Они договорились встретиться в лобби баре в обед, Костя пришёл в час и прождал брата минут пятьдесят. Наконец, тот пришёл.
— Ну ты, брат, деловой! Назначаешь встречи в таких местах! Да-а-а! — начал Паша громко вместо «здрасьте». — Чё случилось? Ничего не натворил? — ещё сказал он и крепко обнял Костю, который поднялся к нему навстречу, отложив газету.
— Здравствуй, Паша! Спасибо, что всё-таки пришёл, — сказал Костя тихо. Ему не понравилось, что Паша шумит и ведёт себя не в соответствии с тем, как обычно ведут себя люди в этом месте. — Присядем. Я тебе сейчас всё расскажу. Будешь кофе? Крепкий? Двойной эспрессо, пожалуйста! — это он громко сказал уже бармену.
— О-о-о! Ну, давай присядем, обсудим, — с заметной иронией сказал Паша.
Костя увидел, как Паша диссонирует с лобби-баром в своей типичной для местной успешной моды куртке и таких же, правда, несколько дней не чищеных, ботинках. Весь Паша был очень местный. Косте было неприятно это, потому что он Пашу любил и сердился на него всегда.
— Чего стряслось?! — усевшись, спросил Паша.
Костя сбивчиво, стараясь спокойно и толково, но в итоге многословно и путано, объяснил брату, зачем он его позвал, что ему необходимо, что просто так он денег бы не попросил, как не просил никогда до того и впредь не попросит. Просто теперь возникли обстоятельства, но он скоро всё вернет, и беспокоиться нечего.
— Можешь дальше не продолжать, — перебил его Паша, — всё понятно. И ты туда же. А я думал, ты что-нибудь действительно серьёзное придумал, что тебе и вправду нужна помощь.
— Паша, я у тебя просто денег прошу, ненадолго, в долг, мне, правда, надо, — с готовностью к такой пашиной реакции сказал Костя, — Я тебе объясняю, что я задумал и на что мне нужны деньги, и прошу…
— Ты глупость очередную задумал, — резко сказал Паша. — И я тебе в этом помогать не буду. В Москву он захотел! Как оригинально и необычно! И ещё хочешь, чтобы я тебе помог совершить такую идиотскую глупость. Что, потянуло в столицу, нанюхался столичного?…
— Паша, я же тебе объяснил всё. Чем ты слушаешь? Я хочу сам походить по университетам. Сам посмотреть, определиться.
— Определиться? В Москве? — Паша при этом махнул рукой. — Ага! Расскажи кому-нибудь другому. Ты тут-то определиться не можешь, а в Москве определишься! Знаю я такие истории наизусть. Не смеши меня, Костя! Ты тут ни черта не делаешь, а в Москве тем более ничего делать не будешь.
— Паша! Я, между прочим, у тебя деньги попросил в долг, а если я прошу в долг, значит отдам. Я свои деньги зарабатываю, ни у кого на шее не сижу.
— Ты ни у кого на шее не сидишь? — скривившись, спросил Паша. — Ой, ли?! Ты с родителями живёшь, ешь, пьёшь, к холодильнику подходишь, разрешения не спрашиваешь. А деньги ты домой приносишь? Ты вообще интересовался когда-нибудь, откуда продукты в холодильнике появляются? Ты уже не пацан, Костя, ты уже взрослый мужик, а привык к халяве. Ты халявщик, брат. Вот и потянуло тебя в Москву. Конечно! Москва! Туда вся халява и стекается со всей страны. Давай, езжай!
— Если денег давать не хочешь, так и скажи, — тихим голосом ответил Костя, — а выслушивать твои поучения в таком тоне я не намерен. Ты сам сказал, что я уже не пацан, — Костя говорил, сдерживаясь из последних сил.
— Да мне денег не жалко! Да даже если бы ты жениться решил тайком или хоть на северный полюс бы собрался, давай, бери, пожалуйста, мне не жалко. А в Москву! Уж извини! Я тебе не враг, и твою блажь поддерживать не буду, понял? Если бы ты дело какое-то затеял… Дело, понимаешь? А то в Москву, знаю я, как это бывает…
— Что ты знаешь?…
— Москву знаю! — резко ответил Паша. — Ты думаешь, ты там кому-то нужен, ждут тебя там? Там же всем на всех насрать. Халявщики одни. Только и крутят, только и мутят. Я туда съезжу, так потом помыться хочется после этой Москвы, если бы там партнёров не было, так вообще бы туда ни ногой. А партнёры! Эти москвичи, наши партнёры, они же нас за людей-то не считают, понял ты? Будешь ты мне про Москву рассказывать.
— Хорошо, я понял, — совсем тихо сказал Костя, — я сам всё решу и сам разберусь. Больше я у тебя просить ничего не буду.
— А тебе больше никто ничего не даст, братец, — склонив голову набок, сказал Паша, — успокойся. У тебя же руки золотые, башка талантливая. Здесь дел непочатый край. Займись чем-нибудь, мы с батей поможем. Всегда. Ты же знаешь. Только чем-то толковым займись и я всегда помогу.
— Вот я тебя попросил мне помочь, — Костя смотрел на стол прямо перед собой, — и как ты мне помог? Ладно! Потом увидим.
— Чего увидим? — громко сказал Паша и опустил руку на стол, пепельница от этого громко звякнула. Из-за соседних столиков на них посмотрели. — Ты чего, не понял, что мы тебя в Москву не отпустим, нечего тебе там делать!
— Ну уж, отпускать или нет — это не тебе решать, Паша. Всё, разговор окончен, — сказал Костя и стал вставать из-за стола.
— Ну-ка сядь! — почти крикнул Паша. — Если своих мозгов нет, значит, будут за тебя думать другие. Сядь, говорю, мать твою!
— И твою, значит, тоже! — стоя сказал Костя.
— Чего? — не понял Паша.
— Ты сказал: «Твою мать», — продолжая стоять, тихо отвечал Костя, — а у нас с тобой одна мать, значит и твою мать тоже.
— Костя, за такие слова… Ты вообще думаешь, чего говоришь?…
— Я-то думаю. А вот ты, Паша, так и оставайся сидеть на шее у отца и изображать из себя труженика. Кто ты без бати? Это ты без него никуда, это ты халявщик, понял. Вот и сиди здесь, лысей и толстей дальше. А мне советовать больше ничего не смей.
— Что-о-о! — на выдохе громко почти крикнул Паша. Он вскочил, его стул от этого с грохотом упал. На них все посетители бара и все находящиеся в холле гостиницы немедленно оглянулись. — Как ты смеешь?…
— Паша, не шуми, здесь не надо так шуметь, — гордо и чувствуя себя на своей территории сказал Костя, — рассчитайте нас, пожалуйста, — сказал он бармену с предельной вежливостью.
Вот такой разговор состоялся у Кости со старшим братом неделю назад. За эту неделю ничего хорошего с Костей не произошло. Погода испортилась, осень окончательно остыла, раскисла, и пару раз даже был дождь со снегом.
Костя на следующий день после встречи с братом встречался с Юрой, своим старым другом, с которым пытался сделать собственный автосервис. Юра так и продолжал работать в автомобильной сфере, и именно он привлекал Костю периодически к работе. И именно Юра никак не мог рассчитаться с Костей за проделанную уже работу.
Встреча совершенно не удалась. Хоть это и было заранее ясно. Юра говорил, что денег он пока заплатить не может, а может только в начале следующего месяца или частями. Костя требовал, ругался, даже угрожал. В итоге он почти устроил истерику и ушёл не попрощавшись. А Юра извинялся, разводил руками, поделать ничего не мог.
Через день после этой встречи они созвонились, помирились, снова встретились, и Костя взял у Юры немного денег, всё, что тот мог дать в тот момент.
Погода стояла отвратительная, дома Костя находиться опасался и поэтому слонялся по городу. Костя опасался, что Паша рассказал родителям об их разговоре, и тогда бессмысленных и тяжёлых нравоучений не избежать. Костя именно, что слонялся. Ходить на занятия, работать или хотя бы читать он не мог, ничего не шло в голову. Попробовал сходить в кино, но и на фильме не смог сосредоточиться, он просто ничего не понял, что и почему в этом кино происходит. Москва, досадное отсутствие денег, а главное, совершенно безвыходная ситуация не давали ни о чём думать.
Только по утрам в лобби баре гостиницы «Пойма» было для Кости что-то умиротворяющее. Но, к сожалению, он не мог просидеть там целый день. Было как-то неудобно, денег почти не было, да даже если бы были, он не смог бы пить столько кофе. Но утром пораньше Костя спешил туда и просиживал там пару самых любимых своих утренних часов.
И вот, через неделю после тяжёлого разговора со старшим братом, Костя вышел из дома, как всегда в половине девятого утра. Он дождался пока отец уйдёт на работу, чтобы не встречаться с ним, быстро умылся, оделся и вышел из дома.
Шёл тяжёлый дождь со снегом. Прямо возле подъезда их большого «сталинского» дома, в котором жили в основном руководители местных промышленных предприятий, стояла их соседка с верхнего этажа. Она была одета в чёрное кожаное пальто, в одной руке держала зонтик, в другой поводок. На конце поводка находился здоровенный доберман Гектор, которого все опасались, но заставить хозяев надевать на него намордник так и не могли.
Гектор, согнувшись в три погибели, стоял на покрытой раскисшим снегом маленькой клумбе перед подъездом, и изо всех сил, тужась, какал. На снегу оставались следы его жизнедеятельности вполне человеческого калибра.
Костя уставился на всё это. Пристально посмотрел соседке в глаза и попробовал испепелить её взглядом. Он даже хотел сделать ей замечание… Но вдруг подумал: «Да хоть на голову себе валите, мне-то что…»
И он прошёл мимо, вышел из двора и зашагал по набережной к гостинице. Снег с дождём был такой сплошной, что другого берега реки не было видно. Костя прибавил шагу, чтобы скорее оказаться в тепле и строгом уюте, в запахе кофе и хороших сигарет.
Мокрый полупрозрачный снег налипал на одежду и намочил костины волосы моментально. Проезжающие машины давали сильный пар, а из-под колёс у них во все стороны летели студенистые брызги.
Костя, подняв воротник и ссутулившись, широкими шагами направлялся к каменному крыльцу и белым колоннам. Он свернул к гостинице так, чтобы пройти через парковку. На парковке не было слякоти, и к тому же там чернел асфальт. Машины, которые стояли у гостиницы, видимо, только что уехали, и снег не успел, как следует, нападать на оставленные ими места.
Костя шёл через парковку, глядя себе практически под ноги, когда увидел на мокром асфальте… Он увидел, но по инерции даже перешагнул… и даже сделал ещё полшага, когда, наконец, вздрогнул, остановился, оглянулся и уставился на то, что перешагнул.