Потом я невзначай глянул на часы. Время оказалось удачным.
— И еще один вопрос, — сказал я. — Последний.
С этими словами я достал компас и извлек его из чехла. Открыл и передал шпиону. Тот нахмурился, медленно опустил взгляд и уставился на стрелку.
Не отрываясь от часов, я сказал:
— Вот. Сейчас. Смотри на стрелку.
Абади посмотрел. Когда она дернулась, он стиснул зубы так, что скрипнуло.
— Компас, — протянул я руку.
Абади, потерявший всякую волю к сопротивлению, послушно вернул мне подарок Наливкина.
— Тебе что-то известно об этом? Ваших рук дело? — спросил я.
Абади повременил с ответом. Казалось, он собирался с силами. Шарипова, вроде как, совершенно не интересовал наш с Абади разговор. Особист увлекся записями. Даже вновь достал капсулу, осмотрел и снова принялся черкать что-то в блокноте.
— Похоже на маяк. Передатчик, — сказал Абади.
Шарипов вдруг оторвался от своих записей, глянул на шпиона.
— Передатчик каждые десять минут генерирует кратковременный электромагнитный импульс, — закончил Абади.
— Ты поставил этот передатчик? — спросил Шарипов.
Абади покачал головой.
— Я не знаю ни о его назначении, ни о местонахождении. Я только слышал о подобных, — Абади пристально посмотрел мне в глаза, — что такие должны быть у ISI.
— Кто там? — раздался хрипловатый голос по ту сторону двери.
— Сержант Селихов. Разрешите войти, товарищ майор, — сказал я.
Несколько мгновений ответом была только тишина. Потом послышалось негромкое:
— Войдите.
Я открыл дверь. Петли скрипнули. Внутри небольшой комнаты лейтенанта Пуганькова стоял полумрак. Искандарова я застал сидящим на кровати. Майор решил не включать света. Единственным освещением здесь была старая керосиновая лампа, которую он поставил на придвинутый поближе к кровати обеденный столик.
— Вы что-то хотели, товарищ Селихов? — спросил Искандаров. Лицо разведчика при этом совершенно ничего не выражало.
Искандаров был странным человеком. Все то время, когда мы были «за речкой», даже у нас, в нашем небольшом отряде, его почти не было видно и слышно. Искандаров редко с кем-то говорил, редко привлекал к себе чье бы то ни было внимание. Иной раз создавалось впечатление, что такого офицера, как майор Рустам Искандаров, и вовсе не было среди нас.
Потому раньше я никогда не рассматривал этого человека пристально. Теперь рассмотрел. Искандаров был высок, но худощав. У майора были узковатые и несколько сутуловатые от усталости плечи, узкое лицо с высокими скулами и небольшие, цвета серого асфальта глаза. В черных густых бровях можно было различить прожилки седины. Его волосы, растрепанные и немного отросшие, побелели у висков.
Удивительно, насколько его внешность была «обычной». Казалось, этот человек был профессионально обучен тому, чтобы сливаться с толпой, чтобы не выделяться. Передо мной был волк. Умный, хладнокровный, обученный носить овечью шкуру.
Только всмотревшись внимательно, я смог различить особые приметы: узкий, свежий, но едва заметный шрам на скуле. А еще руки. В особенности пальцы: скрюченные, бугристые и похожие на стариковские. Он держал руки на коленях, и я сразу сделал вывод — вид его пальцев соответствовал возрасту в общем-то зрелого мужчины. Мужчины, которому нельзя было дать больше сорока-сорока двух лет.
«Пытки, — подумал я. — Его пытали в плену. Искалечили пальцы».
— Саша, верно? — спросил Искандаров.
— Верно, — ответил я.
— Ну проходи, присаживайся, — повременив несколько мгновений, сказал Искандаров, а потом указал на табурет, стоящий у стола.
Искандаров выглядел лучше. Хотя, судя по тому, что лоб его блестел от испарины, у майора все еще сохранялась высокая температура. Тем не менее разведчик держался гораздо бодрее, чем в дороге.
— В пути у меня не было времени поблагодарить тебя лично, — сказал он, устало глядя мне в глаза, — ведь это ты оказался первым в том подвале? Так? Ты уговорил мальчишку отдать тебе гранаты?
Я промолчал.
— И с «Аистами» ты ловко придумал. Хаким мне рассказывал.
Искандаров потянулся к лампе, немного подкрутил свет, чтобы стало поярче. А потом совершенно без стеснения или неловкости сказал:
— Спасибо. Я обязан тебе жизнью.
— Вы же знаете, я лишь долг свой выполнял, — так же открыто и свободно ответил я.
— Знаю. Но долг можно выполнять по-разному. И я думаю, за то, как это сделал ты, стоит поблагодарить.
— Спасибо, — сказал я, помолчав.
— Ты что-то хотел?
Я молча достал из кармана маленькую черно-белую фотографию.
— Это нашлось в вещах пакистанца. Наливкин хотел приложить ее к отчету, но я настоял, что справедливо будет отдать ее вам.
С этими словами я протянул фото Искандарову. Разведчик нахмурился, потянулся к очкам, лежавшим у него на столе. Медленно надел их и взял фотографию. Всмотрелся в нее. Он смотрел долго. Молчал. Потом снял очки и тихо повторил:
— Спасибо.
— На ней вы, ваша жена и дочь?
— Да.
— Амина в безопасности. Вы скоро ее увидите.
— Спасибо, — опять поблагодарил Искандаров. Он говорил тихо, но голос его дрогнул. Дрогнул лишь на краткий миг. Так, что сложно было различить это едва уловимое изменение. Если, конечно, не вслушиваться внимательно. Я вслушался и уловил.
Я обратил внимание на его изуродованные пальцы. Большим пальцем правой руки он потирал старую фотографию. Потирал нежно и легко, как потирают кожу на руке очень близкого человека. Второй же — нервно мял дужку раскрытых очков.
— Я думал, что больше никогда ее не увижу.
Эти слова Искандаров позволил себе произнести с горечью.
— Увидите. Шарипов говорил, она живет сейчас в Московском. Очень скоро вы отправитесь к ней. А еще Хаким Булатович упоминал, что она хотела что-то вам передать. Потому приехала сюда из Кабула.
— Хотела. И передала, — тихо сказал разведчик. — Вернее, не она. Информатор помог. В банде Юсуфзы был один наш. Переводчик по имени Фазир, — Искандаров грустно улыбнулся. Улыбнулся одними только уголками губ, — смелый парень. По краю ходил. Зимой его чуть было не вычислили. Душманы узнали, что у них в стане крот, но казнили не того.
— Значит, рисковала она не зря, — сказал я. — Амина — смелая девочка.
— Смелая, — Искандаров снова улыбнулся, но теперь теплее. — И глупая. Дать бы ей ремня за то, что так рисковала жизнью. Но теперь, что уж говорить?
— Верно. Нечего. Товарищ майор, у меня к вам есть один вопрос. Теперь профессиональный.
Искандаров явно заинтересовался. На краткий миг в его усталом взгляде прорезался живой интерес.
— Слушаю, Саша. Задавай.
Тогда я рассказал Искандарову про маячки, излучающие электромагнитные импульсы.
— Один такой есть где-то поблизости. Как по расписанию, каждые десять минут стрелка моего компаса дергается, как сумасшедшая. Не слышали ли вы о таких?
— Слышал, — Искандаров не повел и бровью. — И даже видел. Пакистанская разведка использует такие приборы. Чаще всего ими обозначают важные объекты или, может быть, маршруты. Эти передатчики зачастую маскируют. Они могут быть совсем крошечного размера. Достаточно малого, чтобы быть вмонтированными в камень, сухую палку или любой другой предмет небольших габаритов. Такие маячки могут работать долго на одной батарее. Годами.
Искандаров пожал плечами и покачал головой. Добавил:
— Но на этом мои знания о них заканчиваются. К сожалению, собственноручно разобрать и изучить такое устройство мне не довелось.
— Ничего страшного, — я встал, — вы уже достаточно помогли. Спасибо. Ладно. Таран сказал, через тридцать-сорок минут за вами приедут из отряда. Постарайтесь еще немного отдохнуть.
Я улыбнулся.
— Передавайте привет Амине. И прощайте.
Я хотел было уйти, но майор меня окликнул:
— Саша.
Я обернулся.
Он тяжело и протяжно вздохнул. А еще устало. Вздохнул так, будто какой-то невидимый, но тяжкий груз давил на него уже долгие годы.
— Да, товарищ майор?
— Я хочу кое о чем тебя попросить.
Глава 21
— О чем? — спросил я тихо.
— Это будет тяжелая просьба. Очень сложная для меня. Но и выполнить ее будет тяжело. Может быть, даже невозможно.
По едва заметным ноткам хрипловатого голоса майора я понимал, как сложно ему говорить. Как тяжело просить. Но он говорил. И не отводил взгляда. Он словно бы смотрел в глаза своим страхам и своей печали. Чему-то такому, что висело на нем тяжким грузом.
— Если ты откажешься, Саша, я пойму. И не буду осуждать тебя за это.
Я промолчал. Только кивнул надломленному своим прошлым разведчику.
Искандаров повременил. Потом медленно принялся вставать. Я было предложил ему свою помощь, но разведчик отказался.
На непослушных, раненых ногах он с трудом, но наконец поднялся с кровати. Опираясь о столешницу, сделал несколько шагов к дальнему стулу.
На стуле висела какая-то одежда. Когда Искандаров снял ее, я понял — это были штопаные-перештопаные шаровары, в которых мы нашли разведчика в плену.
Искандаров положил их на стол. Взял маленький сильно сточенный ножик со стола, а потом стал отпарывать одну из латок.
Я ничего не говорил майору. Не отвлекал его. Не спрашивал. Просто ждал.
Когда Искандаров отпорол латку и отвернул ее, под ней оказался крохотный кармашек. Оттуда он достал какую-то трубочку. Когда принялся разворачивать, я понял — это маленькая фотография, сделанная на «Полароид».
Опираясь о стол, майор пошел ко мне. Я — ему навстречу.
— Возьми, — сказал он и протянул мне фото.
Я взял. Поднес ближе к свету керосиновой лампы. На фото был изображен черноволосый мужчина с короткой седоватой бородой и маленькими черными из-за плохого качества съемки глазами. Фотография была портретом. Причем мужчина не подозревал, что его фотографируют.
— Кто это? — спросил я.
— Тарик Хан, — ответил Искандаров. — Он майор SSG. Пакистанский спецназ. Но это лишь обложка. Его настоящее имя — Асад Уллах. В семьдесят девятом он лично руководил расстрелом советников из СССР в Герате. Среди убитых была и моя жена.