ся избавиться от меня.
Она повернулась к Иоганнесу и встретила его взгляд. Они были одни на полянке, окруженной деревьями и кустами шиповника, цветущего чахлыми весенними цветами.
– В моих услугах больше нет нужды, и я рада этому, потому что дьявольски устала. А работа Аума, похоже, только начинается. И увели его не те, к которым я уже привыкла, а Утер Доул и какие-то люди, – я никогда их не видела. Не знаю, что у них на уме. Но, видимо, с вызовом аванка дело не закончится.
Иоганнес отвернулся от нее и потрогал пальцем цветок.
– Вы только теперь это поняли, Беллис? – тихо сказал он. – Конечно же, вы правы. Этим дело не закончится. Учитывая громадность того, что мы пытаемся сделать с аванком, трудно себе представить, но, может быть, это только прелюдия к тому, что замышляется на самом деле. Не знаю. Решено, что моего участия дальше не потребуется… Знаете, – добавил он, – это ведь чистая удача, что я получил здесь работу.
«Удача?» – недоуменно подумала Беллис.
– Среди посвященных, – продолжал он, – тех, кто видел старинные цепи, уже не одно десятилетие ведется дискуссия о том, как Армаде вызвать аванка. Но Любовники не обращали на них внимания, годами не проявляли интереса к этому проекту. Так мне рассказывали… Но все изменилось, когда в городе появился Доул, появился, чтобы работать на них. Я не знаю, что он сделал или сказал им, но вдруг проект «Аванк» воскресили. Он сказал им что-то такое, отчего они решили вернуться к старым планам впервые с того времени, когда были сделаны эти цепи, и никто не знает, когда и как это случилось… И вот после всего этого моя работа завершилась. Они стали решать другие проблемы.
«Завидует, – поняла Беллис. – Дали пинка, выбросили на помойку, послали куда подальше». Работа Иоганнеса и сам Иоганнес были необходимы для вызова аванка, но для последующих планов он не требуется.
Легонько, осторожно Беллис запустила палец в его рану. Мгновение за мгновением, пересыпая свои исследования бессмысленными подробностями.
В гневе Иоганнес был готов серьезно рассуждать о сомнениях, которые возникали в связи с планами Любовников.
Они шли по деревянному судну, минуя переделанные трубы и надстройки, и Беллис подкармливала негодование Иоганнеса, ведя свой робкий, осторожный допрос, понемногу выведывая подробности.
Начав слушать, Беллис узнавала все те же имена, все те же, что и везде, сплетни. Поверхностный слой преданности Армаде оказался тонок. Тревоги и противоречия теперь были ясно различимы, как структура дерева под лаком.
Беллис с испугом поняла, что несогласные голоса раздаются не только в верхах Баска и Дворняжника. Сомнения посещали и кое-кого из давних и преданных слуг Саргановых вод, связавших себя с отступниками.
Согласие в квартале Любовников, насколько она поняла, вовсе не было таким уж прочным. И, как Беллис отчасти и предполагала, одно имя чаще всего повторяли, чаще всего связывали с растущим недовольством. Саймон Фенч.
Беллис принялась его искать.
Она спрашивала всех своих знакомых о Саймоне Фенче. Каррианна пожала плечами, но сказала, что будет держать ушки на макушке. Иоганнес отвел взгляд и ничего не ответил. Шекель во время одной из их редких встреч кивнул.
– Да, Анжи о нем упоминала, – сообщил он.
Беллис, притворяясь, что ей это не сильно интересно, попросила его узнать побольше.
Ее просьба передавалась на уличных перекрестках юнцами, которые, перегнувшись через перила, стреляли из катапульт по городским обезьянам или сидели в барах, поигрывая в кости и соревнуясь в силе рук. У этих мальчишек и девчонок были свои друзья, свои контакты, люди, совавшие им монетки и кормившие в обмен на мелкие услуги. Вопрос Беллис передавался среди них, от одного к другому, в питейных заведениях Саргановых вод, Шаддлера, Книжного города, квартала Ты-и-твой.
В Нью-Кробюзоне все, что не регулировалось законом, было запрещено. В Армаде дела обстояли иначе. Ведь это же был пиратский город. Власти сквозь пальцы смотрели на все, что не угрожало городу напрямую. Послание Беллис, как и другие тайны, не нужно было прятать от чужих ушей, как пришлось бы сделать в Нью-Кробюзоне, чтобы не вмешалась милиция. Напротив, оно легко и быстро распространялось по шумному городу, оставляя едва заметный след для тех, кто умел видеть.
– Ты меня искала.
Сайлас стоял у кровати Беллис. Она еще не раздевалась – сидела, подняв колени и читая в свете газовой лампы. Мгновение назад она была здесь одна.
«Снова магия, Сайлас?» – подумала она.
Был вечер десятого струпня, последний день кварто морской черепахи, праздник. На улицах было шумно, кричали и смеялись пьяные. Улицы и корабли были украшены флагами, в небе расцветали фейерверки, рассыпались конфетти (но работа под водой по-прежнему продолжалась).
– Искала, – сказала она.
– Тебе нужно быть осторожнее. Не стоит афишировать свои связи с несогласными.
Беллис рассмеялась.
– Джаббер, мать его, Сайлас. Ты бы познакомился со списком твоих – или мистера Фенча – предполагаемых друзей. Там есть рыбы куда крупнее, чем я. Ты что, и правда выпиваешь с Хедригаллом? – (Он не ответил.) – Так что, думаю, мной никто особо интересоваться не будет.
Они спокойно разглядывали друг друга. «Сколько раз мы уже делали это? – безнадежно подумала Беллис. – Тайные общения – за чаем, в моей комнате, по ночам, дискуссии о том, что мы знаем и чего не знаем?..»
– Они что-то надумали, – сказала она, и собственный заговорщицкий тон вызвал у нее горький смех. – Аванк – вовсе не конечная цель. Аум с сумасшедшей скоростью изучает соль, и его уже отрядили на какой-то новый секретный проект. Даже некоторые из ученых отлучены от работ. В центре всего этого – Тинтинна-булум, Любовники, Аум, а теперь будет участвовать и Утер Доул. Они что-то замышляют.
Сайлас кивнул. Он, несомненно, уже знал.
– И? – спросила Беллис. – Что же это такое?
– Не знаю, – сказал он, и она не поняла, верит ему или нет.
– Если мы сообразим, что они надумали, – сказала она, – то, может быть, нам удастся выбраться отсюда.
– Откровенно говоря, – медленно сказал Сайлас, – я не могу сообразить, в чем их план. Но если узнаю, конечно, сообщу тебе.
Они изучали друг друга.
– Кажется, Утер Доул обхаживает тебя, – продолжил он.
Он не пытался этим досадить Беллис, но его ухмылка была ей неприятна.
– Я не знаю, что он делает, – резко отозвалась она. – Иногда мне так и кажется – да, он меня обхаживает. Но если так, то, боги милостивые, он совсем разучился это делать. Иногда мне кажется, что у него другие мотивы, но понять их я не могу.
Снова молчание. За окном завопил кот.
– Скажи мне, – попросила Беллис, – это ведь твой мир: есть ли какая-нибудь серьезная оппозиция этому проекту? Только по-настоящему серьезная. А если есть, нельзя ли ею воспользоваться, чтобы выбраться отсюда? Может это нам помочь?
«Что же у меня на уме на самом деле? – спрашивала она себя. – Мы отправили послание домой. Мы спасли Нью-Кробюзон, Джаббер его раздери. Больше ничего сделать нельзя. Побеждать некого. Нет никого, кого можно было бы убедить доставить нас домой».
Что бы ни говорил Сайлас о попытках побега, то, как он проникал в глубинный мир Армады, исчезал из виду, стал Саймоном Фенчем, сплел для себя паутину сделок, слухов, услуг и угроз, – все это было тактикой выживания. Сайлас приспосабливался.
Делать Беллис было нечего. Никаких заговоров, никаких тайных планов, к которым можно примкнуть.
Ей все еще снилась та река между Нью-Кробюзоном и Железным заливом.
«Нет, – яростно, непреклонно думала она. – Какой бы ни была правда, как бы все ни обстояло, каким бы безнадежным ни казалось мое дело, я не собираюсь сдаваться и отказываться от побега».
Ей не без труда удалось привести себя в это состояние холодного бешенства, жажды побега, и выйти из него теперь было бы невыносимо.
И она не давала этому «нет» замолкнуть – оно постоянно звучало в голове Беллис, и никакие сомнения не могли заглушить его.
Она проснулась на следующий день, посмотрела в окно, за которым гулял теплый ветер; еще не пришедшие в себя, мучимые похмельем уборщики выгребали с улиц и палуб мусор, оставшийся после вчерашнего веселья. Они выметали горы пыли, цветных бумаг, всевозможных маскарадных одеяний, причиндалы наркоманов.
Желтоватые языки пламени на вершине «Сорго» погасли. Платформа бездействовала, добытые ею нефть и горное молоко были закачаны в хранилища. За городскими крышами было видно, как к городу, словно металлические опилки к магниту, устремляются пароходы, буксировщики, низко сидящие промышленные корабли. Беллис наблюдала, как работают их команды, как суда снова берут Армаду на буксир.
Наконец все вспомогательные корабли взяли курс на юго-восток. Из труб повалил черный дым, бешено закрутились колеса, машины стали поглощать огромное количество украденного угля и всего, что может гореть. Армада с ужасающей медлительностью тронулась с места.
Внизу в прозрачной воде продолжали свою работу ныряльщики. Продолжалась и разделка кораблей – их раздевали один за другим и отправляли на переработку. Между кузнями и остовами приговоренных судов курсировали дирижабли.
Громадную уздечку, спрятанную под волнами, шевелили слабые течения. Движение Армады было почти неощутимым – миля-две в час.
Но оно не прекращалось, город постоянно двигался. Беллис знала, что, когда они доберутся до места назначения, когда будут спущены цепи, когда пустят в ход магические процедуры, все переменится. И снова она слышала себя, свое «нет», свое несогласие, отказ признать Армаду своим домом.
Шли дни, нужда в Беллис возникала все реже и реже. Ее переводческие сидения с инженерами теперь почти прекратились, потому что бригады, занятые созданием узды, проводили бесконечные часы за работой, решали одна за другой технические проблемы. Беллис чувствовала, что оказалась далеко от центра событий.