Я беру листовку. «Суаре накануне премьеры». Эта вечеринка может вернуть Пайпер боевой дух – в ее стиле было бы пойти туда только для того, чтобы поцапаться с Кензи.
– Может быть весело…
Пайпер вскидывает бровь.
– Что? Тихоня Ава хочет пойти на вечеринку?
Я киваю, чтобы не раздражать девушку за соседним столом, которая вновь шикает на нас и недовольно косится на Пайпер.
– Дело твое, вот только Асад не сказал тебе худшего, – нарочито громко говорит Пайпер.
Всплеснув руками, Асад опускает взгляд и признается:
– Костюмы!
После уроков Пайпер роется в моем шкафу и попутно рассказывает о ежегодной традиции театрального кружка.
На вечеринку каждый одевается как персонаж мюзикла, лучший костюм получит приз – билеты в театр. В прошлом году победили Пайпер, Кензи и Сейдж, одевшиеся как танцовщицы из мюзикла «Чикаго»[19] – в чулки, черные пиджаки, купальники и цилиндры.
– Это было потрясающе. Конечно, у нас было преимущество – ведь это родители Кензи покупали билеты. – Умолкнув, Пайпер рассматривает мое платье с длинными рукавами и высоким воротником. – Слушай, ты вообще осознаешь, что ты – шестнадцатилетняя девушка с нормальным третьим размером груди? А то мне кажется, будто это гардероб пожилой вдовы.
Выхватив у нее платье, я швыряю его в кучу отвергнутой одежды.
– Оно не так уж и плохо.
Пайпер берет следующее платье.
– Точно, плохое вот это.
– Кора купила мне кучу одежды в секонд-хенде. А в основном я ношу то, что осталось от Сары.
Замерев, Пайпер разглядывает мою одежду, а я сую руки в передние карманы толстовки с надписью «Сан-Диего». Я там никогда не была.
– Ты носишь одежду умершей девушки?
Я пытаюсь объяснить, что это нормально. Мы с Сарой постоянно обменивались одеждой. Каждый раз, погостив у нее, я возвращалась домой с набитой сумкой вещей – половина из них принадлежала ей.
Я беру с колен Пайпер жуткую рубашку с узором «индийский огурец» и запихиваю ее поглубже в шкаф. Туда же следуют и остальные секонд-хендовские кошмары.
– И вообще, что ты ищешь?
– Вдохновение.
Пайпер выуживает из глубин шкафа вечернее платье и вручает его мне.
– Может это сойдет.
Я глажу зеленый шелк платья, в котором Сара ходила на школьный бал. Я уложила ее волосы крупными локонами, а Кора сделала миллион фотографий, как парень Сары прикалывает ей бутоньерку к платью. Все мы притворились, что не заметили, как он «случайно» коснулся ее груди целых два раза.
– Придумала! – Пайпер прикладывает к лицу мою силиконовую маску. – Я видела людей в ожоговом отделении с такими масками, вид, конечно, тот еще. Но сейчас она идеально подходит!
– Для чего подходит?
– Ну здрасьте! Кто самый знаменитый бродвейский персонаж всех времен?
Я тут же понимаю, о ком идет речь. У Пайпер бывают странные задумки, но эта… эта вообще безумна.
– Не-е-ет.
– Да. Призрак!
– Призрак из «Призрака Оперы»[20]?
– Нет, призрак Рождества. Ну разумеется, Призрак Оперы! – Пайпер выхватывает у меня платье, которое я собиралась было кинуть в кучу отвергнутой одежды. – А я буду Кристиной!
Я прикладываю силиконовую маску к своему лицу – пусть Пайпер увидит, что предлагает.
– Ты хочешь, чтобы на свою первую школьную вечеринку я оделась как изуродованный отшельник-психопат?
Пайпер кивает.
– Это социальное самоубийство, – вздыхаю я.
– Это гениально! – возражает она. – Точно так же, когда у тебя на лице вскакивает прыщ и ты первой шутишь на эту тему, чтобы никто над тобой не смеялся.
Я натягиваю эластичную резинку на голову, и от собственного горячего дыхания на коже на меня накатывает знакомый приступ клаустрофобии.
– Пайпер, у меня, вообще-то, не прыщи.
– Слушай, твое появление в обличии Призрака Оперы – это как бы разрешение остальным пошутить над тобой, но, если они это сделают – все, они лузеры, потому что ты уже сама над собой пошутила.
– Над шрамами, что ли?
Пайпер вытаскивает шарф из валяющейся на полу одежды и обматывает вокруг шеи.
– Да, догогуша. – Пайпер вновь нарочно картавит. – Твои шрамы будут работать на тебя. Они классные, потому что ты классная.
– А ты – чокнутая.
Но мне приятно видеть Пайпер улыбающейся, так что я даже не пытаюсь особо возражать. Подруга принимается кататься по комнате, лопатки ходят ходуном, и крылья на них движутся, словно у парящего феникса.
– «Ведь Призрак Оперы живет… в моем уме!» – распевает она во всю мощь легких.
Субботним вечером я стою у зеркала в ванной Коры и прилаживаю маску, половину которой мы с Пайпер выкрасили белым – чтобы быть больше похожей на Призрака. Коре наша задумка кажется ужасной, тем не менее она помогает мне надеть черный плащ и парик, в которых Гленн когда-то изображал Дракулу.
Стоя за моей спиной, она расчесывает парик совсем так же, как некогда мама расчесывала мои волосы.
– Ты точно хочешь пойти в этом? – в двадцатый раз спрашивает она.
Окрашенная половина маски скрывает часть лица, остальная лишь сглаживает тон и неровности кожи.
В черном парике, пряди которого собраны в хвост, в застегнутой на все пуговицы белой рубашке и черном плаще я и в самом деле выгляжу одиозным бродвейским калекой-затворником. А еще, как ни странно, похожу на обычную девушку в маскарадном костюме. Ну и пусть часть костюма – мой персональный нескончаемый Хэллоуин, от которого никуда не деться, сегодня я позволю себе поверить в ложь.
Просто девушка в маскарадном костюме идет на вечеринку.
– Да, хочу.
Я довольна собой ровно до появления Пайпер: никакого хвоста – завитые волосы свободно спадают до плеч, скрывая шрамы на шее. Телесного цвета компрессионное белье закрывает остальные шрамы под тоненькими лямками зеленого платья Сары.
Я борюсь с желанием сорвать маску и захлопнуть дверь.
– Выглядишь потрясающе, – вместо этого говорю я.
Гленн переносит Пайпер вместе с креслом через порог и, отступив, любуется нами.
– Постарались на славу, девочки, – улыбаясь, говорит он. Однако улыбка исчезает, когда его взгляд падает на Пайпер. – Это ведь платье Сары.
– Вы же не против? – разгладив шелк на коленях, спрашивает Пайпер.
Гленн улыбается, но лишь губами – его мысли витают где-то далеко отсюда.
– Помнишь, как тот недотепа все не мог приколоть ей бутоньерку?
Кора смеется.
– Он чуть не заколол ее до смерти прямо у нас на глазах!
Она утирает выступившие от смеха слезы, и мы вновь хохочем все вместе. Воспоминания горчат, но воскресить в памяти кое-какие моменты прошлого все равно приятно.
– Ну конечно же, ты можешь пойти в нем, – говорит Кора Пайпер. – Сара наверняка хотела бы, чтобы его носил тот, кто дорог Аве.
Гленн притягивает к себе Кору и обнимает. Она такая маленькая по сравнению с мужем, что, кажется, может легко запрыгнуть к нему в карман.
Пайпер благодарит их и заявляет, что у нее есть для нас сюрприз. Она просит нас посмотреть на ее ноги и, вцепившись в подлокотник, с усилием поднимает вверх одну ногу, согнутую в колене, будто маршируя на месте.
Нога шлепается на сиденье, а Пайпер лучезарно улыбается мне.
– Может быть, ты и правда получишь свои стоячие овации.
Гленн относит Пайпер в машину, и Кора везет нас на вечеринку, без умолку болтая о том, что чем дальше от нашего района, тем больше дома – мы уже доехали до многоэтажных особняков. Навесы для автомобилей сменяются гаражами на четыре машины, а пикапы – «БМВ». Наконец мы подъезжаем к дому Кензи, современному угловатому уродцу, построенному на холме с видом на долину.
Кора в миллионный раз напоминает, что мы можем позвонить ей в любое время и она тут же примчится за нами.
Я толкаю кресло Пайпер по крутой гравийной дорожке к входной двери, которая в два раза выше меня. Пайпер теребит манжеты компрессионного белья.
– Нервничаешь? – интересуюсь я.
– Ничуть. Просто не привыкла к этому комплекту, – заявляет она, одергивая рукав, прежде чем положить руки на колени. И машинально начинает теребить торчащие из шва нитки. – Ладно-ладно, немного нервничаю.
Чем ближе дверь, тем нервозней становлюсь и я. Внутренности будто в тугой узел скрутились. Из дома доносится музыка, и я в очередной раз приглаживаю волосы парика, надеясь, что не буду выглядеть белой вороной в этом костюме изуродованного мужчины.
– Эй! – Пайпер щелкает пальцами. Зеленый цвет удивительно идет к ее глазам. – Мы справимся. Это же вечеринка. Здесь положено веселиться.
– Ага, просто две беспечные калеки вышли прогуляться в город. Да что с ними случится? – Я смеюсь.
Пайпер тоже смеется и тянется к дверному звонку.
– Давай же выясним!
Глава 28
Дверь открывает Кензи, одетая как сексуальная кошечка: купальник леопардовой расцветки с длинным хвостом и пушистые уши, которые подрагивают, когда она качает головой и указывает пальцем на Пайпер.
– Нет-нет, вечеринка только для актеров и рабочих сцены, а ты предельно ясно дала понять, что не желаешь иметь ничего общего с нами.
– Она со мной, – с напускной решительностью говорю я.
Кензи разглядывает меня с ног до головы.
– Что у тебя на лице?
Я едва сдерживаюсь, чтобы не умчаться вслед за машиной Коры в сторону дома, где меня не достанут девушки, одетые как кошки с бритвенно-острыми когтями.
– Часть моего костюма.
– Это из одного маленького мюзикла. «Призрак Оперы» – может, слышала о таком? – издевательским тоном произносит Пайпер.
Задрав нос с зачерненным кончиком и сложив руки на груди, Кензи наблюдает, как я пытаюсь перекатить кресло Пайпер через порог. Затем, фыркнув, возвращается в гостиную и усаживается на колени качка-спортсмена, который толкнул Асада на уроке естествознания. Вот уж кто точно нарушает правило вечеринки «только актеры и рабочие сцены»: он одет щенком, что нелепо – в мюзикле «Кошки» нет собак.