— Ну мы дали по строению двумя РГШками! — продолжал Наливкин. — Ба-бах! И, короче, ждем, когда начнется «распродажа» стволов со скидкой.
«Каскадовцы», рассевшиеся кто на принесенных кирпичах, кто на оставшихся от дров пнях, стали посмеиваться, вспоминая кульминацию.
Пограничники с танкистами разулыбались, внимательно слушая рассказ капитана.
Сидя на бревне рядом с развалившимся прямо на земле комтехом Бричкиным и сидевшим на какой-то кривой коряге Матузным, я отрезал кусочек поостывшего шашлыка. Кинул Булату.
Пес, лежавший у моих ног, тут же схватил в зубы упавший ему кусочек, принялся излишне старательно его жевать, широко разевая пасть.
— Ну, бабахнуло как надо! Хоть и мы чутка скосили, — продолжал Наливкин, стараясь сдержать смех. — Но хибара эта все равно развалилась. А потом, на тебе! Выползает из-под завалов голый дед!
Над поляной раздался дружный, но все еще робкий смех пограничников.
— Дед красный как рак, весь в мыле и давай нам орать: «Шайтан-арба!» А за ним еще двое — тоже в чем мать родила, только в чалмах. Один даже с мочалкой в руке — видимо, думал, что ею гранату отбить можно!
Все вокруг заржали. Даже редко улыбавшийся в последнее время Таран рассмеялся в голос. Черепанов и вовсе чуть не поперхнулся шашлыком.
— Оказалось, это была единственная баня на три кишлака. Душманы ее топили раз в неделю, по очереди. А пар — ну, так нормальные люди парились, а не порох сушили! — смеясь в голос, закончил Наливкин.
Солдатское, да и что греха таить, офицерское ржание грянуло еще громче. Когда все просмеялись, Наливкин вздохнул. Отпил кваса из помятой алюминиевой кружки. Потом добавил:
— А знаете, че самое позорное? Потом пришлось извиняться. Потому что старик этот мыльный оказался бывшим красногвардейцем. Он в двадцатые годы с Буденным воевал. Так он нам потом еще два часа матом лекцию читал. Мол, вот Красная Армия по баням почем зря не палила. Не то что Советская.
— Это еще вам повезло, товарищ капитан, что промахнулись! — добавил Матузный, выбирая в тазике кусок мяса пожирнее. — А так вам бы тех афганцев пришлось бы не умасливать, а по кусочкам собирать!
— Ага! — Малюга показал немного кривоватые зубы в улыбке. — Если б чуть поточнее стреляли!
Погранцы с танкистами снова заржали, но уже сдержаннее.
— Это ты че, боец, — сощурившись язвительно, сказал Наливкин, — считаешь, мы косые, что ли?
Смех стих. Малюга поменялся в лице да так и остался сидеть с печеной картошкой, наколотой на нож. Таран мрачно на него посмотрел.
— Ну мои бы ребята точно не промахнулись, — прервав тишину, ухмыльнулся командир танкового взвода Жуков. — И извиняться не перед кем бы не пришлось. Одна воронка — и никаких свидетелей.
— Это ты на что намекаешь, товарищ капитан? — хмыкнул ему Наливкин. — Тоже думаешь, что мои ребята стреляют так себе?
— Я опираюсь исключительно на ваш рассказ, товарищ Наливкин, — деланно официально ответил Жуков.
— Я бы тоже никогда не подумал, что пренебрежение огневой подготовкой может солдатские шкуры спасти, — проговорил Черепанов, проверяя новую партию шашлыка на готовность своим ножом.
— Так. Все, — Наливкин не выдержал и поднялся. Достал из кобуры на ремне свой наградной ПМ.
Все затихли. Уставились на него. Я, отрезая Булату очередной кусок мяса, вопросительно приподнял бровь. Пес, заинтересовавшись резким движением капитана, поднял голову, навострил уши.
— Косые мы, значит? Да? Короче, так. Объявляю соцсоревнование по стрелковой подготовке, — задорно проговорил Наливкин. — Кто кого, так сказать, по мишеням перестреляет.
Офицеры принялись удивленно переглядываться. Солдаты зашептались.
— Стрелять будем на интерес. Какой? А вот щас и порешаем, — Наливкин ухмыльнулся, повел по всем присутствующим хитроватым взглядом. Потом добавил: — Или че, товарищи? Зассали? Только языком трепать умеете?
Глава 22
Бутылки из-под детского шампанского мерно покачивались на легком вечернем ветру. Их привязали леской к отработавшей свое нити от Системы. Нить же, в свою очередь, натянули между двух железных и ржавых столбов, оставшихся здесь от турника. Еще несколько бутылок расставили на гниловатой перекладине остатков «сломанного моста». Эти столбы — все что осталось от старой тренировочной площадки, что когда-то находилась у заставы. Теперь в этом месте, немного правее, устроили стрельбище, удачно упирающееся под глиняный вал кручи, уходящей выше, к растущим на ней одичавшим сливам.
— Значит так, — сказал Наливкин, горделиво приосанившись и глядя в листик, вырванный из своего блокнота, — соревнования у нас будут хоть и дружеские, но серьезные. С огоньком и применением солдатской смекалки, так сказать. Участвуют все желающие. Огонь будем вести из пистолета. За правила, которые мы так долго в спорах и жестоких прениях составляли, объявляю благодарность товарищам капитанам Тарану и Жукову.
— Саша, — шепнул мне Уткин, жующий остывший шашлык, — а ты участвовать будешь?
Вася не застал начала нашего «пикника», потому что был в дозоре на левом фланге. Вернулся он только тогда, когда офицеры, собравшись в кружок и что-то выписывая на листочке, сочиняли правила. Забавно, что Пуганьков оказывал им активную помощь в этой сложной мыслительной деятельности — он служил столом. Лейтенант немного нагнулся, и Наливкин, прислонив листочек к его спине, аккуратно выписывал в него все, по его мнению, мудрые идеи. Время от времени карандаш рвал бумагу и колол несчастному Пуганькову спину. Тогда Наливкин обязательно говорил замполиту:
— Ну че ты, товарищ лейтенант? Стой спокойно! Не видишь? Пишу!
— Ну так что? Будешь? — спросил любопытный Вася.
— Посмотрим, — ухмыльнулся я.
— Значит так, — продолжал Наливкин, уставившись в истыканный и исчерканный листик, — участникам придется пройти «Три круга чести»! Первый круг — «Тихий дозор». Стрельба с расстояния двадцати пяти метров по неподвижной цели. Поясняю для особо одаренных — роль цели выполняют стеклянные бутылки от сильногазированного, но безалкогольного, что, кстати, прискорбно, напитка под названием «Детское шампанское» производства Тбилисского завода безалкогольных напитков. Грузинская ССР.
— Названия конкурсов, видать, он сам выдумывал, — шепнул Матузный Малюге и Сагдиеву, что стояли за моей спиной.
— На прохождение первого этапа выдается три патрона, — голосом, подходящим больше для произношения речи на партсобрании, продолжал Наливкин. — Далее, следующий круг — «Ветер с гор». Это стрельба по раскачивающимся на ветру бутылкам с пятнадцати метров. Выдается два патрона. И финальный — «Последний патрон»: стрельба в полной темноте по одиночной, предварительно подсвеченной цели. На это у каждого участника будет одна попытка. Короче, один патрон!
Наливкин замолчал, глянул на небо и задумчиво добавил:
— Думаю, пока до последнего круга дойдем, как раз стемнеет. Так. Что тут еще? Ага! За такие поэтичные названия конкурсов объявляю благодарность самому себе! Потому что я, как вы поняли, их и выдумал!
— Ну я ж сказал, — захихикал Матузный.
— Победитель определяется следующим образом, — тем временем продолжал Наливкин, — попадание в бутылку — один балл. Попадание в горлышко, но таким образом, чтобы бутылка осталась стоять — два балла. Промах, соответственно…
— Три балла! — выкрикнул кто-то из танкистов.
Солдаты дружно заржали.
— Хорошая попытка, боец, — сузил глаза Наливкин, хитро ухмыляясь, — но нет уж, так просто тебе победить не получится. Промах — ноль баллов. Побеждает боец, набравший большее количество баллов. Кто хочет вести учет? Что? Никто?
— Разрешите, товарищ капитан, — скромно сказал Пуганьков, по-школьному задрав руку.
— Разрешаю, товарищ лейтенант. Вот вам карандаш и листик. Там спереди исписано. Ведите учет сзади. Ага.
— А приз, товарищ капитан? — спросил кто-то из погранцов. — Вы говорили, будет приз!
— Да! А приз какой будет?
— На что играем-то?
— Народу мотивация нужна!
— А приз у нас есть, товарищи! — провозгласил Наливкин и приказал: — Звада, тащи паек!
— Паек? — Звада, сидевший у мангала, аж привстал. — Так мы ж его хотели…
— Тащи мой паек, сказано тебе!
— Есть…
Звада умчался на заставу и спустя пять минут прибежал обратно, прихватив с собой какую-то сумку. Он, грустный и почему-то с виноватым лицом, остановился рядом с Наливкиным и нехотя протянул ему сумку.
Сумка была старая, кирзовая, образца пятидесятого года. Снабженная кожаными ремнями, она носила на себе выцветший штамп «СА» — «Советская армия». Наливкин продемонстрировал сумку всем окружающим и сказал:
— Паек «Командирский», укомплектованный лично мной. Итак. Что тут у нас?
Он полез внутрь и гордо, словно кубок, извлек наружу банку тушенки с красной этикеткой. Продекламировал:
— Консервы «Говядина тушеная», производства мясокомбината номер один, город Москва.
— Видал, че достал? — тихо и очень удивленно проговорил Малюга Матузному. — Тушенка с красной этикеткой…
Матузный сглотнул слюну.
— Я думал, такой не бывает. Что байки все это.
— А я говорил… — ухмыльнулся им Сагдиев. — Говорил, что пробовал. А вы мне не верили.
— Далее, — продолжал Наливкин.
Капитан «Каскада» передал банку несчастному Зваде, которому, по всей видимости, совсем не хотелось рисковать вожделенной тушенкой и прочими «прелестями солдатской жизни», которые, наверняка, Наливкин припрятал для особого случая. Звада точно не думал, что особый случай станет именно вот таким.
— Сгущенка «Молочная». Две штуки, — Наливкин достал две банки сгущенки, связанные проволокой, чтоб не гремели, показал всем присутствующим. — Производства Ростовского молочного завода. На, Звада, держи. Только не урони мне тут. Товарный вид попортишь. Так.
Наливкин снова полез в сумку, пошарил там рукой и достал нечто, завернутое в промасленную кальку. Сладко понюхал.
— Колбаса «Сервелат». Завод «Микоян», Москва. Одна штука.