– Ава!
Никогда еще я не испытывала такого облегчения при звуках своего имени. Пайпер машет мне из-за столика в дальнем углу. Наконец-то я разглядела ярко-розовые полосы ее компрессионной одежды среди толпы.
– Добро пожаловать на Остров бракованных игрушек! – говорит Пайпер, когда я подхожу к ней.
Остальные ученики за этим столом ничуть не разделяют ее энтузиазма. Вскользь глянув на меня, они возвращаются к еде.
Парень возится с кларнетом, протирая его трость рубашкой, прежде чем сунуть обратно в мундштук. Одна девушка сосредоточенно смотрит в учебник математики, а другая жует сэндвич, не отрывая взгляда от телефона.
Пайпер хлопает по стулу рядом с собой.
– Вообще-то я знать не знаю, чем эта троица занимается после уроков, – шепчет она. – Но моя банда вроде как распалась недавно, а, как я уже говорила, в одиночку не выживешь.
И хотя я ощущаю направленные на меня взгляды, есть за столом гораздо приятней, чем прятаться за сценой. За болтовней Пайпер о терапии и об учениках и учителях, которых стоит избегать, я даже не замечаю, как обед подходит к концу.
К нашему столику приближается какой-то парень, и только когда он показывает мне поднятый вверх большой палец, я понимаю, что это вчерашний надоеда, не имеющий понятия о личном пространстве и неспособный воспринимать всерьез мои безмолвные намеки не лезть.
Во внезапном приступе гиперактивности я дважды меняю положение рук и наконец опираюсь на ручку инвалидного кресла Пайпер, пытаясь вести себя непринужденно. Кровь приливает к лицу, и я даже рада, что оно больше не может покраснеть.
– Девушка с рукой из космической эры! – перекрывая гам столовой, вопит парень. – Значит, нам не удалось напугать тебя?
Он усаживается между Пайпер и мной. Я туже натягиваю бандану, как никогда остро ощущая отсутствие уха.
– Ну, вы были близки.
– Она умеет говорить! – восклицает парень.
– Вы знакомы? – Не переставая жевать, Пайпер удивленно поднимает брови.
– Мы сидели рядом на естествознании, но нас друг другу не представили, – говорит парень.
Пайпер принимается рыться в своем пакете с едой и между делом знакомит нас.
– Асад, это Ава. Ава, это Асад.
Парень так крепко стискивает мою ладонь, что я вздрагиваю. Встав со стула, он изящно взмахивает рукой и кланяется. Прямо здесь, в столовой! Длинные темные волосы падают ему на лицо, но даже сквозь них я вижу его улыбку с ямочками на щеках.
– Асад Ибрагим, к вашим услугам.
Пайпер закатывает глаза.
– Не обращай на него внимания. Он считает, что весь мир – театр.
– А мы – актеры, – лучезарно улыбаясь, заявляет Асад.
Просто невозможно не улыбнуться ему в ответ, но это получается у меня так же плохо, как и попытки вести себя естественно. Я снова проверяю, что бандана прикрывает дырку на месте левого уха.
– Шекспир в школьном буфете? Смело, – говорю я.
Пайпер заливисто смеется.
– Правда, он похож на противного старикашку в теле пубертатного подростка? Худший представитель обоих возрастов.
– Я не стану извиняться за свое знание классики. – Ухмыляется Асад в ответ на фразу Пайпер. – Уж простите, что я считаю, будто в мире есть более интересные вещи, чем сериалы наподобие «Настоящих домохозяек Атланты».
– Я такое не смотрю, – заявляет Пайпер, швыряя в Асада скомканный пакет из-под обеда. – Я смотрю «Настоящие домохозяйки Нью-Джерси». Кроме того, я видела несколько болливудских фильмов, а вот твой вкус под вопросом.
Асад бросает бумажный шарик обратно в Пайпер.
– Уж если ты перешла на расистские шуточки, то пусть они будут хотя бы фактически верными. Моя семья из Пакистана, а не из Индии.
– Да это же одно и то же, – отвечает Пайпер.
– Вообще-то нет. Но я прощаю твое невежество, поскольку сериал «Настоящие домохозяйки Лахора»[2] еще не сняли. – Асад кланяется Пайпер. – И принимаю твои смиренные извинения.
– Паяц. – Пайпер качает головой.
– Кстати, об этом я и собирался с тобой поговорить, – заявляет Асад.
Мне становится немного грустно. Ну разумеется, он пришел сюда ради Пайпер.
– Ходят тревожные слухи, что ты не идешь на прослушивание.
– Это не слухи, друг мой. Это правда.
Уголки его губ опускаются вместе с плечами.
– И ты вот так просто бросишь нас? Ты знаешь, что значит слово «верность»?
Пайпер резко откатывается назад на кресле, разворачиваясь к Асаду.
– Хороший вопрос, – говорит она, закидывая в рот дольку мандарина. – Скажи, если найдешь хоть кого-то в той группе, знающего значение этого слова. Все, мне пора. Пока!
Асад пытается возразить, но Пайпер не слушает.
– Пока!
– Ладно, ладно. – Примирительно выставив руки ладонями вперед, Асад медленно отступает. И вдруг кланяется мне: – Ава, приятно, что у твоего лица теперь появилось имя.
И вновь я не могу понять, насмехается он или просто не умеет общаться иначе.
Звенит звонок, и Асад растворяется в толпе учеников, устремившихся к дверям.
– Придурок, – бурчит Пайпер.
– А по-моему, он милый.
– Это школа. Милый – смертельный приговор для старшеклассника.
Пайпер в упор смотрит на девушку, которая стоит у мусорной корзины и глазеет на меня.
– Тебе чем-то помочь? – спрашивает Пайпер.
Девушка быстро мотает головой и выбегает за дверь, так и держа в руках поднос с остатками обеда. Несколько человек вокруг хихикают. У меня к лицу снова приливает кровь, а шея начинает зудеть.
– Да уж, так мы никогда не сольемся с пейзажем, – вздыхаю я.
Откатившись назад, Пайпер останавливается и насмешливо смотрит на меня.
– А кто сказал, что мы собираемся с чем-то сливаться?
Глава 10
Следующие две недели мы с Пайпер везде вместе. Поначалу мне казалось, что две обожженные девушки – одна в инвалидном кресле и в неоново-полосатой одежде, а другая без волос, уха и руки – привлекают вдвое больше внимания, но на самом деле на нас смотрят меньше. Может, они просто привыкли к Пайпер?
Или Обгоревшая тоже успела всем примелькаться, и вскоре какая-нибудь другая «белая ворона» попадет на первую строчку хит-парада всеобщего внимания. И тогда они и вовсе перестанут замечать меня.
А может, причина в беспощадной прямолинейности Пайпер.
Когда на второй, и последней, неделе моей учебы какой-то тощий парень беззастенчиво тычет в меня пальцем, Пайпер проезжается креслом прямо по его ногам.
– Хочешь фоточку для своей коллекции порно? – заложив руку за голову, точно пин-ап девушка из календаря, спрашивает она.
Парень тут же исчезает в толпе.
Как бы там ни было, но рядом с Пайпер коридоры «Перекрестка» становятся не столь страшными, и я вливаюсь в привычный ритм школы: чтение, учебники, долгие уроки, прерываемые короткими всплесками коридорного хаоса… Я с легкостью справляюсь с домашними заданиями, и две недели проходят неожиданно быстро.
В субботу утром, на следующий день после окончания официального периода «реинтеграции», Пайпер подъезжает к моему крыльцу с банкой краски в одной руке и мобильным телефоном в другой.
– Я приехала, чтобы покрасить твою комнату. В смысле, стены. – Она кидает мне телефон. – И еще я сделала для тебя плейлист.
Я читаю название альбома.
– «Огненная смесь»?
– Ага. Лучшие зажигательные песни.
Я подталкиваю ее кресло к первой ступеньке лестницы, а Пайпер делает звук на телефоне громче. Раздается пронзительный голос Алиши Киз, исполняющей Girl on Fire[3].
– Серьезно? Вот эту песню ты для меня выбрала?
– Подобное лечат подобным, разве нет? – взяв малярную кисточку словно микрофон, Пайпер принимается подпевать: – «Эта девушка в огне-е-е!»
Она тянет последнюю ноту, пока ее лицо не становится красным, потом кланяется, а я несколько раз хлопаю в ладоши. Когда начинает играть песня Билли Джоэла из далеких восьмидесятых We Didn’t Start the Fire[4], Пайпер убавляет громкость.
– Эту, наверное, можно удалить.
Она достает из рюкзака два валика и берет банку ярко-розовой, в тон ее компрессионной одежде, краски.
– Вперед.
– Сначала я должна спросить разрешения у Коры и Гленна.
– Это же твоя комната?
– Ну да. Но спросить все равно нужно.
Гленн поднимает Пайпер в мою спальню, и я демонстрирую им с Корой краску. У Коры дрожит нижняя губа, и я чуть было не отказываюсь от затеи Пайпер. Гленн прислоняется к дверному косяку, а Кора – к нему. Рядом с мощным, как лесоруб, мужем, она выглядит маленькой, точно куклы Сары. Кажется, мыслями она где-то далеко; ее рука касается стены.
– Яйцо малиновки – так называется этот оттенок голубого. Сара просмотрела чуть ли не сотню образцов краски, прежде чем выбрала его.
Я поглаживаю бордюр с бабочками – декорацию к нашим с Сарой играм и танцам. Мне хочется сохранить их в таком виде навсегда. И вместе с тем – содрать к чертям, однако я гоню эти мысли.
– Нам не обязательно перекрашивать их. Мне нравится голубой, – говорю я.
– Нет-нет, теперь это твоя комната. – Кора улыбается, но как-то неуверенно. – Нужно было давно это сделать.
Кора берет коробку с пуантами, но не может скрыть потрясение, когда Пайпер оставляет на стене первую яркую полосу краски.
– Розовый? – удивляется Кора, переводя взгляд с краски на Гленна с таким видом, словно вот-вот отменит свое разрешение.
– Мне он нравится, – быстро говорю я, впрочем, не до конца в это веря.
Ярко-розовая краска вызывающая и вряд ли оказалась бы в первой десятке моих предпочтений, но это другой цвет, что хорошо уже само по себе.
Кора явно хочет что-то сказать, но осекается и уходит, прижав к груди пуанты Сары. Дверь в ее комнату тихо захлопывается.
Гленн приносит из гаража старые одеяла и брезент и набрасывает их на ковер и мебель, а мы с Пайпер снимаем со стен афиши. Затем Гленн показывает мне, как содрать полоску бабочек при помощи шпателя, и просит нас с Пайпер красить стены не выше собственного роста – не хочет, чтобы я лезла на стремянку.