— Это же ваше призвание, — заметила Кира. — Вам бы следовало работать у нас.
— Спасибо, нет, — ответил Джонатан. — Как я понимаю, «сихок» нас уже ждет?
— Угу.
— Жаль, — сказал Джонатан. — Так и не удалось повидать на Тайване ничего, кроме дымящейся ямы.
Он начал подниматься на холм. Кира последовала за ним, стараясь не споткнуться среди рыхлой земли и металлической стружки.
Встреча с Тянем нисколько не волновала Данна. За свою жизнь он не раз становился объектом демаршей, и даже Тянь больше не вызывал у него никаких эмоций. Он просто устал иметь дело с подобными людьми — политиканами, для которых любое столкновение с США становилось личным испытанием. Данна утомили дипломатические кровопускания. Его измотала постоянная необходимость выслушивать потоки лжи и отвечать тем же. Нужно вернуться домой и подлечиться. Пришло время уступить место более молодым и горячим, готовым к постоянным противостояниям и общению с лицемерами.
Однако этой встречи он ждал, давно предчувствуя, что она будет совершенно иной. На этот раз речь пойдет о правде. Подобный разговор с главой государства случался у дипломатов в лучшем случае единственный раз за всю карьеру.
— Посол Данн, не хотите чаю? — спросил Тянь.
Голос его звучал совершенно невозмутимо, словно не было никакого сражения в Тайваньском проливе, тем более закончившегося не в его пользу.
— Нет, спасибо, господин председатель.
Тянь кивнул.
— Цзэн, оставьте нас, — приказал он по-китайски. — Предстоит разговор наедине.
Цзэн поклонился и вышел. Тянь отошел от чайного столика и вернулся в кресло за письменным столом. Данн не стал садиться. Для этого было не слишком подходящее время.
— Я мог бы оставить Цзэна в качестве переводчика, — сказал Тянь, снова переходя на английский, — но, полагаю, нам предстоит куда менее приятный разговор, чем во время наших прошлых встреч.
— Не сомневаюсь, господин председатель, — ответил Данн. — Уверен, вашего английского вполне хватит.
Данн был уверен, что Тянь знает достаточно английских ругательств. Большинство иностранцев, с которыми приходилось встречаться послу, их знали.
— Посол Данн, ваша страна вмешалась во внутренние дела Китая, — заявил Тянь. — Это не должно повториться.
— При всем уважении, Соединенные Штаты всегда выступали на стороне союзников.
— А как насчет вашей приверженности политике «одного Китая»?
— Наша приверженность данной политике никогда не была абсолютной, сэр, — признал Данн. — Мы присоединились к ней ради поддержания мира в надежде, что Китай и Тайвань смогут прийти к мирному урегулированию проблемы. Если Китай намерен решать ее военным путем, президент Стюарт может пересмотреть свою позицию по данному вопросу.
Данн был опасно близок к тому, чтобы превысить свои полномочия дипломата, говоря о возможных будущих действиях президента, но сейчас ему единственный раз в жизни самому захотелось переступить грань.
Тянь посмотрел на посла, и Данн увидел, как в глазах председателя вспыхнул гнев, но лицо осталось таким же невозмутимым.
— Ни о какой иной позиции теперь не может быть и речи. Соединенные Штаты и Тайвань проиграли. Наверняка вы это понимаете.
— Как раз напротив, — удивленно ответил Данн. — С нашей точки зрения, проиграл именно Китай… проиграл, думаю, намного больше, чем вы сами осознаете.
— Ваша слепота удивляет меня, Эйдан. Я всегда считал вас проницательным человеком. Думаю, совершенно ясно, чего мы добились, — сказал Тянь. — Мы контролируем Цзиньмэнь. Его освобождение будет стоить обеим вашим странам немало. И частью этой цены станет возвращение предателя, которому во время этих событий ваши сотрудники помогли сбежать.
— Мне ничего не известно об этом бегстве, — ответил Данн, и это не было ложью.
Он старался держаться как можно дальше от дел Митчелла, но с трудом сдержал улыбку при мысли о том, что шефу резидентуры удалось найти способ воткнуть нож под ребра Тяню.
— Я вам верю. Но президент Стюарт об этом наверняка знает или узнает, и через несколько дней я выступлю с тем же требованием. Если он пойдет на уступки, мы получим назад нашего предателя, и он будет публично казнен. Ваше ЦРУ вновь продемонстрирует свою беспомощность. Если же он откажется, Цзиньмэнь останется под нашим контролем, и Тайвань обвинит в его потере вас. Ваши союзнические отношения с островом станут напряженными и в итоге ослабнут, — сказал Тянь.
Отхлебнув чая, он поставил чашку на стол.
— Лучше, если вы вернете нам этого человека, но вряд ли президент Стюарт на это пойдет. Недостаток вашей страны в том, что вы не готовы пожертвовать несколькими жизнями ради большего блага.
— Ошибаетесь, господин председатель. Разница между нами в том, что, когда мы жертвуем немногими ради многих, эти немногие идут на смерть добровольно. Мы не считаем свой народ расходным материалом.
— Весьма глупо полагаться в таких вопросах на выбор людей, — пренебрежительно заметил Тянь.
Это был один из редких моментов, когда его лицо выражало хоть какие-то эмоции.
— Люди не знают, что для них лучше.
— Лишь потому, что вы отказываетесь говорить им правду, — возразил Данн.
— Правда — то, что называем таковой мы, — отрезал Тянь.
— Это глупо, сэр.
— Такой подход очень хорошо послужил нам в прошлом.
— Но он не послужил вам на площади Тяньаньмэнь, — заметил Данн. — По крайней мере, не в такой степени, как вам бы хотелось. Заверяю вас, ваш народ ничего не забыл. И остальной мир тоже. Бесполезно делать вид, будто этого не случилось.
Глаза Тяня вновь гневно вспыхнули.
— Вы осуждаете нас за то, что мы пытаемся поддержать порядок у себя дома, в то время как Соединенные Штаты пытаются установить свой порядок во всем мире?
— Соединенные Штаты не бросают армию против собственных граждан, сэр, — объяснил Данн. — Армия существует для того, чтобы убивать врагов. Когда она используется для поддержания порядка среди собственного народа, врагом становится народ. Точно так же, как вы заявляете, что есть только один Китай, но считаете тайваньцев врагами.
— Они китайцы! — Тянь ударил ладонью по столу. — Никакой независимости Тайваня быть не может! Их граждане видели, что́ мы можем предпринять, если они продолжат настаивать на отделении. Следующий президент, которого они изберут, возможно, не окажется настолько глуп и поддержит воссоединение. Мы надавим на него, и он ничего не сможет сделать, увидев, какова цена неповиновения!
Данн долго смотрел на Тяня, а затем улыбнулся.
— Сэр, на самом деле вы мало чего добились, — сказал он. — Сильно сомневаюсь, что движение за независимость Тайваня умрет. Скорее, даже напротив. Подозреваю, что вы правы насчет Ляна. Вы унизили его, и мы не слишком об этом жалеем, но вам стоило бы понять, что в одном он прав. Его народ поддержит лидера, готового противостоять вам. Со следующим тайваньским президентом у вас может оказаться куда больше проблем, чем с Ляном, и политбюро обвинит в этом вас. Вам этого не понять, но народ, отведавший свободы, вряд ли захочет ее отдавать. Да, Цзиньмэнь остается вашим, но мир уже увидел, что вы собой представляете. Все так же, как и тогда, с площадью Тяньаньмэнь. Слишком поздно отключать камеры. В глазах мира вы отбросили собственную страну на двадцать лет назад. Могут последовать санкции…
— Никаких санкций не будет, — ответил Тянь, снова пренебрежительно махнув рукой. — Ваша страна на это не пойдет. Наша экономика сопоставима по размерам с вашей, и американцам слишком нужны наши товары.
— Председатель Тянь, вы совершаете ту же ошибку, что и любой тиран в отношении Соединенных Штатов. Вы приравниваете наше богатство к нежеланию жертвовать собой ради правого дела. Вы удивитесь, узнав, на что готовы пойти американцы, когда оскорблено их чувство справедливости.
«А вы оскорбляете нас, сэр».
— Америка слаба, — с нескрываемым презрением произнес Тянь.
От его прежней невозмутимости не осталось и следа — Данн не мог понять, это сделано преднамеренно или нет.
— Вы не сможете вынести фотографий погибших солдат, дорогого бензина и всего прочего, что нарушает вашу легкую жизнь. Американцы не станут страдать ради одного Цзиньмэня. Мы еще посмотрим, кто прав.
— Я, — не колеблясь ответил Данн. — Почитайте историю, сэр. Многие лидеры, считавшие, будто американцы слабы, потому что хорошо живут, убедились в обратном. И дело не в «одном Цзиньмэне». Когда американский народ узнает, что вы сбили нашего летчика и пытались потопить один из наших авианосцев, они не станут сидеть спокойно. Войны, возможно, не будет, но они наверняка потребуют наказания для вас. А вы до сих пор больше нуждаетесь в наших рынках, чем мы в ваших фабриках. Политическое выживание вашего правительства зависит от них. Нашего — нет.
— НОАК поддержит порядок, как всегда, — сказал Тянь.
— В ближайшем будущем — не сомневаюсь. Но чем больше вы убьете собственных граждан, тем больше станет презирать вас свободный мир. Вы бросили свою страну в штопор, и вы, председатель Тянь, не тот человек, который может остановить ее падение. А если оно не остановится, Китай будет отброшен на столетие назад. Вы поставили под угрозу все, что рассчитывает совершить ваша страна в последующие пятьдесят лет, и все, что для этого требуется, — Цзиньмэнь, сбитый самолет-невидимка, погибшие пилоты и неприглядная история в новостях, которую в подходящий момент выпустит в свет Гарри Стюарт или следующий президент. В конечном счете вина будет лежать на НОАК и партии.
— Я останусь здесь еще надолго после того, как уйдете вы и ваш президент.
— Мы оба уходим в отставку через несколько месяцев, так что это ни о чем не говорит. — Данн вдруг почувствовал себя гораздо свободнее, чем много лет до этого. — Но вы гарантировали, что преемник президента Стюарта последует его примеру в отношениях с вами. Наша внешняя политика по отношению к Китаю останется неизменной, пока вы будете занимать свой пост, и, думаю, мы скоро узнаем, что Цзиньмэнь окажется для вас слишком тяжким грузом.