Сагдиева, Семипалова. А еще Васю Уткина.
Вместе с ними нас встречал старшина Черепанов.
И несмотря на то что мы многое вместе прошли, многое пережили, они смотрели на нас и «каскадовцев» сурово и сосредоточенно. Все мы понимали — пограничники исполняют свой долг. Действуют согласно уставу. Пусть и формально отчасти.
Нас подвели к КПП у моста. Черепанов принялся освещать каждого фонарем. Проверять документы. Сверяться со списком. Другие пограничники — обыскивать подпруги и уздечки лошадей.
— Саша? — спросил Черепанов сурово, когда осветил и мое лицо.
Луч света следового фонаря неприятно слепил глаза. Заставлял щуриться.
Взгляд Черепанова был колким и холодным. Но когда он рассмотрел меня в темноте, то выражение его глаз изменилось. Потеплело, что ли.
— Рад, что ты живой, — сказал он помягчавшим тоном. — Давай, проходи скорее. Досматривать не буду.
Так, одного за другим, нас переводили на советскую сторону.
Там уже ждали лично Таран и Пуганьков.
Последний занялся освобожденными солдатами.
— Номер части или соединения, имя командира? — задавал замполит им один и тот же вопрос. Слушал ответы. Записывал.
Абади же почти сразу заковали в наручники. Провели предварительный осмотр.
Таран, лично руководящий организационными мероприятиями по возвращению нашего отряда, разделил всех на группы — «каскадовцев» с погранцами в одну, гражданских в другую, освобожденных солдат в третью. К Абади и Искандарову и вовсе было особое отношение. Именно их первыми увезла «Шишига».
Потом машина вернулась за нами. Дальше был черед солдат и наконец гражданских.
К Шамабаду мы ехали в молчании. Просто тряслись в кузове «Шишиги» и ждали, когда увидим знакомые ворота Шамабада.
Казалось, никто даже и не думал о том, чтобы проронить хоть слово. А еще казалось, что только сейчас все по-настоящему почувствовали, как вымотались за эти несколько суток.
Абади завели в небольшое темное помещение.
В темноте он не сразу понял, куда именно его привели. Только сухой воздух и запах смолистой древесины дали ему понять, что возможно это какая-то баня. Да и судя по лавкам, что были тут, у стен, это была именно она.