Впрочем, этот домашний арест был не таким уж обременительным. Дима сидел дома, посвящая дни искусству игры на гитаре, упражнялся в английском, этом незаменимом инструменте контрразведки. На жизнь он тогда принялся зарабатывать бизнесом — стал торговать «аппаратом» (усилители, колонки и проч.).
Бизнес оказался удачным. В итоге Дима стал ездить на 124-м «мерседесе» (пусть не новом), а музыкальные произведения исполнять на «Фендере» (который даже для президента СССР слишком дорог) и «Джибсоне». Услышав эти названия, все мало-мальски сведущие в гитарных делах должны немедленно закивать и прищелкнуть языком. Обзавелся он и небольшой домашней студией звукозаписи, на которой вполне можно было смонтировать хороший трэк. Чем не начало карьеры преуспевающего бизнесмена?
Некоторые считают, что благополучие побуждает к творчеству. Другие с этим спорят, доказывая, что достаток более располагает к разгулу и порокам. Или, по крайней мере, к спокойному и долгому сну. У Фонарева четкого мнения на этот счет нет, однако в тот момент он твердо решил: хватит расслабляться, пора выплывать на поверхность и заниматься настоящим делом.
Он оснастился стильной косичкой, свисающей между лопаток. Конечно, гэбэшная прическа гораздо практичнее, но куда денешься — надо просоответствовать! В итоге, если смотреть строго в фас, получается нормальный кагэбэшник, а если заглянуть с тыла — металлист металлистом. Он заимел неизвестно что обозначающую кличку «Дан». И группа Dan Fonareff начала набирать обороты на сцене известного в «тяжелых» кругах клуба «Вояж».
Однако длина волос лишь косвенно влияет на состояние мозгов. Да и наивно было бы предположить, что этот парень ростом под два метра, который еще совсем недавно еженедельно совершенствовался в стрельбе «по-македонски», в одночасье станет каноническим рок-подвижником, любителем яростных стихов и дешевого портвейна. Как бы не так!
Фонарев держит себя в форме. Фонарев становится членом Клуба ветеранов контрразведки (номер членского билета — 150). Фонарев преподает в так называемой академии «Шериф» — школе охранников. (В классах сидят широкие дяди с бритыми затылками, которые задают довольно дикие на обывательский вкус вопросы типа: «Что делать, если из идущей впереди машины начали стрелять?» И Дима отвечает: «Не важно. Если начали стрелять, значит, вы уже проиграли, поскольку допустить этого вы не имели права».)
ЛУЧШЕ УМЕРЕТЬ НА БОЕВОМ ПОСТУ, ЧЕМ ДОПУСТИТЬ ОПЛОШНОСТЬ, — ПОСЛЕДСТВИЯ МОГЛИ БЫТЬ ИСПЕПЕЛЯЮЩИМИ, ВПЛОТЬ ДО СТАТЬИ ОБ ИЗМЕНЕ РОДИНЕ.
Кстати, в самого Фонарева не стреляли никогда. Хотя, как он утверждает, в свое время он действительно был к этому готов. Не только потому, что два раза в год успешно сдавал квалификационные экзамены, выбивая 20 из 30 за 5 секунд из пистолета Макарова и демонстрируя инструктору, что владеет самыми ужасными ударами и может при желании завалить кабана кулаком. Но и потому, что знал: лучше умереть на боевом посту, чем допустить оплошность, — последствия могли быть испепеляющими, вплоть до статьи об измене родине.
Тренировки и опыт, приносившие когда-то неплохой для среднего совслужащего доход, почет и уважение, и сегодня на вес золота. Таких, как он, крайне мало: класс-то, как ни крути, мировой. Вот собирается в Лондон, на ежегодную конференцию Международной ассоциации телохранителей (IBA): пригласили. Эксперты полагают, что вернется он оттуда официальным представителем этой уважаемой организации в России. Серьезные фирмы приглашают Фонарева в качестве консультанта и платят приличные деньги. Дима приезжает, рассказывает, как расположить людей вокруг охраняемого, подсказывает, чем их вооружить, объясняет каждому, как смотреть, как дышать, что чувствовать. А потом спешит в маленький клуб на «Водном стадионе», где в обстановке вечного ремонта на убогой сцене собирается его команда, чтобы пару-тройку часов позаниматься рок-н-роллом.
Пушки (в том числе и те, которые в кобуре) и музы, говорите, дуэтом не выступают? Еще как выступают. Фонарев, например, предлагает такую схему экономики и жизни: он учит охранников и зарабатывает деньги, чтобы свободно музицировать. Музыка — после некоторой раскрутки, которая уже началась, — даст средства, позволяющие издать книгу о философии безопасности, и она своего читателя, несомненно, найдет. А уж куда пустить то, что окажется «в остатке», видно будет.
По поводу мысли о том, что-де про Фонарева можно написать роман. Таки нельзя. Потому что он удивительно органичный человек. Или, если хотите, функциональный: он надежно и где-то даже скучно делает свое дело. Десять лет в «девятке» приучили его выбирать самый оптимальный маршрут и избегать малейших недоразумений в чем бы то ни было. У него не было провалов, проколов, романтики, стрельбы, сомнений и прочего. И теперь романтика, казалось бы, столь присущая музыканту, ему чужда напрочь. Он классно играет на гитаре, сам пишет слова к песням и поет их (исключительно на английском, кстати), но при этом совершенно не меняется в лице. Жизнь прямая, как струна. Мы, привыкшие к скачкам и метаниям, мечтаем о ней лишь временами, когда совсем уж невмоготу становится. А он — напевает. Уверенно и, кажется, совершенно безмятежно…
Во время прогулок Фонарева с журналистом по столице тому эпизодически приходила в голову шальная мысль: а вот как сейчас накатят какие-нибудь идиоты с кастетами-пистолетами, и Фонарев им немедленно покажет кузькину мать.
Журналист поделился этим предположением с Димой. Тот замахал руками:
— Ну что ты! Столько лет без практики, я уже все забыл.
— Но, наверное, некоторые моторные навыки остались?
— Конечно остались: убегу!
Кажется, этот диалог все окончательно расставляет по местам: никакого романа нет… То есть жизнь все-таки умнее литературы. Или хитрее. Настолько, чтобы иногда хотя бы не давать себя эксплуатировать.
Взболтать, но не смешивать
Шпионаж и шпионы давно уже стали частью массовой культуры. Герои книг и фильмов живут уже вне той «реальности», которую создали для них (и для нас) их авторы — в среде анекдотов, языковых клише и мифов, к собственно разведке имеющих уже весьма отдаленное отношение.
«Пал Андреич, вы шпион? — Видишь ли, Юра…» Этот «диалог» из фильма «Адъютант его превосходительства», например, уже не воспринимается даже как обмен репликами, а только как одна целая фраза. Хотя ее вторая часть — «Видишь ли, Юра…» звучит совсем в другой сцене фильма, а ответ Юрия Соломина был несколько иным («Как ты думаешь, Юра, Владимир Зеноныч — хороший человек?»). Такой «ответ», кстати, отлично вписывается в профессиональные традиции ухода от ответа.
ЕСТЬ МНЕНИЕ, ЧТО ПРЕСЛОВУТОЕ «АРМЯНСКОЕ РАДИО», ПОЯВИВШЕЕСЯ В 60-Е, В ПЕРИОД «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ», БЫЛО ДЕТИЩЕМ СПЕЦИАЛЬНОГО ОТДЕЛА ЦРУ.
Конспирология, насквозь пронизавшая шпионскую субкультуру, также давно стала элементом масскульта. А если к ней относиться хотя бы с некоторой долей юмора (а как еще к ней можно относиться?), то выстроить можно самые необычайные схемы. Вот, например, с точки зрения Амаси Оганесяна, заместителя директора Общественного радио Армении, пресловутое «армянское радио» (коллективный носитель истины в Советском Союзе, готовый ответить на любой вопрос в своем неповторимом стиле: «За что уволили директора ЦРУ? — За то, что не смог определить адрес Кузькиной матери, волну «армянского радио» и чем занимается ДОСААФ») появилось в 60-е, в период «холодной войны», и было детищем специального отдела ЦРУ. Шутки носили политический характер, в их задачу входила антисоветская пропаганда, расшатывание политического режима СССР. Эта теория подтверждается якобы тем, что первый сборник анекдотов «армянского радио» вышел в 80-е годы в Западной Германии.
Надо сказать, что версия о шпионском происхождении «армянского радио» обсуждается и в Интернете. На одном из форумов так рассказывают о причине ликвидации спецотделов армянских анекдотов в западных спецслужбах. Как-то на съезде работников Всесоюзного радиовещания председательствующий объявил: «А теперь слово предоставляется представителям армянского радио…» — и зал разразился гомерическим хохотом. Шпионам стало ясно, что оружие спецпропаганды превратилось в средство увеселения всей страны, а сами шпионы в клоунов.
С неменьшим усердием театр шпионского абсурда продолжают создавать и вполне даже известные (в отличие от анонимов «армянского радио») авторы. Так, в середине 1992 года молодой, но уже скандально известный театральный режиссер Роман Виктюк, по словам продюсера Ольги Шведовой, готовился удивить московскую публику чем-то «небывалым, дерзновенным и ошеломляющим». И удивил. Сюжет спектакля «М. Баттерфляй» по тем временам был шокирующим: история большой любви французского дипломата и китайской оперной певицы, которая, по выяснении обстоятельств, оказывалась пассивным содомитом и активным шпионом (одноименный фильм Дэвида Кроненберга по пьесе Дэвида Генри Хвана, которую, собственно, и ставил Виктюк, еще не вышел к тому времени). Виктюк, что называется, открыл тему, и его сразу же провозгласили лидером российской гей-культуры. Но едва ли не больше, чем тема, шокировала роскошь постановки. Она била в глаза, причем с размаху.
Вполне возможно, кстати, что прототипом заглавной героини-героя «М. Баттерфляй» была не гейша Чио-Чио-сан из оперы Пуччини, а вполне реальная маньчжурская принцесса, известная под своим японским именем — Ёсико Кавасима — или по прозвищу «леди Дунчжэнь» («Бриллиант Востока»). Она служила в Квантунской армии, была агентом японской разведки, блистала в обществе — и одевалась почти исключительно в мужское платье.
Именно она убедила последнего императора Маньчжурии Пу И возглавить марионеточное государство. После его интронизации Кавасима продолжала работать на Японию, став на время «спутницей» генерал-майора Хаяо Тады, военного советника Пу И. В 1932 году ей даже удалось организовать из бывших бандитов и разбойников кавалерийский отряд в 3000–5000 сабель, который занимался карательными функциями, уничтожая воевавших против японских оккупантов партизан (так называемый «План умиротворения Манчжоу-го»).