Я высунулся максимально далеко, отвинтил задвижку и распахнул окно настежь. Еще несколько кусков стекла улетели на бетон. Я выбрался на выступ и переместился в жилище Уэзерби.
Место было унылое и скудно обставленное предметами старыми, но не представляющими никакого интереса. Для штор и обивки использовалась самая дешевая, отталкивающего вида ткань, давно выгоревшая и поблекшая. Абажуры на лампах пожелтели. Старый проигрыватель, электрический чайник на полу гостиной, возле софы, у дальней стены, – старый черно-белый телевизор, выглядевший так, словно его украли из двухзвездочного отеля. И все-таки посреди всего этого старья и убожества нашлось место предметам истинной красоты: две прекрасные, писанные маслом картины предков на стене, еще одна – с изображением сцены из Крымской войны, замечательный комод эпохи Георга III с парой чудесных китайских ваз на нем. Но в целом впечатление было такое, словно я попал на склад второсортного антикварного магазина, куда убрали самые плохонькие образцы.
Все явно указывало, что здесь живет холостяк. Незастланная и, судя по всему, давно не убиравшаяся постель. Покрывшиеся пылью подушки. Грязная чашка с недопитым и уже затянувшимся пленкой плесени чаем. Носки, ботинки, жилетки, несвежие рубашки, кучкой сваленные на кресле в спальне. Я осторожно прошелся по квартире. Осмотрелся. Кабинетом служила крохотная комнатушка с единственным на всю квартиру достойным представителем мебели – старинным письменным столом с убирающейся крышкой, красота которого страдала от отсутствия должного ухода и небрежения и присутствия безобразной желтой настольной лампы.
Я пересмотрел все бумаги, открыл последнюю почту – судя по штемпелям, в последний раз Уэзерби был здесь шесть недель назад. Почту я забрал с собой, но интереса она не представляла. Помимо прочего, было предложение из одной техасской булочной, задававшейся вопросом, сможет ли уважаемый джентльмен пережить Рождество без всемирно знаменитой выпечки, доставляемой всем его друзьям. В записке из Бромптонской библиотеки сообщалось, что роман Джорджетт Хейер «Эти старые тени» будет ждать его четырнадцать дней. На общем фоне выделялся также бланк-заявка на обед в честь Дня основателей в Чартерхаусе.
Все указывало на то, что и этот визит станет таким же бесплодным, как и визит к Скэтлиффу, когда меня посетила мысль, что кухня кажется меньшей по размерам, чем ей следовало бы быть, исходя из размеров квартиры. Я присмотрелся, но несколько минут не мог сообразить, что здесь не так. А потом понял: ее стена должна была равняться стене столовой, но этого не наблюдалось. Площадь примерно в двадцать квадратных футов куда-то потерялась.
Я открыл кухонный буфет, убрал стопку банок с бобами «Хайнц», просунул руку и ощупал заднюю стену. Вместо штукатурки мои пальцы коснулись дерева. Я пошарил еще и нашел задвижку, которую без труда отодвинул. Внезапно весь буфет сдвинулся в сторону, открыв дверь. Я отодвинул его и вошел. Темно. Я щелкнул зажигалкой, нашел выключатель, и комната озарилась тусклым оранжевым светом. Оглядевшись, я, может быть, впервые за несколько последних дней получил подтверждение того, что не тронулся рассудком и не повредился умом. Это была вполне себе современная фотолаборатория, безупречно чистая и оснащенная передовым оборудованием.
Я обыскал ее всю, дюйм за дюймом, а потом обыскал всю квартиру, но так и не наткнулся на что-то, что показалось бы интересным. Ни одной даже крохотной детальки, которая заняла бы свободное место в большом пазле. Конечно, секретная фотолаборатория – это странно, но вовсе не обязательно, что за ней скрывается что-то тайное. Я понимал, что Уэзерби не станет фотографировать пейзажи Уэльса, но если не их, то что? Ответа у меня не было. Может быть, ему просто нравится проводить время в темной комнате, щелкая себе орешки. И если так, то, надо признать, шелуху он подмел хорошо.
Глава 20
Траут и Трамбулл выглядели бы куда естественнее в чем-нибудь старомодном и поношенном – в чем-то таком, что было куплено в отделе школьной формы замшелого провинциального универмага. Обоим было за пятьдесят, у обоих бледные невыразительные лица. Траут – невысок и коренаст. Трамбулл – тоже невысок, но тощ. Оба в темных шерстяных костюмах, белых рубашках и серых с черным галстуках, завязанных чересчур аккуратным узлом.
У обоих были чистые руки, белые, с редкими синими прожилками. Ботинки начищены до блеска, оставшиеся волосы аккуратно зачесаны и залиты лаком. От обоих слегка пахло смесью талька и геля для волос.
Траут и Трамбулл заправляли Игровой комнатой. Так назывались подземные офисы под Гайд-парком, где хранилось оружие агентов, или «игрушки», как их чаще называли. Два джентльмена служили оружейниками агентов – выдавали, чистили, ремонтировали, а остальное время проводили за разработкой новых видов оружия – некоторые были просто гениальные, другие – не очень. Тем не менее оружие было неизменно надежным.
Его надежность даже вошла в легенду. Однажды, несколько лет назад, пуля не вылетела из дула так, как ей было положено. Траут и Трамбулл проплакали всю неделю. Только агент не плакал, он был мертв. И теперь каждую пулю в магазин они закладывали сами.
Джентльмены Траут и Трамбулл не были большими весельчаками. Обоих явно обделили чувством юмора, а если и не обделили, то они никогда его не выказывали. Тем не менее я бы снял перед ними шляпу. Я всегда готов снять шляпу перед любыми седовласыми джентльменами, которые без тени улыбки могут вручить пакетик с взрывчатым кормом для попугаев. Сейчас эти двое предлагали мне свои самые последние изобретения.
– Взрывчатый корм для попугаев?
– Верно, мистер 4404, – кивнул Трамбулл. Согласно правилам они могли называть нас только по личному номеру. Тем не менее они считали ниже своего достоинства не присовокупить к нему положенный титул. Соответственно, моему номеру неизменно предшествовало «мистер».
– Что мне с ним делать? Наполнить кормушку какого-нибудь несчастного попугая и ждать, когда бедняга взорвется?
Я уже представил лица таможенников, озадаченных ростом численности английских бизнесменов и бизнес-вумен, взявших за привычку возить в своих чемоданах пакетики с кормом для попугаев.
– Мистер Траут. – Трамбулл сделал приглашающий жест рукой.
Траут с серьезным видом поднял пакетик.
– Олдэмские семена подсолнуха для попугаев и других тропических птиц клеточного содержания. Вакуумная упаковка. Внутри никакого воздуха. Открываем. – Он надорвал пакет сверху. – Воздух вступает в реакцию с семечками и взрывает их. – С этими словами он вынул одно семечко и показал мне. – Пойдемте, мистер 4404.
Траут направился к пристрелочному тиру. Я проследовал за ним. Там он нажал кнопку, сверху на проводах спустился манекен. Это была полноразмерная копия мужчины весом около двухсот фунтов, точная во всех деталях, даже в том, что касалось внутренностей. Манекен тоже был изобретением Траута и Трамбулла. Теперь их производили в огромных количествах для самых разных тестовых испытаний.
Траут бросил попугайное семечко в манекен, и оно упало возле его ног. В следующий миг прогремел мощный взрыв, разнесший манекен в мелкие клочья.
Демонстрация получилась впечатляющая. Траут без тени эмоций на лице повернулся ко мне:
– Ни в коем случае не оставляйте открытый пакет на видном месте. Лучше всего его использовать против толпы – бросить весь пакет. Путешествовать со вскрытым пакетом я бы не советовал.
Мог бы и не предупреждать.
Трамбулл вручил мне зажигалку:
– Щелкните в эту сторону – прикурите сигарету. Щелкните в другую – зажигалка сработает как фотоаппарат. Щелкните вот так – включите магнитофон. А если вот так – как радиопередатчик. Если же вот так… – он направил ее в противоположную от меня сторону, – выстрелите огневой заряд с поражающим эффектом до десяти футов. Если же щелкнуть вот так… – на этот раз он просто указал на зажигалку, – через десять секунд взорвется.
В этом году Траут и Трамбулл явно увлеклись взрывами.
– Если не возражаете, джентльмены, то две ваши новинки я оставлю до лучших времен, а пока возьму то, к чему привык.
С этими словами я вручил им мою «беретту» и получил взамен вычищенный, отремонтированный, смазанный и проверенный дубликат. Вместе с «береттой» мне предложили пару новых кожаных, ручной работы ботинок. Сняв старые, я надел новые. Пришлись точно впору, словно на заказ шили. В каблуке одного ботинка лежали запасные патроны. В каблуке второго – глушитель.
Из глубины коридора донесся глухой хлопок – кто-то выстрелил из пистолета с глушителем, – а вслед за ним звонкое «дзынь» подтвердило попадание в металлическую мишень. С каждым новым выстрелом хлопок становился все громче. Производство эффективного глушителя – вечная проблема для баллистиков. Сейчас они опробовали новый, облегченный. Судя по звуку, до идеала Трауту и Трамбуллу было еще далеко.
С другой стороны слышалось постоянно «ба-бах-трах-бах!». Кто-то отрабатывал навыки стрельбы по мишеням. Может, где-нибудь офисы со свободной планировкой очень даже уместны, но только не здесь. Здесь это выглядело как-то скорбно. Возможно, все дело в Трауте и Трамбулле. Без них, вероятно, было бы весело, как на ярмарке. Не знаю почему, но в это мне почему-то не верилось.
В этот раз я хотел получить у них кое-что специфическое, для чего заполнил бланк запроса. Взяв его у меня, Трамбулл отправился к стеллажам и через полминуты вернулся с видом человека, который несет комплект «дворников» для ветрового стекла. Только это были не «дворники».
На первый взгляд он выглядел даже более невинно, чем «дворники»: тонкий предмет, который можно было принять за стандартный карманный калькулятор с будильником. Сунув его в карман пиджака, я оставил Траута и Трамбулла заниматься своими штучками, а сам на лифте поднялся на два этажа выше, во владения Вотана.
Переступив порог, я увидел Артура – бледного и трясущегося как осиновый лист. Было видно, что он чем-то взволнован.