етная информация в основном извлекается путем взлома компьютерных сетей, разведка превратилась в профессию программистов и чиновников.
А ЦРУ, маниакально озабоченное чистотой своих рядов, по-прежнему разыскивало перебежчиков, пользуясь детективными стереотипами.
Сотрудников проверяли на пресловутом детекторе лжи. За годы работы на советскую разведку Эймс прошел такую проверку в ЦРУ дважды — и оба раза ее выдержал. Что не удивительно. Служащих ЦРУ, оказывается, специально обучают, как обмануть несчастный детектор. На случай, если их заловит КГБ и попытается выведать правду. Трогательная предусмотрительность.
Кроме того, исходя из послевоенного опыта, ЦРУ разыскивало идеологически неустойчивых сотрудников, которые могли бы попасться на коммунистическую удочку. Типа Кима Филби, боровшегося в рядах разведки Соединенного Королевства за коммунизм во всем мире. Эймс идеологически был совершенно безупречен. Он боролся только за собственный двухэтажный домик с тремя спальнями, садом и гаражом.
Короче говоря, искали Штирлица, а следовало искать нечистого на руку бухгалтера.
Хорошо, конечно, быть умным задним числом. Дело было, разумеется, все же несколько сложнее. Два события сыграли в нем решающую роль. Одна отставка и один побег.
Эймсу поспособствовал, а американской разведке сильно подгадил один из самых известных деятелей ЦРУ послевоенного времени по имени Джеймс Джизус Энглтон. Именно Энглтон отвечал в ЦРУ за «ловлю кротов». Будучи подозрителен от природы, в разведке он превратил это природное свойство в манию. Он с какой-то особой надсадностью влезал во все щели, предполагая буквально в каждом предателя, и разрушил карьеру десяткам ни в чем не повинных сотрудников Управления. Если бы он все еще занимал свой кабинет в 1985 году, у Эймса не было бы шансов на совместительство.
СОТРУДНИКИ УПРАВЛЕНИЯ ОБЪЯВИЛИ ЭНГЛТОНА ПАРАНОИКОМ И СТАЛИ ПРЯТАТЬ ОТ НЕГО ЛЮБУЮ ИНФОРМАЦИЮ, КОТОРАЯ МОГЛА ПОКАЗАТЬСЯ ЕМУ ПОДОЗРИТЕЛЬНОЙ. ТО ЕСТЬ ПРАКТИЧЕСКИ ВСЮ.
Но Энглтона отправили на пенсию. Не то чтобы он оказался как-то особенно стар или немощен. Просто «достал» всех в ЦРУ до чрезвычайности. Сотрудники Управления объявили Энглтона параноиком и стали прятать от него любую информацию, которая могла показаться ему подозрительной. То есть практически всю. Вскоре последовала почетная отставка.
В ЦРУ воцарился вольный дух школьной перемены. Сказочка Рика Эймса про наследство жены сошла ему с рук.
Второе событие, которое сильно облегчило Эймсам их семейный бизнес, состоялось в том же 1985-м. Оно и придает истории собственно детективную окраску. В августе 1985 года, через несколько месяцев после того, как Рик Эймс перевел на свой банковский счет первые $9 тыс. неизвестного происхождения, ЦРУ получило прямо-таки бесценный подарок.
Виталий Юрченко, сотрудник КГБ, ведавший контрразведкой в США и Канаде, сбежав из Москвы, отправился непосредственно в штаб-квартиру ЦРУ. Он заявил, что готов работать на американцев. Встречать самолет, который доставил Юрченко в Вашингтон, отправили побледневшего от недобрых предчувствий Эймса.
Больше всего на свете один «крот» боится другого «крота» — пришедшего с противоположной стороны. Эймс справедливо полагал, что первым делом Юрченко объявит своим гостеприимным хозяевам все, что ему известно о советских шпионах в Америке.
Советский крот немедленно «сдал» ЦРУ одного двойного агента — Эдварда Ли Говарда. Но об Эймсе не сказал ни слова. Более того, проторчав в Америке три месяца, внезапно объявил, что передумал и хочет в Москву, на родную Лубянку. Просьбу не без изумления исполнили. Юрченко прощально помахал гостеприимной Америке с трапа лайнера «Аэрофлота» и отбыл на родину. Где его не только не расстреляли, но взяли обратно в разведку. Наказав, впрочем, понижением в чине.
Эффект от этого события оказался двойным. Во-первых, все сомнительные случаи в деятельности ЦРУ были надолго списаны на пресловутого Эдварда Ли Говарда. Он, кстати, успел предусмотрительно исчезнуть и, говорят, с тех пор благополучно обитает на хорошо охраняемой подмосковной даче. Во-вторых, с Эймса были косвенно сняты возможные подозрения — он месяц работал с Юрченко в качестве следователя, и тот ни словом не обмолвился, что знает о его деятельности в качестве информанта Лубянки.
По сию пору аналитики ЦРУ ломают голову над тем, что означала эта причудливая гастроль. Передумал ли Юрченко на самом деле? Был ли послан специально, чтобы подставить пешку-Говарда и отвести подозрения от ферзя-Эймса?
Тогда, в 1985-м, голову себе никто не ломал. Говарда не поймали, Юрченко отбыл, Эймс остался, американские агенты в России терпели одно поражение за другим. В начале 90-х стали проваливаться агенты, о существовании которых сбежавший Говард знать уже не мог.
Но самостоятельно ЦРУ было, скорее всего, уже не в силах разоблачить «крота». С начала 90-х — в период самого «расцвета» Эймса — за семь лет в Управлении сменилось пять директоров (деятельность Эймса стоила поста третьему из этого списка). Как пишет в своих мемуарах Джордж Тенет, которому пришлось разгребать завалы в ЦРУ второй половины 90-х (Тенет был назначен на должность Директора ЦРУ в 1997 году): «В отношении распоряжений, поступающих с седьмого этажа, где обитало самое высокое начальство, у большинства сотрудников преобладало мнение, что если тебе не нравится указание, надо просто немного подождать — и человек, который его дал, скоро покинет ведомство».
Но главная причина безалаберности американской разведки 90-х, если верить все тому же Тенету, крылась в… победе США в «холодной войне»: «…предполагаемые «дивиденды мира» оказались разрушительными для шпионажа, причем как раз в то время, когда его жизнеспособность была особенно необходима». Расходы на разведку и контрразведку были существенно снижены, персонал сократился на четверть. В 1995 году в ЦРУ на курсах оперативных работников обучалось лишь 12 человек, шестеро из которых были так называемыми «клерками» — сотрудниками, составляющими отчеты о работе полевых агентов. Собственно оперативников обучалось тоже шестеро.
Это было еще полбеды. Как пишет Тенет: «В плохой форме находилась не только агентурная служба ЦРУ. До угрожающей степени дезорганизованными оказались подразделения, занимавшиеся аналитической экспертизой. Чтобы получить повышение, аналитики, годами работавшие на то, чтобы превратиться в экспертов мирового класса по определенной критически важной проблеме или по определенному географическому региону, бросали свою сферу интересов и становились менеджерами».
В этой ситуации расследование перешло к ФБР. Появился список подозреваемых. Сначала из двухсот фамилий, затем из шестидесяти. Только к 1993 году кто-то из сослуживцев обратил все-таки внимание на привычку Олдриджа Эймса почитывать документы, которые по службе его никак интересовать были бы не должны. Агенты ФБР пару раз порылись в доме Эймса (в его отсутствие), установили круглосуточное наблюдение и вскоре сократили свой список до одной фамилии.
Арестован Эймс был, впрочем, лишь девять месяцев спустя. Ему не светило ничего, кроме пожизненного заключения, но он ухитрился спасти жену. Пригрозив, что, если ее не отпустят, он вообще не станет говорить, что именно продал Москве.
Судили Олдриджа Эймса за измену родине и… уклонение от уплаты налогов. В его камере — фотография с подмосковным сосновым пейзажем и дачным домиком. Русская надпись на обороте: «Мы приобрели этот райский уголок на Ваше имя, теперь он навеки Ваш».
Через полтора десятка лет тюрьмы Эймс в своих письмах подводил итоги карьеры и делился своими соображениями о роли шпионажа в мировой политике. Выглядело это примерно так: «За всю мою карьеру в ЦРУ я могу назвать только два случая, когда в середине 80-х мы получали доступ к действительно серьезной информации о том, как работает, как и какие решения принимает МИД СССР…
ВМЕСТО ПРИНЯТИЯ КОНКРЕТНЫХ РЕШЕНИЙ ПОЛИТИКИ ТРАТИЛИ МЕСЯЦЫ НА ОБСУЖДЕНИЕ ТОГО, МОЖНО ЛИ ДОВЕРЯТЬ ИНФОРМАЦИИ, ПОЛУЧЕННОЙ ТЕХНИЧЕСКОЙ РАЗВЕДКОЙ.
Проблема заключается в подходе, который всегда мешал и ЦРУ и КГБ. Например, мечтой каждого офицера в Центральном разведывательном управлении было завербовать сотрудника Комитета госбезопасности. Но зачем? Для того, чтобы получить имена агентов? Это важно, конечно, но абсолютно никак не относится к процессу принятия государственных решений, к тому, какой будет внешняя и внутренняя политика государства…
…данные, полученные разведкой, почти никогда не приводили к принятию политических решений. Я могу назвать десятки случаев, когда предоставленные нами данные отфутболивались из Белого дома в конгресс и обратно. И вместо принятия конкретных решений политики тратили месяцы на обсуждение того, можно ли доверять информации, полученной технической разведкой… При этом надо признать, что и КГБ, и их восточноевропейские коллеги были куда более удачливы в сфере политического шпионажа. Достаточно вспомнить, что им удалось завербовать целый ряд серьезных политиков в странах Западной Европы.
Но вопрос заключается в другом: что сделал Советский Союз, имея подобные рычаги влияния в той же Германии, Норвегии, в странах Центральной Европы? История, во всяком случае, показывает, что они, обладая огромным объемом информации, так и не смогли ею распорядиться. Так что с этой точки зрения нет никакой разницы между разведками СССР и США: никакого влияния на политику своих государств они оказать так и не смогли…
Я считаю, что шпионаж влияет не только на тех, кого считают предателями. Занятие шпионажем влияет и на самих шпионов, людей, которые занимаются вербовкой агентов и работой с ними. Когда вы ежедневно сталкиваетесь с предательством и принуждаете людей к предательству, это не может не отразиться на вашей психике. Мне кажется, люди инстинктивно это понимают и именно поэтому считают шпионаж грязным делом… Я могу назвать тысячи причин, по которым люди решаются на предательство, но уверен, что профессия с этим напрямую связана. Например, почему среди советских предателей большинство — офицеры КГБ? И почему так мало предателей среди, например, профессиональных дипломатов? Я не знаю ответа…»