Шпионы среди нас: секретные материалы — страница 43 из 61

Свобода самовыражения в Интернете уже в конце ХХ века явно вступала в противоречие с национальными интересами — и не только Великобритании. Поскольку МИ-6 признала, что перед Томлинсоном она бессильна, напрашивался вывод: бороться британским (и другим) спецслужбам остается только с Интернетом. Во всем виновата всемирная компьютерная сеть, которая делает невозможным сохранение государственных тайн и по которой свободно разгуливают предатели.

Понятно, конечно, что бороться с самим Интернетом невозможно — его можно только «запретить». Бороться надо с людьми, которые используют Интернет в своих целях. Ведь информационное пространство — естественная среда обитания для людей, живущих поиском, обработкой и анализом информации. То есть шпионов. В которые публика записывает (не без некоторых на то оснований, правда) тех же хакеров практически поголовно.

Высокопоставленный источник

В июне 2000 года в США был арестован и позже осужден на пожизненный срок полковник военной разведки в отставке Джордж Трофимофф, с 1969 года передавший Москве 50 тыс. страниц секретных сведений. Он стал самым высокопоставленным американским военным, осужденным за шпионаж.


Но далеко не первым в мировой истории. А она показывает, что шпионом может быть любой — от официанта до государственного деятеля любого ранга. Это на собственной шкуре почувствовал премьер-министр Франции Жозеф Кайо в самом начале ХХ века. В этом скандале истинный и мнимый шпионаж, дипломатия и финансы были связаны удивительно тесно даже для того времени.

В апреле 1911 года французские войска оккупировали столицу Марокко под предлогом защиты от нападения берберов. Германия, хотя и признала еще в 1909 году особые интересы Франции в Марокко, сочла, что введение войск — это уже слишком, и послала к берегам Марокко свой боевой корабль «Пантера» для обеспечения интересов Германии и германских бизнесменов в связи с угрозой вторжения Франции в Марокко. «Пантера» вошла в порт Агадир в Атлантическом океане 1 июля 1911 года. Первая мировая война могла начаться уже тогда.

Жозеф Кайо стал премьер-министром Франции и министром внутренних дел за пять дней до этого. Война была невыгодна Франции, отстававшей в техническом отношении. Кайо вступил в секретные переговоры с немцами и добился заключения в ноябре 1911 года компромиссного соглашения, по которому Германия признала протекторат Франции в Марокко в обмен на 275 тыс. кв. км территории Конго и Камеруна.

Из перехваченных «черным кабинетом» (службой дешифровки диппочты) немецких телеграмм об этих переговорах узнал французский министр иностранных дел Жюстен де Сельве — и был взбешен. Де Сельве принадлежал к «партии войны», да и переговоры велись в обход его ведомства. Сославшись на эти телеграммы, министр иностранных дел обвинил премьер-министра в государственной измене. Взбешенный не менее де Сельве, Кайо вызвал к себе немецкого поверенного в делах и попросил предъявить оригиналы телеграмм, о которых шла речь — для сравнения. «Я был неправ, — впоследствии признавался он, — но я должен был защищаться». Идея погасить один скандал другим поначалу сработала — Кайо отстоял свое доброе имя, но последствия все равно оказались плачевными.

Обиженный министр иностранных дел в январе 1912 года подал в отставку, что в соответствии с законами Третьей республики означало отставку всего кабинета. Так закончился недолгий период пребывания Кайо на вершине власти, добавивший к его репутации блестящего финансиста сомнительные лавры пацифиста и сторонника сделок с врагом. Подозрения в том, что Кайо — человек Германии, вновь всплыли в 1913 году, когда Кайо выступил против продления срока военной службы до трех лет.

Немцы ввели новые шифры, оказавшиеся не по зубам ни французским, ни русским шифровальщикам, и взаимодействие разведок стран-союзниц, поколебленное еще в результате нелепой ошибки 1905 года, когда из-за несогласованности действий стороны долго перехватывали и расшифровывали диппочту друг друга, окончательно расстроилось — как раз накануне Первой мировой войны.


Впрочем, русской разведке (и контрразведке) было чем заняться и помимо перлюстрации. В России разгорался первый в ХХ веке шпионский скандал на уровне министра. Да какого! В шпионаже в пользу немцев в 1916 году был обвинен военный министр Владимир Сухомлинов — тот самый, который в 1911 году утвердил «Положение о контрразведывательных органах» и «Инструкцию начальникам контрразведывательных органов». Причем «прокололся» он, как это обычно и происходит (особенно в глазах шпионоведов-конспирологов), на деньгах и женщинах.

Набор обвинений, предъявленных Сухомлинову, впечатлял: там было и покровительство разоблаченному немецкому шпиону жандармскому полковнику Мясоедову, и случайное или сознательное предоставление совершенно секретных документов бывавшим у него лицам, связанным с германской разведкой. Но публике куда интереснее была история генеральского адюльтера и громкого скандала вокруг срежиссированного Сухомлиновым развода своей будущей жены с ее мужем — В. Н. Бутовичем. Сам по себе адюльтер не был чем-то из ряда вон выходящим (достаточно вспомнить, например, историю Александра Колчака и Анны Тимиревой, развивавшуюся в то же самое время) — просто в любовной истории начальника генштаба и жены полтавского дворянина Бутовича фигурировали и коррупция, и шпионы (истинные и мнимые).

«Участие всей этой компании, — писал офицер Ставки М. Лемке, — в бракоразводном деле Бутович связало Сухомлинова по рукам и ногам. Когда он стал военным министром, члены компании продолжали всячески эксплуатировать свою связь со всемогущим сановником… Сухомлинов оказывал покровительство и некоему Альтшил-леру, ставшему столь близким человеком, что во время своих заграничных поездок он останавливался на его даче под Веной, где останавливался также и Мясоедов. Когда началась война и Альтшиллер, как австрийский подданный, подлежал высылке, Сухомлинов дал за него поручительство, и Альтшиллер был оставлен на свободе. Вскоре были получены компрометирующие сведения о его деятельности в качестве немецкого агента, но к этому времени Альтшиллер был уже в Вене».

Газеты взахлеб расписывали состояние счетов Сухомлинова и расточительство его молодой жены. Выходило, что военный министр, имея жалованья на 18 000 рублей в год, ухитрился «внести за период со 2 декабря 1908 до 3 сентября 1915 года в различные кредитные учреждения Петрограда 702 737 руб.», а Екатерина Викторовна, не имевшая собственных сбережений, тратила на меха, шляпки и украшения более 40 000 рублей и 20 000 франков только за летний сезон в Париже.

В обстановке войны, когда к весне 1915-го обнаружился большой недостаток снарядов и другого военного снаряжения, Сухомлинова стали считать главным виновником плохого снабжения русской армии. 8 марта 1916 года он был уволен с военной службы, а 29 апреля 1916 года арестован. 11 октября 1916 года Сухомлинов был переведен под домашний арест, и у него появилась возможность публичного оправдания.

Бывший министр утверждал, что приписывание ему растраты таких средств ни на чем не основано, жена украшения и меха не покупала, а смотрела и все обвинения в пособничестве германскому шпионажу имеют политическую подоплеку. Он намекал на то, что его сделали козлом отпущения, чтобы не возлагать вину за «неискусное управление армией» великим князем Николаем Николаевичем. Поддержавшие же кампанию против министра депутаты Думы, как считал Сухомлинов, прежде всего стремились взять под свой контроль распределение военных заказов.

Во время Февральской революции 1 марта 1917 года Сухомлинов был снова арестован. В качестве соучастницы была привлечена также его жена. Суд проходил с августа по сентябрь 1917 года. Сухомлинову были предъявлены обвинения в измене, в бездействии власти и во взяточничестве. Большинство обвинений не подтвердилось, однако бывший министр был признан виновным в «недостаточной подготовке армии к войне» и 20 сентября 1917-го приговорен к бессрочной каторге и лишению всех прав состояния. Екатерина Сухомлинова была оправдана.

По большому счету вся эта история так и осталась дурно пахнущим водевилем, где шпионаж был лишь приправой к великосветскому скандалу — бракоразводному процессу Бутовичей, в который были втянуты Николай II, Петр Столыпин, министр Императорского Двора В. Б. Фредерикс, обер-прокурор Синода С. М. Лукьянов, — просочившемуся, несмотря на то, что Синод пытался удержать все в строжайшем секрете. Примечательна она (как и «шпионская» история французского премьер-министра Кайо), пожалуй, тем, что, во-первых, от подозрений в шпионаже не были застрахованы даже первые лица ведущих держав мира, а во-вторых, тем, что основания их подозревать действительно были.


Есть своя история про высокопоставленного шпиона и у британских спецслужб. Правда, ее могло бы и не быть, если бы 16 сентября 2000 года бывший главком британского флота сэр Джеймс Эберли, кавалер ордена Бани, неожиданно не заявил, что никогда не был агентом восточногерманской разведки «Штази» (HVA). Самое интересное, что до этого сэра Джеймса никто в шпионаже не обвинял. Но после его заявления все газеты в Англии посчитали, что именно тот, кто был одним из самых высокопоставленных командиров британских ВМС, возглавлял одну из группировок объединенных вооруженных сил НАТО, был личным адъютантом Ее Величества во время войны на Фолклендских островах, директором Королевского института международных отношений, и оказался тем самым агентом HVA, который скрывался под кличкой Эккарт.

По данным британских спецслужб, «Резидентура 201» (подразделение HVA, действовавшее в Великобритании) по своей активности оставляла позади все разведки Варшавского блока, за исключением, разумеется, советского КГБ. Своим самым важным «неофициальным коллегой» (так на языке «Штази» назывались завербованные иностранные граждане) в Лондоне восточногерманские разведчики считали агента, действовавшего под агентурным псевдонимом Эккарт. И это при том, что Эккарт не был государственным служащим или кадровым разведчиком, а потому не имел доступа к информации, официально считавшейся секретной.