— Пусть только попробует не согласиться.
Мужчины рассмеялись. А Ванечка сполз с кресла и смело взобрался к Геннадию на колени. Долго изучал его лицо и наконец заключил:
— Дядь, а ведь ты тоже Таракан.
Дементьев озадаченно крякнул.
— Нет, правда, — заверил мальчуган. — Только усы у тебя не под носом, а наверху.
И он провел пальчиком по кустистым, широким бровям следователя.
От этого у Геннадия внутри вдруг что-то растаяло и стало растекаться горячей нежной волной по всему телу. Так непривычно… Руки сами собой сомкнулись в кольцо вокруг ребенка, и этот вечный сухарь прижал Ванечку к себе.
«Надо будет сказать Анжелике, что роды омолаживают женский организм, — подумал он. — Может, клюнет? Вот такого бы мальчика… И еще девочку…»
— Ладно, Сережа, подумаем, — сказал он. — Усыновления не обещаю, но вот с оформлением опеки, наверное, будет полегче. До его совершеннолетия. Только учти, придется заполнить массу всяких бумажек.
— Хоть сто, хоть двести, хоть триста!
— Ну, это уж чересчур. А впрочем, лишние бумажки никогда не помешают.
— Лишь бы не детский дом… — заключил Сергей.
О Катиной смерти Ванечка скоро узнал. Но не от Сергея и Лины, а от Надежды Егоровны. Она взяла на себя эту трудную обязанность.
— Умерла — это как? — серьезно спросил мальчик, выслушав бабушку. — Она теперь где?
— На небесах. Высоко-высоко.
— Как космонавт?
— Нет, милый. Еще выше.
— А выше космоса что?
— Ангелы.
Ванечка задумался. Он видел ангелов совсем недавно в Троице-Сергиевой лавре на церковных фресках. Они были красивые, со светлыми лицами и золотыми волосами.
Действительно похожи на маму. Может, и она там была среди них, только он тогда не догадался приглядеться повнимательнее. Но она-то наверняка видела его сверху. Почему же не спустилась?
— Я никогда ее больше не увижу? — спросил он, заморгав, — вот-вот заплачет.
— Увидишь, милый. Закрой глаза — и сразу увидишь. А ну, попробуй.
Ванечка попробовал. Получилось.
— А когда-нибудь, — продолжала Надежда Егоровна, — мы все встретимся там. Обязательно.
— Да, — согласился мальчик. — И мы будем с крыльями.
Вот и все. Ни слез, ни истерики. Просто с этого дня Ванечка стал часто поглядывать на небо. Вглядывался ввысь, словно выискивая там кого-то.
А потом, не найдя, зажмуривался и стоял так, задрав подбородок. И тогда — видел. Мама была там, со светлым лицом и в сиянии золотых волос.
Надежда Егоровна настояла и на том, чтобы над Катиной могилой отслужили заупокойный молебен.
— Как это так — без отпевания? — возмутилась она.
— Мам, ты не забывай, где я в это время находился, — оправдывался Сергей.
— Ну, а этот Дементьев твой? Он-то куда смотрел? Видала я его: рассядется и пальцем не шевельнет.
— Если б не он, я бы до сих пор там сидел и еще неизвестно, чем бы все это закончилось.
— Типун тебе на язык. Ну ладно, ладно.
Окончательно примирило ее с Дементьевым то, что над могилой Кати Семеновой поставили алюминиевый крест, а не безбожную табличку.
На припорошенном снегом холмике еще лежали замерзшие цветы — со дня похорон. А вот пышного венка, заказанного «женихом», не было: роскошное синтетическое изделие с пластмассовыми розами украли те, кто и на кладбище найдет чем поживиться. Ну и хорошо: не место здесь приношениям убийцы.
Они приехали сюда вчетвером, единой семьей: Надежда Егоровна, Сергей, Ванечка и Лина.
Могила немного просела, и Грачев договорился, чтобы подвезли земли, подсыпали.
«Святой Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас», — пел священник, размахивая кадилом. И Надежда Егоровна, утирая слезы, подпевала ему. А потом к ней, уловив мотив, присоединился и Иван. И еще чуть позже — Лина.
А Сергей не мог петь, он только соглашался: да, да, пожалуйста, помилуй их всех, моих дорогих, моих хороших. И вообще всех хороших людей помилуй, Господи! Спаси, сохрани и помилуй…
Во время службы Ванечка не задал ни одного вопроса. Он молча подошел к холмику и, сняв варежку, положил на тонкий слой снега свою ладошку.
И когда он убрал руку, Сергей увидел, что снег в том месте, где была Ванечкина ладонь, протаял.
«Отпечаток ладошки, — подумал он. — Как изогнется и куда приведет она, Ванюшкина линия судьбы? Сейчас она дала излом, а дальше — путь бежит светлой, доброй дорогой».
Было тихо и пасмурно, никого не хоронили поблизости, и разносился по кладбищу лишь печальный, заупокойный распев у Катиной могилы:
«Покой, Спасе наш, с праведными рабу Твою Екатерину, и сею всели во дворы Твоя, якоже есть писано, презирая, яко благ, прегрешения ее вольная и невольная, и вся яже в ведении и не в ведении, Человеколюбче…»
Эпилог
Близилось Рождество. Как и положено в этот светлый праздник, все кругом казалось таинственным и значительным.
Ванечка, разинув рот, наблюдал, как с крыши маленького домика бабушки Нади спускается самый настоящий трубочист, черный-пречерный.
— Можно топить, — сказал этот сказочный персонаж знакомым голосом дяди Сережи. — Дымоход я прочистил.
Лина подбежала и прижалась к нему, чумазому:
— Трубочисты проносят счастье.
— Амазонки — тоже, — отвечал он.
Грачевы нынче принимали гостей — но прибывшие и сами трудились вовсю.
Геннадий с азартом рубил у крыльца дрова: хоть рана на ладони Сергея и затянулась, но топор держать он все еще не мог.
Анжелика в это врем колдовала вместе с хозяйкой на кухне. Какое же Рождество без пирогов?
— Я всегда лишнее яйцо кладу, тогда тесто послушнее, — делилась кулинарными секретами Надежда Егоровна.
У гостьи же был в запасе секрет косметический.
— А давайте дрожжей немного оставим. Их ужас как полезно на лицо накладывать. Кожу омолаживает.
— Куда уж мне, старухе, омолаживаться! Народ смешить.
— Ну, это вы зря. Вы очень даже ничего. Вот подождите, познакомлю вас с нашим директором.
— Ох, грехи наши тяжкие, — смеясь, отмахивалась мать Сергея, но была довольна.
Ей нравилась эта пухленькая болтушка, и супруг ее оказался таким милым парнишкой, работящим.
Но самое приятное — что ее-то шалопай, Сережка, кажется, остепенился наконец. Вон — не отходит от Лины, и они уже попросили у нее родительского благословения. Как положено, на колени встали и целовали икону Казанской Божьей Матери.
И Катюшин Ванечка при них. Он, сиротинка, теперь Надежде Егоровне вроде как внучок.
А вон по двору носится Машка, шебутная девчонка, подружка Лины. Метет заснеженные дорожки широким подолом дорогой шубы. Она приехала одна, без мужа — того пригласили на вязку редких кобелей к каким-то «новым русским». Это под великий-то праздник…
Маша в гостях не работает — развлекается. Все пытается отловить серую кошку Мурку, утверждая, что это чистопородная «норвежская лесная».
Хорошо с ними, молодыми. Сама молодеешь. И без всяких Анжеликиных дрожжей…
Но вот разделаны пироги и печка растоплена.
— Ген, Ген! — зовет Анжелика. — Иди, чего покажу!
Следователь входит порозовевший: они с Сергеем уже успели принять «по маленькой».
Супруга сообщает торжественно:
— Видишь — начинка лишняя осталась.
— Ну и что?
— Значит, будет мальчик. А если б тесто — была бы девочка. Какой ты непонятливый, а еще «важняк».
Дементьев счастливо жмурится, шевеля густыми бровями. У Анжелики уже второй месяц — и никаких токсикозов!
Он нежно целует жену, урча поощрительно:
— Вот так и зови меня всегда: «важняк».
И женушка послушно кивает:
— Хорошо, Мусик…
Потом все вместе отстояли праздничную службу. Ванечка завороженно поглядывал вверх. Оттуда, из-под купола, благославляли его ангелы.
Только Машка все время зевала и вертелась, пока не увидела симпатичного статного дьякона и не принялась строить ему глазки. Тот заметил это, подошел к ней и сказал.
— Вы креститесь неправильно. Пальцы надо щепотью сложить, как будто соль берете.
— А я соль беру ложечкой, — ответила она игриво, однако замечание учла.
Сергей и Лина поставили по свечечке — Празднику. Переглянулись и поняли без слов: загадали они в тот момент одно и то же.
А что в Сочельник загадаешь — обязательно сбывается.
Отзвенели бокалы, пролетело застолье. Спать пора.
Поскольку все лежачие места в доме были заняты, Сергею с Линой ничего не оставалось, как взгромоздиться на печку. В тесноте да не в обиде.
Да и какая может быть обида, когда любимая с тобой рядом!
Вот она, худышка. Лопатки торчат, как крылышки.
— Чудо мое кудрявое, — шепчет Сергей.
А она смеется:
— Щекотно. У тебя ладонь шершавая стала.
А сама прижимается к нему, вся горячая от горячей печи и от горячего сердца.
Что бы там ни говорили, как бы ни гадали, а вот она — его судьба. Неважно, что вместо линии на ладони теперь шрам.
— Иди же ко мне, иди. Не бойся, никто не проснется. Спят уже.
И тут над печным приступком вырастает взлохмаченная голова:
— А вот и нет. Я не сплю, — сообщает Ванечка. — Я к вам. Сверху виднее будет, когда Дед Мороз придет.
А маленькая елочка разливает по горнице свой хвойный аромат. И наутро под ней каждый найдет подарок.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.