Кроме того, в ряде случаев низкая результативность постерунков экспозитуры № 3 объяснялась вероятностью проникновения германской разведки в их агентурную сеть. Имевшиеся в распоряжении польской контрразведки данные указывали на то, что низкая эффективность постерунка № 2 в Гдыне объясняется подозрением, что абвер сумел взять под контроль его деятельность, перевербовав часть агентов.
О вербовочной работе постерунка № 1 за 1931 год свидетельствует число вновь привлеченных к сотрудничеству в Восточной Пруссии агентов — 20. Среди них был сотрудник германской пограничной стражи Эрнст Тормелен («673»), регулярно предоставлявший полякам информацию и документы о деятельности стражи. Фриц Кювнинг («675»), по профессии архитектор, был задействован в строительстве фортификационных сооружений. Это дало ему возможность направить своим руководителям в польской разведке большое количество разноплановой разведывательной информации[196].
С 1934 года в работе экспозитуры № 3 наметились некоторые положительные тенденции. И связаны они были с активизацией постерунка № 1 по изучению гарнизонов рейхсвера в городах Ортельсбург, Алленштайн, Растенбург и Кёнигсберг. С начала года в вышестоящие органы аппаратом было направлено 49 сообщений, касающихся различных аспектов боевой подготовки, организации частей рейхсвера и строительства военных сооружений.
В условиях начавшегося в 1934 году строительства новых и реконструкции старых оборонительных сооружений в Восточной Пруссии (Хоэнштейнская, Кристбургская оборонительные позиции) польская разведка уделяла большое внимание изучению возводимых фортификационных объектов. Так, около 40 из 49 сообщений, направленных в Центр, в той или иной степени относились к тематике строительства. В приложении к этим сообщениям было направлено 218 чертежей, схем коммуникаций, фотографий и т. д.[197].
В то время на связи у сотрудников постерунка находился ряд ценных и активных агентов, действовавших в Восточной Пруссии. Конрад Вайссгербер («5»), агент под криптонимом «527», Эмиль Вецлавский («571») были завербованы офицерами польской разведки в период с 1931 по 1933 год и в течение длительного времени оказывали полякам помощь в получении актуальной информации[198].
В 1934 году офицеры постерунка вели вербовочную разработку 15 кандидатов на вербовку из числа жителей Восточной Пруссии, завершившуюся, правда, привлечением к сотрудничеству всего двух агентов. Показателен социальный состав вербовочного контингента постерунка: 6 ремесленников, 3 военнослужащих рейхсвера, 3 рабочих, 2 партийных активиста, 1 полицейский. Основными объектами разведывательного изучения этой разведточки в 1934 году являлись комендатура 1-го военного округа в Кёнигсберге, военные гарнизоны в городах Алленштайне и Бартенштайне.
Кроме разведывательных звеньев территориальных органов польской разведки насаждением агентуры занимались и структуры центрального аппарата Второго отдела Генштаба. Например, на территории Восточной Пруссии успешно действовали резидентуры «Лыкк», «Оппельн», «Алленштайн», «Мариенвердер», непосредственно руководимые рефератом «Запад» из Варшавы[199].
Большой удачей польской разведки стала вербовка работника штаба строительной части рейхсвера в Кёнигсберге (агент «672»), от которого в процессе работы было получено несколько десятков информационных сообщений по различным вопросам фортификационного строительства Хейльсбергско-Бартеншайнского оборонительного узла. От него и других агентов постерунка в 1934 году было получено около 260 сообщений с приложением большого числа чертежей, фотографий, рисунков, инструкций по эксплуатации отдельных агрегатов. Во Втором отделе польского Генштаба высокую оценку получили также материалы, касающиеся технологии строительных работ, технические образцы используемых узлов и агрегатов[200].
С 1934 года вплоть до начала войны быдгощской экспозитурой проводилась долговременная операция, в документах польской разведки значившаяся под условным наименованием «Вузек» (тележка, повозка). Все эти годы результаты операции высоко оценивались руководством Второго отдела Генерального штаба Польши, получавшим огромный поток информационных сообщений различной направленности. Она была начата по инициативе того же неугомонного капитана Жихоня, когда ему удалось в Данциге завербовать сотрудника железнодорожной дирекции Дембовского, а на пограничной польско-германской станции Чойницы — ряд агентов из числа польских таможенников и почтовых служащих.
Дело в том, что согласно польско-германским договоренностям, транзитные грузы, следующие из Германии на территорию Восточной Пруссии, попадая на польский участок «коридора», утрачивали германскую юрисдикцию. Охрану вагонов и контроль за их содержимым осуществляла польская сторона. Этим и воспользовалась польская разведка, организовав негласный досмотр содержимого немецких вагонов.
Порядок проведения операции выглядел следующим образом. Чиновник данцигской железной дороги Дембовский, имея доступ к оригинальным свинцовым пломбам и другим приспособлениям, которыми в Чойницах опечатывались вагоны, наладил их поставку Жихоню в требующихся количествах. Связником при этом выступал другой агент польской разведки — Виктор Кледник.
На пограничной станции в Чойницах смешанная польско-германская таможенная комиссия сверяла описи и накладные на отправляемые грузы, после чего вагоны опечатывались немецкими пломбами. Агенты Жихоня из числа польских таможенников по известным им признакам указывали номера вагонов, которые необходимо было скрытно осмотреть.
Во время следования железнодорожного состава по польскому участку «коридора» вагоны вскрывались сотрудниками польской разведки, а их содержимое исследовалось. Почтовые отправления, направляемые в интересующие поляков адреса, перлюстрировались в специально оборудованной на одной из станций лаборатории. Если возникала необходимость в исследовании технических образцов, вагоны, в которых они находились, под разными благовидными предлогами отцеплялись от составов и ставились на запасные пути, где и проходила дальнейшая работа. После завершения очередного этапа операции вагоны опечатывались оригинальными немецкими пломбами, полученными от Дембовского.
Главное требование к таким операциям заключалось в крайне конспиративном характере работы, чтобы исключить саму возможность обнаружения немцами факта доступа к их почтовой корреспонденции и не дать тем самым повода германской стороне к политическим демаршам. В отчетных документах польской разведки регулярно оценивался ход проведения операции «Вузек» и постоянно констатировалось, что при минимальных финансовых затратах эффект был огромен. До момента обнаружения немцами секретных архивов польской разведслужбы в 1939 году они даже не подозревали, что под их носом в течение почти пяти лет проходила крупнейшая операция польской разведки[201].
Со второй половины 1930-х годов в деятельности польской разведки в целом наблюдается заметное снижение результативности, обусловленное рядом объективных и субъективных факторов. К объективным причинам следует отнести ужесточение законодательства Рейха по делам о шпионаже и государственной измене, усилением режимных и контрразведывательных мер в учреждениях и частях рейхсвера-вермахта по охране государственной и военной тайны, ужесточение правил пересечения польско-германской границы.
Рассмотренные в суде в 1935 году в Германии дела о шпионаже, закончившиеся вынесением смертных приговоров, резко сузили вербовочную базу польской разведки; кандидаты на вербовку в массовом порядке отказывались от предложений о сотрудничестве, опасаясь в случае разоблачения последующих санкций.
В этих условиях поляки были вынуждены искать новые формы работы и менять устаревшую методику разведывательной деятельности. Не всегда эти «новинки» способствовали успеху. Например, применение практики рассылки так называемых «вербовочных писем», когда более или менее изученным кандидатам направлялись предложения, содержащие финансовые условия сотрудничества, условия безопасности и т. д., привело в будущем к «засоренности» польских агентурных сетей агентами-двойниками, подставленными или перевербованными германской контрразведкой. Именно в таких условиях немецким агентам Яну Краевскому, Эриху Краевскому, Курту Швенцигу удалось проникнуть в агентурную сеть польской разведки[202].
Это вовсе не означало, что поляки на фронте тайной войны несли одни поражения. В дополнение к уже реализуемым операциям ряд удачно проведенных вербовок обеспечил их большим количеством информационных материалов о ходе начавшихся преобразований в рейхсвере, связанных с организационно-штатными изменениями, поступлением на вооружение новых образцов вооружения и техники и т. д.
Несмотря на общий для всех польских разведывательных аппаратов перечень задач, включавший и «позитивную» разведку, и проведение контрразведывательных акций за рубежом, в силу специфических условий деятельности той или иной разведточки имела место и их своеобразная специализация.
Например, основная направленность постерунка офицерского № 2 в Гдыне заключалась в проведении «наступательных» контрразведывательных операций за рубежом. В зону ответственности данной разведывательной точки входили регионы Восточной Пруссии и Щецина. В 1933–1934 годах в ее агентурной сети значилось 13 агентов, добывавших разноплановую информацию о рейхсвере, политических организациях, полиции и т. д.
За счет активного использования своего агента, скрытого под криптонимом «1145», был выявлен ряд объектов заинтересованности германской разведки, позволивших путем завязывания оперативных «игр» нейтрализовать ее активность в отдельных районах Польши. Если в 1935 году в зарубежных контрразведывательных операциях постерунка было задействовано три агента, то к 1937 году их число возросло до десяти. Соответственно с этими количественными изменениями было связано и изменение специализации этой точки по проведению активных, наступательных акций, направленных на проникновение в агентурную сеть германской разведки