Сразу после начала тюремного срока Абеля, пишет Уиттел со слов Дроздова, КГБ наладил с заключенным переписку. Сотрудница КГБ, назвавшаяся женой Абеля по имени Хелен, регулярно направляла письма американскому адвокату Джеймсу Доновану, который передавал их администрации тюрьмы в Атланте, где сидел ее мнимый муж, а копии пересылал в ЦРУ. На конвертах стоял штемпель почтового отделения в Лейпциге, а письма «жены» писал по-немецки Юрий Дроздов, который также фигурировал в них как двоюродный брат заключенного Юрген Дривс.
О чем писали заключенному Атланты несуществующие жена и брат, не важно. Важно, что судьбу Абеля изменил международный скандал — 1 мая 1960 года в районе Свердловска был сбит американский разведывательный самолет U-2, а его пилот Фрэнсис Гэри Пауэрс попал в плен и был осужден на 10 лет тюремного заключения. Как выяснил автор «Моста шпионов», инициатором обмена Абеля на Пауэрса был отец американского пилота — Оливер Пауэрс. Уиттел приводит в книге письмо Пауэрса-старшего, отправленное Абелю в тюрьму спустя 4 года после приговора. «Дорогой полковник Абель, — пишет Оливер Пауэрс, — я отец Фрэнсиса Гэри Пауэрса, чье имя связывают с инцидентом с самолетом U-2, случившимся несколько лет назад… Вы можете понять обеспокоенность, которую испытывает отец за судьбу сына, и огромное желание увидеть его на свободе. Я был бы счастлив обратиться в Государственный департамент и к президенту США с просьбой об обмене. Это означает, что я призвал бы и сделал бы все возможное, чтобы убедить мое правительство освободить вас и вернуть на родину, если власти вашей страны освободят моего сына и позволят ему вернуться домой. Если вы согласны с этим, был бы очень обязан, если бы вы дали мне об этом знать, а также дали знать руководству вашей страны об этом предложении».
Как пишет Уиттел, это письмо пробудило в Абеле надежду на освобождение, хотя в ЦРУ, куда его переслал адвокат Абеля, к нему отнеслись без энтузиазма — в то время разведывательное ведомство США наложило запрет на любые переговоры о шпионском обмене. Тем не менее адвокат Джеймс Донован известил «жену» Абеля и ее немецкого адвоката Вольфганга Фогеля о предложении отца находящегося во Владимирской тюрьме американского пилота. Естественно, что эта информация попала к Юрию Дроздову, который тут же передал ее наверх. В КГБ ухватились за эту идею, и в сентябре 1961 года Дроздов встретился в Восточном Берлине с Фогелем (сотрудничавшим с восточногерманской разведкой «Штази») для обсуждения и составления письма Доновану от имени «фрау Абель».
Джайлс Уиттел цитирует и это письмо: «По вашему совету я обратилась в советское посольство в Берлине… Рада сообщить, что советский представитель проявил огромное понимание и заверил меня в их желании помочь… Из нашего разговора я вынесла убеждение, что единственный способ достичь успеха — это одновременное освобождение Ф. Пауэрса и моего мужа, что можно организовать».
ПАУЭРСА В АМЕРИКЕ ОБВИНЯЛИ В ТОМ, ЧТО ОН ЯКОБЫ СНИЗИЛ ВЫСОТУ ПОЛЕТА, А ТАКЖЕ В ТОМ, ЧТО НА СУДЕ В МОСКВЕ ОН ПРИНЕС ИЗВИНЕНИЕ ЗА ШПИОНАЖ.
Что же в итоге заставило ЦРУ пойти на обмен? Ведь к Пауэрсу в Америке относились без какого-либо почтения. Его обвиняли, в частности, в том, что он якобы снизил высоту полета с положенных 20 тысяч метров, что дало возможность советским ракетам его сбить (впоследствии выяснилось, что это неправда), а также в том, что на суде в Москве он принес извинение за шпионаж.
По мнению автора «Моста шпионов» Джайлса Уиттела, к тому времени ЦРУ уже созрело для обмена. Доновану заявили в этом ведомстве, что обмен был бы в американских национальных интересах. Все объяснялось несколькими мотивами: во-первых, американцы осознали после почти 5 лет, что Абель так и не заговорит и что склонить его к сотрудничеству не удастся; во-вторых, они здраво рассудили, что если Абель вернется в СССР, то известная ему разведывательная информация устареет и вряд ли нанесет существенный ущерб США. Был и чисто прагматический мотив: в этих обстоятельствах оставшийся Абелю тюремный срок в 27 лет стал бы ненужным бременем для американского бюджета и американских налогоплательщиков.
По словам Уиттела, в России досье Абеля до сих пор не рассекречено, поэтому о российских мотивах обмена можно только догадываться. Однако поразительно, до какой степени механизм обмена и мотивы, по которым американцы согласились на обмен Анны Чапман и ее коллег, напоминали обмен 1962 года. Единственное различие — это скорость, с которой обе стороны пришли в прошлом году к соглашению, и быстрота, с которой обмен был реализован. Все это заняло буквально несколько дней, и президент Обама сделал все возможное, чтобы это не отразилось на российско-американских отношениях. Сходство настолько разительное, что можно было подумать, что холодная война еще не закончилась.
Когда Джеймс Донован прилетел в начале февраля 1962 года в Восточный Берлин для переговоров по поводу обмена, пишет Уиттел, он встретился с российским представителем, назвавшим себя вторым секретарем российского посольства в ГДР Иваном Шишкиным. На самом деле это был резидент КГБ в Европе. Донован сообщил ему, что может доставить Абеля в Берлин вместе с документом о помиловании президентом Кеннеди в течение 48 часов в случае, если советская сторона подтвердит намерение освободить в эти же сроки Пауэрса и Прайора (Фредерика Прайора власти ГДР обвиняли в экономическом шпионаже, он был арестован, но не успел предстать перед судом). Шишкин ответил, что уполномочен обменять Пауэрса, но Прайор находится в руках властей ГДР, и попросил дополнительное время, чтобы «решить вопрос». Спустя два дня Шишкин сообщил, что дело улажено и что студент Фредерик Прайор будет передан в день обмена в руки его родителей на контрольно-пропускном пункте «Чарли».
На следующий день заключенный 80016-А федеральной тюрьмы в Атланте, назвавший себя Рудольфом Абелем, в сопровождении адвоката Джеймса Донована, заместителя директора тюрьмы Фреда Уилкинсона и сотрудника федерального тюремного ведомства Ноу Олдриджа вылетел в Восточный Берлин. В портфеле Уилкинсона лежало помилование Абеля, подписанное двумя Кеннеди — президентом США и его братом Робертом, генеральным прокурором. В тот же день из Москвы в ГДР в сопровождении анонимного полковника КГБ был доставлен Фрэнсис Пауэрс.
Процедура обмена состоялась 10 февраля 1962 года на соединявшем Западный и Восточный Берлин мосту Глинике. Как пишет Уиттел, перед обменом Абель и Пауэрс прошли опознания бывшими сослуживцами. Абеля опознал сотрудник КГБ Василий Призов (он попросил его при этом снять очки); Пауэрса — летавший с ним Джо Мерфи. При обмене с российской стороны присутствовали Иван Шишкин, «кузен Дривс», он же майор Дроздов, и конвой автоматчиков. Ровно в 8:22 утра с двух концов моста навстречу друг другу двинулись две группы из трех человек каждая. Советскую группу возглавлял Иван Шишкин, американскую — Джеймс Донован. На середине моста группы остановились, Шишкин и Донован пожали друг другу руки, и дальше в разные стороны проследовали Абель и Пауэрс. В тот же час Фредерик Прайор был передан властями ГДР родителям на КПП «Чарли»…
Stuxnet как предчувствие
Атаку вируса Stuxnet на иранские компьютеры в сентябре 2010 года, может, и не зря связали с Израилем, но первой акцией кибервойны назвали совершенно напрасно. После того, как официальные источники в Иране объявили, что около 30 тысяч компьютеров в центральной компьютерной системе иранской промышленности были атакованы вирусным червем Stuxnet, у специалистов по компьютерной безопасности прибавилось работы. Впрочем, в профессиональной среде ажиотаж, похожий на панику, начался гораздо раньше.
Согласно афишируемой версии, первыми Stuxnet обнаружили в Белоруссии, прежде мало известной достижениями в этой области державе. Специалисты компании «Вирус БлокАда» — очевидно, монопольной по программному обеспечению в стране (среди ее клиентов Национальный банк, Совмин, ряд министерств, включая Минобороны, БГУ, Минский тракторный и т. д.) — идентифицировали Stuxnet еще 17 июня 2010 года «во время проведения расследования, связанного с инцидентом, возникшим у клиентов ее дилера в Иране».
Директор фирмы Вячеслав Коляда рассказал, что в ходе исследований им удалось обнаружить использование вирусом «серьезной уязвимости, которая содержится в большинстве операционных систем Windows». «Мы попытались донести информацию до компании Microsoft, но все попытки передать эту информацию по разным каналам заканчивались глухим молчанием со стороны софтверного гиганта», — посетовал он.
То, что легко распознали белорусские «блокадники», специалистов по компьютерной безопасности из ведущих мировых фирм, когда они наконец разобрались со структурой червя, повергло в шок. Спецы отмечали невиданную доселе сложность, глубину, вариативность, избирательность и точность. «После 10 лет ежедневных занятий обратной инженерной разработкой кодов я еще никогда не встречался ни с чем, что хотя бы близко было похоже на это», — цитируют одного из них.
ХАКЕРСКАЯ АТАКА — ЭТО КАК ВЛОМИТЬСЯ В ЧУЖОЙ ДОМ БЕЗ СПРОСУ: УКРАСТЬ ЧЕГО, ВЫВЕДАТЬ, НАГАДИТЬ, РАЗЛОМАТЬ, СДЕЛАТЬ ЕГО НЕПРИГОДНЫМ ДЛЯ ЖИЗНИ ИЛИ РАЗРУШИТЬ СОВСЕМ.
Чем так поразил Stuxnet прожженных профессионалов?
Хакерская атака — это как вломиться в чужой дом без спросу: украсть чего, выведать, нагадить, разломать, сделать его непригодным для жизни или разрушить совсем. Любой дом защищен: стены, замки, ставни… И тактика любого хакера — в том, чтобы найти в этом брешь.
Если найти слабое звено в несущей конструкции — все здание рухнет. Программисты такие прорехи называют zero-day-exploit — «уязвимость нулевого дня». Это как открытая дверь в святая святых, в главный штаб и собственную спальню, неизвестная тебе самому дверь без замка и без охраны. Проникнув в нее, хакер может делать все, что хочет, вплоть до обрушения всей операционной системы.
Так вот, спе