— В-виноват, товарищ старший лейтенант, — буркнул Семипалов.
— Ну ладно ты! Ты балбес, каких поискать. Ну а ты, Малюга, куда смотрел? Ты ж, вроде, толковый парень всегда был!
— Виноват, — Малюга громко шмыгнул носом. — Да я как-то… не придал значения.
Таран сплюнул.
— Не придал значения, блин…
Наливкин молча наблюдал, как Нарыв выводит из бани свою служебно-розыскную Альфу.
— Ничего, товарищ старший лейтенант, — пожал плечами усталый Нарыв. — Не нашли мы ничерта.
— Значит… ничего нет, да? — задумался Наливкин и, с хрустом почесывая подбородок, оперся спиной о стену бани.
— Так может, и не было ничего? — пожал плечами Черепанов. — Может, у него и правда какой приступ? С желудком мучается. Вон, видели? В слизи, что этот пакистанец из себя выдавил, кровь была. Возможно, язва. Тут фельдшер нужен.
Я заложил большие пальцы за пояс. Перенес вес тела на правую ногу. Потом пронаблюдал, как Нарыв успокаивает лебезящую перед своим хозяином Альфу.
Собака ничего не нашла и будто чувствовала себя виноватой перед своим инструктором. Она поджала хвост, поглядывала на Нарыва блестящими темно-желтыми глазами и время от времени звонко погавкивала.
Нарыв, в свою очередь, беззлобно ее осаживал:
— Место. Место, Альфа. Кончай ягозиться, говорю.
— Нет, — как-то горько проговорил Таран и покачал головой. — Он явно что-то выблевал. Что? Вот это вопрос. А в том, что мы позволили ему это сделать — моя вина.
— Ваша? — глянул я на Тарана, вопросительно приподняв бровь.
Таран вздохнул. Поправил фуражку.
— Вылетело у меня из головы то, что ты мне рассказывал, Саша. Что говорил — шпион вел себя как-то странно еще в мечети. Значит, он что-то носил в желудке. И теперь, очень может быть, уничтожил это.
— Как? — кивнул Наливкин Тарану вопросительно.
— Я не знаю, — покачал головой начальник заставы. — Ни осмотр, ни собаки, ничего не показали. Значит, он вполне мог это уничтожить.
— Предмет маленький. Абади мог засунуть его в какую-нибудь щель, — предложил Наливкин.
— Мы осмотрели все щели. Ничего нет, — отрывисто отчеканил Черепанов.
— И в полу, товарищ прапорщик? — спросил я.
— И в полу, — выдохнул старшина. — Полы тут новые. Древесина свежая. Только прошлым летом перестилали. Там и щелей-то почти нет.
— А если этот предмет совсем уж крошечных размеров? — спросил Наливкин.
— А если там и не было вовсе никакого предмета? — развел руками Черепанов.
— Остается только посмотреть, чего Шарипов у этого выпытает, — сказал Таран и обернулся назад, к зданию заставы.
Внутри, в ленинской комнате, Шарипов по личной инициативе допрашивал Саида Абади, находящегося под охраной пограничников.
Допрос проходил еще несколько минут. Потом особист вышел из здания заставы, но Абади почему-то выводить никто не спешил.
Усталый Шарипов подошел к нам. Лицо у него было хмурое и темное. Сложно было сказать: это таким образом на нем выступило изнеможение, или же дело было в том, что допрос не увенчался никаким успехом.
Все офицеры, и даже солдаты, что стояли у бани, с интересом уставились на Шарипова.
— Ну что, товарищ капитан? — не дождавшись, пока особист заговорит сам, спросил у него Таран.
Шарипов вздохнул. Закурил.
— Я взял перерыв небольшой. Сейчас обратно пойду, — сказал он, потом хмыкнул. — Сложновато думать, когда третьи сутки без сна.
— Товарищ капитан, — сказал теперь я, — что-нибудь узнали?
— Этот изворотливый сукин сын рассказал, что и правда выблевал кое-что, — сказал он.
Наливкин с Тараном нахмурились. Переглянулись. Черепанову явно стало любопытно, и он уставился на Шарипова, словно ребенок, впервые увидевший радугу.
— Говорит, это был яд, — сказал Шарипов. — Какая-то хитрая химическая смесь. Пилюля в мягкой оболочке. Говорит, мол, так просто ее не выявить. Желудочный сок не повреждает. Капсула имеет особые свойства и потому довольно долго задерживается в желудке. Активируется дополнительным препаратом — какой-то таблеткой. Смерть быстрая и почти безболезненная. А главное — от яда не остается следов.
— И что, он передумал помирать? — недоверчиво хмыкнул Таран.
— Представь себе — да, — пожал плечами Шарипов. — Сказал, что хоть пилюля и держится в желудке до недели, после попадания ее в пищеварительный тракт препарат активизируется. И наступает смерть. А он, по его словам, уже долго с ней ходит. Вот и запереживал.
— И где ж эта волшебная пилюля? — Наливкин ухмыльнулся.
— Где-где… Разложилась на воздухе. Вот где. Ну, по его словам.
— Надеюсь, вы ему не верите, — суховато сказал я, скептически взглянув на особиста.
Шарипов вздохнул. Поджал губы. На его широком квадратном лице заиграли желваки.
— Нет. Не верю. Мне показалось, эта падла надо мной просто издевается.
— Его рассказ звучит прямо как из книжки про шпионов, — кивнул Наливкин.
— И правда, звучит как бред, — улыбнулся Черепанов.
— Ну, — особист кивнул, — а задвигает он этот рассказ с такой серьезной рожей, будто все правда. Говорю ж, этот гнилой червяк надо мной издевается.
— Но он рискнул, — сказал я. — Понадеялся на то, что никто не станет обыскивать баню с особым пристрастием.
— Да только он нас недооценивает, — кивнул Таран.
Шарипов на несколько мгновений задумался. Потом вдруг сказал мне:
— Саша, а ведь ты первым различил его странное поведение, верно? Еще в мечети говорил нам, что Абади слишком подозрительно себя ведет.
— Верно, — я кивнул.
— Знаешь, что я тебе скажу? — продолжал особист. — Мне кажется, он тебя побаивается. Понимает, что ты видишь его насквозь.
Я не ответил особисту. Наливкин с Тараном и Черепановым переглянулись.
— Сейчас я опять к нему пойду, — сказал Шарипов, и глаза его хитровато блеснули. — Не хочешь составить мне компанию?
— Ну что ж. Хочу, — проговорил я, взглянув на вход в баню, освещенный в ночной темноте светом желтоватой лампочки, что над ним повесили.
— Ну так пойдем, — сказал Шарипов и поплевал на недокуренную сигарету.
— Подождите чуть-чуть, — ответил я, и направился в сторону питомника.
— Селихов! — окликнул меня Таран. — Ты че задумал? Нарыв обследовал баню вместе с Альфой. Это ничего нам не дало. Вряд ли Булат справится лучше.
— Это не займет много времени, товарищ старший лейтенант, — сказал я, обернувшись и не замедляя шага. — У меня есть кое-какая идея.
Восемь часов назад. Разрушенная мечеть где-то в Афганистане
Стоун проводил взглядом маленькую фигурку советского Ми-8. Вертолет выглядел совсем крохотной точкой в сером сумеречном небе. Если не слышать далеких хлопков его лопастей, сложно было бы даже понять, что это советская винтокрылая машина.
Специальный агент ЦРУ… Вернее, бывший специальный агент ЦРУ вздохнул. Развел ссутулившиеся плечи.
Почему он оказался бывшим? Все просто — обе миссии, что поручило ему начальство, стали проваленными. Стоун не смог ни организовать банду Захид-Хана Юсуфзаи на успешный штурм Шамабада, который обещал своему боссу, ни заполучить советского разведчика Искандарова.
А ведь это был последний шанс для Стоуна избежать американской тюрьмы в отместку за свой маленький «бизнес» по продаже оружия из тех партий, что предназначались афганской оппозиции.
Стоун надеялся, что Абади и «Черные Аисты» смогут найти и схватить Искандарова. Задача казалась простой. Да только, как всегда, все пошло не по плану. Душманы оказались слишком своенравной силой, а Абади не смог эффективно ими управлять.
Последний гвоздь в крышку гроба и всей операции, и карьере Стоуна забили советские спецназовцы.
Стоун всегда отличался развитой интуицией. Она часто помогала ему избегать опасных ситуаций. Успешно сохраняла шкуру изворотливому специальному агенту.
Интуиция не подвела и сейчас.
Не успел Стоун получить весть о том, что и Абади, и Искандаров в руках советских спецназовцев, как немедленно дезертировал из лагеря, в котором находился. Агент знал — уже очень скоро его ждет арест.
Уильям понимал, что Центральное разведывательное управление, скорее всего, уже назначило за его поимку солидную награду. Он даже смирился с тем, что следующие три-четыре года ему придется скрываться в каких-нибудь кабульских подворотнях от собственных же коллег. А потом он умрет от пьянства в какой-нибудь уютной луже.
Его планы на будущее изменил один человек — офицер пакистанского спецназа SSG капитан Хайдер, а по совместительству приближенный Саида Абади.
По загадочному стечению обстоятельств они встретились в степи, где остатки отряда Хайдера отступали после неудачного боя с советами.
Сначала Стоун совсем не обрадовался такой встрече. Даже больше — он испугался, что его так быстро настигли. Но потом все прояснилось:
— Абади много рассказывал мне о вас, — сказал ему тогда Хайдер. — Признаться, я ожидал, что вы поступите именно таким образом. Что сбежите.
Хайдер предложил ему сделку.
Отряд пакистанского спецназа сопровождал Абади отнюдь не для того, чтобы защитить от своенравных «Аистов». Задача была иной — доставить посылку. Какую? Хайдер не распространялся.
— Вам знакома европейская сказка про братика и сестричку, которые оставляли путь из хлебных крошек? Так вот, Абади тоже должен был оставить нам «крошки» — как раз на случай, если его захватят в плен, — говорил ему Хайдер. — У вас есть ценный опыт. Есть знания о местах расположения советских пограничных застав и тактике самих пограничников. А если учитывать тот факт, что советский спецназ тесно сотрудничает с пограничниками, полагаю, вы сможете помочь нам найти этот путь из хлебных крошек. И тогда сможете рассчитывать на дипломатическое укрытие в Пакистане. А может быть — даже на безбедную жизнь. Я об этом позабочусь.
Стоун согласился не сразу. Некоторое время он пытался распознать подвох в словах Хайдера. Но не распознал. Выбор был не таким уж трудным — работа на другое государство или смерть от алкоголизма.