— Спокойнее, спокойнее, Антон Антонович, давайте по порядку. Не волнуйтесь, разберемся, — Дементьев старался придать своему голосу как можно больше уверенности, так как сам уже сильно сомневался в том, что удастся быстро разобраться.
Антон сел и улыбнулся.
— А вы молодцы. Я и не думал, что вот так сразу отреагируете. Тачка-то никакая — не правительственная, обыкновенная, старенькая к тому же. Обычно милиция на такие развалюхи чихает с высокой колокольни…
Он был прав. Дементьев не мог с ним не согласиться: действительно, не случись убийства, вряд ли кто стал бы всерьез заниматься стареньким «Жигуленком».
Он придвинул к Дударенко бланк протокола для свидетельских показаний:
— Если не трудно, вы тут изложите все подробно.
— Ой, трудно… — скривился Антон. — Я писать-то не мастер, все больше по железякам. Лучше я так, на словах. А вы это… зафиксируйте, я потом подпишу.
— Ну хорошо. Итак, Грачев явился к вам с просьбой отремонтировать автомобиль. В котором часу это было?
— Да что-то около пяти.
— Он просил выполнить работу срочно?
— Да, было. Торопил.
— Уточните: срочно — это тут же, немедленно?
— Просил к понедельнику. А я говорю — ну ты и наглец, у меня же грядет у-ик-энд.
— Он продолжал настаивать?
— Ага. Настырный. Ну, я и не смог отказать, черт бы его подрал! Пусть бы лучше в будни, как положено, подогнал к автосервису, я бы его все равно бесплатно обслужил, по знакомству.
«Так-так-так, — подумал следователь. — Выходит, бегство было запланировано на послезавтра. А до понедельника, в выходные, преступник думал отсидеться. Награбленное с сообщниками поделить, то да се…»
А вслух спросил:
— Вы давно знакомы с Грачевым?
— С детства. Потому и согласился на этот, так сказать, внеплановый ремонт.
— Вы не заметили вчера в его поведении чего-нибудь особенного? Может быть, он казался возбужденным, взволнованным?
— Да нет вроде. Выпить, правда, со мной отказался.
— Интересно. Он как-то это объяснил?
Антон удивился.
— А зачем это объяснять? Думаете, все кругом алкоголики, что ли? Серега — он вообще не слишком-то по этому делу. Так, для компании…
— Ну да, конечно, это я просто к слову.
— Хотя нет… Вчера как раз объяснил: дело у него намечалось.
Следователь затаил дыхание.
— Дело?
— Ага. Мебель переставить подруге одной. Замуж она, рыжая, собралась.
— Екатерина Петровна Семенова?
— Угу, — подтвердил Антон и запнулся. — А вы откуда знаете?
Красные пятна, совсем было исчезнувшие с его лица, вдруг отчетливо проступили вновь. Он перегнулся через стол и, казалось, вот-вот схватит следователя за лацкан:
— С Серегой что-то случилось, да? Говорите!
— Тише, тише, Антон Антонович.
— Вот я и думаю: чего это вы так резко за работку взялись? — Его тон стал просительным. — Что с ним, скажите, а? Не скрывайте…
Дементьеву растерянность свидетеля была на руку. Он продолжал гнуть свое:
— Как вы считаете, Грачев мог сам ночью забрать свою машину?
— Да что он, придурочный, что ли? Кто ж по ночам без тормозов разъезжает? К тому же и права его у меня остались, и техпаспорт. Он бы поднялся ко мне, забрал бы.
— А он не поднимался?
— Нет.
— И не звонил?
— Нет.
— Эти документы у вас с собой?
— С собой. Вот пожалуйста.
— Благодарю. Подошьем к делу.
Антон откинулся на спинку стула, оттянул ворот свитера, дышать вдруг стало трудно.
— Понятно. Значит, никто машину не угонял. Сам он, выходит… Разбился, да? Насмерть?
Следователь ответил уклончиво:
— Автомобиль найден за городом, в кювете. Перевернутый и весь покореженный.
— За городом… к матери, значит, ехал, — тихо произнес Дударенко. — Вот тебе и пирожки с яблоками… Бедная Надежда Егоровна.
Следователь насторожился:
— К матери? У Грачева мать за городом проживает?
— Ну да. В Мамонтовке. Только вы ей сообщите как-нибудь поаккуратнее. Женщина пожилая, а он у нее единственный. Или, если хотите, я сам…
— Да нет, спасибо, не беспокойтесь. Значит, вы говорите, Мамонтовка? Это, кажется, по Ярославской дороге?
— Да, не доезжая до Пушкина.
— Не знаете, это случайно не третья зона?
— Понятия не имею. Я на электричках не езжу, у меня свои колеса есть.
«Вот и разгадка железнодорожной сезонки, найденной в сумке грабителя», — обрадовался Дементьев.
— Чего это вы улыбаетесь? — насторожившись, спросил автомеханик.
— Я не улыбаюсь. Это гримаса скорби, — брякнул следователь первое, что пришло на ум. — Распишитесь, пожалуйста, вот тут, внизу: с моих слов записано верно. Вашу фамилию и дату… Благодарю.
Поднимаясь, Антон еще раз попросил:
— Вы уж постарайтесь поделикатнее с матерью. Такое известие…
— Приложим все усилия, — заверил Дементьев, пряча от свидетеля ликующий взгляд.
Глава 26ДУРАК ДУРАКОМ…
— Кто? Кто там?
— Откройте! Милиция!
— Иду! Бегу! Сейчас, милые.
За дверью домика кто-то на что-то наткнулся, громыхнули ведра, послышалось кошачье мяуканье, последовала суетливая возня с замком, и наконец на пороге перед следователем возникла пожилая женщина с заплаканным лицом.
— Нашли? — с ходу спросила она.
Дементьев опешил: уже все знает. Откуда? Он-то рассчитывал застать мать Грачева врасплох, а если повезет, то с ней и его самого. Конечно, мала вероятность того, что преступник скрывается у матери, но вдруг? Тем более что, как теперь выяснилось, машина могла быть угнана в сторону Звенигорода не Сергеем, а кем-то другим.
В саду под каждым из окон домика уже находились омоновцы — на тот случай, если преступник вздумает сигануть в окошко. Еще один оперативник, отстранив хозяйку, прошел в сени.
— Вы — Грачева Надежда Егоровна? — спросил Дементьев.
— Ну да, ну да, дура я старая, прости Господи, — перекрестилась она и подняла на посетителя покрасневшие от слез глаза. — Где он?
— Давайте пройдем в дом.
— Ради Бога… — проговорила женщина упавшим голосом, пропуская Дементьева в горницу, где омоновец уже заглядывал в шкаф, под кровать, за печку. — Не тяните. Говорите уж всю правду. Недоглядела я… Завозилась с пирожками. Сережа просил испечь.
«С комфортом хотел бежать, гад, — подумал следователь. — Пирожки домашние в пути трескать».
Выпечка лежала тут же горкой на противне, накрытая чистым полотенцем. Дух от нее исходил домашний, сытный. Дементьеву вспомнилось: так пахла рука Анжелики — там, в «Пирожковой», где они познакомились.
Геннадий невольно проникся симпатией к Надежде Егоровне. Несомненно, эта женщина не в курсе событий, она бы не стала покрывать преступника, даже если тот — ее сын.
«Прав был свидетель Дударенко, — решил он. — С ней нужно поделикатнее. Она не виновата, что отпрыск оказался выродком. Однако и не расспрашивать ее нельзя. Может дать ценные сведения».
А Надежда Егоровна смотрела на него со страхом — и с надеждой.
— Что же вы молчите? — сказала она. — Неужели… Боже, что я скажу Кате!
«Так. Она знакома с Семеновой, но еще не знает, что та убита. Однако ей откуда-то известно, что Грачева ищут. Значит, он заезжал сюда и что-то ей наплел. Интересно, что? И, видимо, должен был зайти сюда еще раз — за пирогами».
Что ж, нужно брать быка за рога. И Дементьев спросил в упор:
— Когда Сергей собирался заехать к вам снова?
— В понедельник.
«Логично. Все сходится. Машину он тоже оставлял у Дударенко до понедельника. Но если так, почему пироги мать пекла заранее, за два дня? Ведь сегодня только суббота. Они за двое суток подсохнут. Тут что-то не так. Не сходится. Однако не похоже, чтобы эта женщина темнила…»
— Скажите прямо, Надежда Егоровна: вам известно, где он сейчас?
Глаза ее наполнились ужасом. Побелевшие губы еле слушались.
— Он такой маленький…
Следователю на секунду стало страшно: «Вот оно какое, материнское сумасшествие. Не вынесла удара, а ведь она, кажется, далеко не все знает о злодеяниях сына. Видимо, он ей и теперь кажется младенцем».
— Такой рыженький, — выдохнула Надежда Егоровна.
— Постойте… Кто это — маленький, рыженький?
— Да Ванечка же. Кто ж еще?
«Ванечка… Что-то знакомое. Рыженький? Ну конечно: сын убитой», — Дементьев вспомнил мальчонку с цветной фотографии с обезьянкой на плече.
— Ванечка Семенов?
— Ну да.
— Он что, был у вас? И где он? Исчез?
— А я о нем толкую. Хотела накормить пирожками, дрожжи завела, пойди, говорю, погуляй полчасика в саду. Пока управилась — ни в саду нет, нигде. Так вы его не нашли?
Она вдруг глянула на Дементьева строго, точно учительница на провинившегося ученика.
— Так что ж вы расселись? Идите! Ищите!
— Мальчика мы обязательно найдем, — заверил Геннадий. — Только вы опишите его поточнее. Примета первая: рыжий. Дальше?
— Курточка у него такая особенная. Большая мышь на спине. Из мультфильма.
— Микки Маус?
— Он. Глаза у Ванечки — голубенькие, ясные такие, большие. И веснушки даже сейчас, осенью. Росточку он, — она приложила руку к бедру, — вот такого. Еще… больше не знаю, что и сказать. Стихи любит. Чуковского.
«А что, если… — догадка посетила следователя, у него даже дыхание перехватило. — А что если преступник забрал мальчика заложником? Поэтому и собственную мать обманул, обвел вокруг пальца. Рассчитывал сбежать в понедельник, а пришлось сматывать удочки раньше. Подстерег ребенка в собственном саду… Но если машину под Звенигородом разбил все-таки Грачев, то ребенок… Что стало с ребенком? Не исключено, что на счету преступника теперь не две, а три жизни, и одна из них — детская. Нет, не будем впадать в панику. Действовать нужно так, будто Ваня Семенов жив и здоров. И, не откладывая, объявить розыск».
— Я сейчас, минуточку, — сказал он Надежде Егоровне и вышел в сад.
Подозвал ближайшего милиционера из тех, что сидели в засаде, отдал ему распоряжение немедленно связаться с МУРом, с отделом розыска пропавших детей. А также срочно увеличить и размножить подшитую к делу фотографию мальчика — цветную, ту, что с мартышкой.