— Это Тахмиры, — сказал я.
Женщина что-то бросила девочке на пушту. Та тихо ответила. Отвернулась.
Потом Тахмира потянулась своей тонкой, словно тростинка, ручкой к коровке. Аккуратно взяла медальон с моей ладони. Я ей ухмыльнулся. Когда хотел уже убрать руку, увидел, что женщина тянется ко мне.
Удивлённый, я смотрел, как она сухими своими, плосковатыми от тяжёлой работы руками сжимает мою ладонь.
А потом она заговорила на пушту. Говорила долго и тихо. Растягивая каждое слово так, будто от этого я смогу их понять. Конечно же, я не понял.
— Она сказала… — внезапно раздался голос Наливкина у меня за спиной.
Я обернулся.
— Сказала, что никогда не сможет простить нас за смерть её сына.
Голос капитана звучал тихо. А ещё — скорбно.
— Но она благодарна, что мы спасли её дочь.
— Скажите ей, товарищ капитан, что я это понимаю.
Он передал. Женщина кивнула.
Как я узнал позже от Наливкина, разговаривавшего с матерью Тахмиры, когда мы уже отправились в путь, девочка спаслась благодаря Ясиру.
Когда душманы остановились в подгорном кишлаке, парень видел, что его новые «товарищи» сделали с девочкой. А потому попытался спрятать её от них.
Рискуя жизнью, Ясир стянул попону у одного из «духов». Отдал её Тахмире, чтобы та не замёрзла ночью, после того как душманы уйдут.
Когда большая часть разъезда уснула, Ясир с Тахмирой на руках умудрился проскользнуть мимо часовых и выйти из лагеря, чтобы отвести девочку в безопасное место — в небольшую пещеру, что подвернулась ему на самом верху кишлака, у усадьбы. Как оказалось, пещера эта вела в систему колодезных туннелей под кишлаком.
Мать Тахмиры, которую, к слову, звали Муслима, знала, что Ясира наказали за то, что его сестра убежала. Наказал его лично один из душманов, побив палкой.
Муслима говорила, что Ясир очень сожалел о том, что произошло. Сожалел, но не знал, что ему делать. Он не думал, что всё обернётся так, как обернулось. И даже несмотря на всё это, он старался помогать своей оказавшейся в плену матери. Помогать хотя бы тем, что он будет рядом с ней.
Именно поэтому Ясир и оказался у темницы. Он был одним из тех молодых душманов, кому предписывалось стеречь пленников.
Ну что тут можно было сказать? Мальчишку обманули. Он стал жертвой предрассудков и антисоветской пропаганды. А потом поплатился за это. И всё же мне было жаль парня. В конце концов, он не заслуживал того, что с ним случилось. Оказался лишь очередной жертвой этой войны.
Минут через пять пришли Малинин с Нарывом. К этому моменту мы уже собирали лагерь, чтобы немедленно отправиться в путь.
— Ну? Как обстановка? Докладывай, — спросил капитан «Каскада».
Малинин ответил не сразу. Он переглянулся с Нарывом. Я заметил, что оба солдата были чернее тучи.
— Не всё у нас так радужно, товарищ капитан, — вздохнул Малинин, поправляя лямку сумки радиостанции на своём плече.
Наливкин не выдал беспокойства:
— Давай, не мни сиськи. Что у нас пошло не по плану?
— Наших не подобрали, — решился Малинин. — «Новобад» за ними не пришёл.
Наливкин, собравшийся опуститься, чтобы начать паковать свой вещмешок, замер. Переглянулся сначала с особистом, потом со мной.
— Так, — выдохнул он. — Давай-ка поподробнее.
Нафтали лежал на большом ковре из верблюжьей шерсти. Сплетя руки на груди, он сощурился. Отвёл взгляд от лампочки, висевшей под тентом палатки и питающейся от аккумуляторов.
Он не обращал внимание на боль. А она была серьёзной. Каждый осколок, что доставал из его ног и торса санитар, отдавался невероятной, острой болью во всём теле.
Нафтали было всё равно. Голову его занимали совершенно другие мысли. Душу терзали другие чувства, доселе незнакомые командиру «Чохатлора».
«Почему я испугался? — крутилось у него в голове. — Почему этот мальчишка заставил меня испытывать такой страх?»
Не было больше ни Саида Абади, которого нужно вытащить из советского плена. Не было больше разведчика, который являлся главной целью пребывания «Чёрного Аиста» в этих местах.
Только он наполнил весь разум Нафтали. Шайтан.
Командир «Чохатлора» сам не мог поверить в то, что с ним случилось у той расщелины. Не мог понять, как произошло, что Нафтали не поднял оружие против врага, а притворился мёртвым, чтобы выжить.
Смесь стыда и злости на самого себя терзали его душу. Он устыдился того, что струсил.
«Нет. Это какое-то наваждение, — думал Нафтали. — Я ничего не боюсь. Меня все боятся!»
Операция длилась больше двух часов. Раны командира «Аистов» вычищали от осколков и обрабатывали. Кое-где накладывали швы.
Всё это время стыд и злость только нарастали в уме Нафтали. Нарастали, пока не вылились в непреодолимую решимость. Нет. В настоящую одержимость.
«Я найду его. Найду и убью, — думал он. — Я докажу всем, что не испугался. Докажу себе, что ничего не боюсь. Докажу, что даже Шайтан мне не соперник».
Из собственных мыслей его вырвал шелест полога, с которым кто-то вошёл в палатку.
Нафтали оторвал взгляд от лампочки. Поморщился, когда в глазах заплясали светлые пятна.
— Командир, — начал «Аист», вошедший внутрь. — Мы разобрались с телами. Очистили караван-сарай от трупов.
Нафтали знал этого «Аиста». Его звали Торйалай. Не слишком высокий, не слишком широкоплечий, он всё же был умелым и ловким воином с хищным горбоносым лицом убийцы. Под руководством Торйалая состояло отделение из десяти бойцов.
— Прикажите разбить лагерь? — повременив, спросил Торйалай.
Нафтали засопел. Поджал губы.
— Собери свой отряд, Торйалай. Выдвигайтесь немедленно. Вы должны найти след этих шурави до рассвета. Дальше мы выступаем в погоню. Они не уйдут от нас.
Желтоватое в свете лампочки лицо «Аиста» потемнело. Торйалаю явно не слишком понравился приказ Нафтали.
— Но… командир, — начал он несколько несмело. — Мы только недавно из боя. Всю ночь собирали мёртвых во дворе. Мои люди валятся с ног. Им нужен отдых.
— А кони? — спросил Нафтали строго.
Торйалай удивлённо приподнял широкие брови, одна из которых была изуродована шрамом.
— Кони… Кони накормлены. Мы устроили коновязь у…
— Тогда по коням и в погоню, — Нафтали откинул голову, снова уставился на слепящую глаза пружинку лампочки.
— Но командир…
— Псарлай, — обратился вдруг Нафтали к санитару, обрабатывавшему его раны.
Немолодой уже «Аист», чьё лицо было украшено пятнистой от седин бородой, поднял взгляд от бедра Нафтали, в котором копался щипцами.
Санитар не сказал ни слова. Он только удивлённо уставился на Нафтали.
— Подай мне мой пистолет. Я прямо сейчас застрелю этого шелудивого пса, — буднично проговорил Нафтали.
Псарлай нахмурился. Глянул на изумлённого и напуганного Торйалая.
В палатке повисла тишина.
— Пистолет! Быстро! — вдруг яростно выкрикнул Нафтали и даже поднялся на локтях.
Оба «Аиста» вздрогнули. Пожилой санитар принялся шарить взглядом по палатке, чтобы найти оружие своего командира.
Торйалай торопливо поклонился.
— Слушаюсь, командир, — залепетал он, пятясь из палатки. — Ваш приказ будет выполнен.
— К воде нельзя, — возразил Шарипов, ведя свою лошадь под уздцы.
В седле его рыжей кобылки ехали Тахмира с мамой. Искандарова Наливкин усадил на своего коня.
К утру, когда стало холодно, но ночная тьма даже и не думала оборачиваться предрассветной серостью, разведчик почти выбился из сил. Он всё ещё держался в седле, однако постоянно клонился к конской гриве. Несколько раз даже чуть не выпал, и нам пришлось поддерживать его, не снижая темпа продвижения.
— Если за нами будет погоня, то они пойдут по рекам и озёрам. Отправятся по направлению к советской границе, — продолжал особист. — Других следов у них не будет. Они понимают, что и нам, и лошадям нужна вода.
Мы с Булатом ехали рядом с офицерами. В середине группы, позади нас, шёл афганец. Нарыв с Малининым закрывали наш разъезд.
— Что-то он совсем плох, — сказал я, кивнув на разведчика, клонившегося на бок.
— Тпру! — приостановил свою лошадь Наливкин, при этом разведчик покачнулся в седле, и капитану «Каскада» пришлось его придержать.
— Привал пять минут!
Мы шли всю ночь почти без остановок. Горы, где состоялся бой, теперь высились позади. Там же остался и подгорный кишлак. Тем не менее в этот раз наш путь немного изменился.
Малинин, вышедший на связь с заставой СБО новобадцев, сообщил неприятные новости: вторую часть нашей группы так и не забрали.
Силы, что выдвинулись к ним навстречу, встретили сопротивление какой-то душманской банды и завязли в бою. Командир БТРа не рискнул продвигаться дальше, и с боем им пришлось отступить. Времени на новую вылазку больше не было.
Наша вторая группа должна была встретиться с новобадцами на новой точке — у разрушенной мечети километрах в пятнадцати отсюда. Древняя мечеть расположилась в долине, за горной цепью, что высилась у нас по левую руку. По равнине, где мы двигались сейчас, попасть к ней можно было через перевал.
Путь был неблизкий. И всё же это ближе, чем идти к советско-афганской границе.
Тем не менее была и хорошая новость. После рассвета, примерно к восьми или девяти часам утра, туда прибудет вертолёт с «Московского».
Птичка заберёт Искандарова и остальных, освобождённых нами пленных. Главное — поспеть туда к сроку. А потом нам придётся идти своим ходом, конно. И самостоятельно пересечь границу.
А вот добраться к нам, сюда, вертолёт не мог. Всему виной непредсказуемость ветров над горами. Потому сначала придётся пересечь перевал.
— Плохо дело, — сказал Малинин, когда мы спустили Искандарова с коня и уложили на плащ-палатку, чтобы он мог передохнуть. — Майору нужно пить много воды. Это не говоря уже о перевязке. Воду кипятить негде, а пантоцид я использовать не рискую. Мало ли что.
— Да и с антибиотиками проблемы, — сказал я задумчиво. — Будем постоянно пичкать его тем, что есть у нас — только навредим.