Вышедший из кухни Асад приветственно машет нам рукой.
– Пайпер, ты как всегда потрясающе выглядишь. Ава, по-о-олный улет! Это лучший из виденных мною костюмов Призрака оперы.
– А ты, похоже, Гамильтон[21]? – Я рассматриваю его ярко-синее пальто с блестящими латунными пуговицами и белый кружевной воротник. Асад даже усики с бородкой нарисовал.
– К вашим услугам!
Отсалютовав мне пластиковым стаканчиком, Асад свободной рукой берется за кресло Пайпер и ведет нас в кухню, где народ в маскарадных костюмах что-то пьет из красных стаканчиков. Парни, одетые как французские революционеры, девушки с пышными прическами как в мюзикле «Лак для волос»[22]. Шестеро парней одеты почти так же, как Асад, еще несколько в поло в бело-синюю полоску и с загипсованной рукой изображают Эвана Хэнсена[23].
Словно в эту кухню открылся портал из бродвейской гримерки.
Красные туфли на ногах девушки в мини-юбке, изображающей Дороти, напоминают мне, что пара «удачливых» туфель все еще у меня. Нужно вернуть их на место, чтобы не давать Кензи еще одну причину для ненависти.
Асад вручает мне и Пайпер по стакану, попутно поясняя, что пить нужно только из большого белого кулера, а не из оранжевого – если мы, конечно, не хотим чего-нибудь этакого.
– Не хотим, – соглашается Пайпер, указывая на спицы своего кресла. – Я и без того передвижная социальная реклама против употребления алкоголя несовершеннолетними.
Асад танцует с такими же лишенными чувства ритма рабочими сцены, а Пайпер и я стоим у стены, притворяясь, что всецело заняты поглощением содержимого наших стаканчиков.
– Ну что, похожи мы на нормальных подростков? – спрашиваю я.
Пайпер смеется.
– Ну смотри, мы жмемся у стенки на вечеринке – да мы уже на полпути к нормальности!
Асад трясется в танце, словно робот, из которого изгоняют дьявола. И то ли не замечает, то ли просто не обращает внимания на стоящих рядом с нами девушек, которые смеются над ним. Он дергается и крутится, и в конце концов падает на колени и вскидывает руки над головой.
А потом протягивает их ко мне.
Я качаю головой.
– Нет-нет.
Пайпер сует мне в руки свой стаканчик.
– Почему бы и нет? Это ведь вечеринка.
Асад выкатывает ее в центр комнаты и продолжает трястись под музыку, а Пайпер танцует сидя. Асад крутит ее кресло, и она визжит, словно ребенок.
Ко мне подходит Сейдж, тоже в леопардовом купальнике и с кошачьими ушками на голове.
– Ава, твой костюм лучше всех!
– Спасибо. Я решила использовать то, что мне и так досталось.
– Я буду голосовать за тебя! – Она салютует мне стаканчиком, и тут же опускает его, завидев приближающуюся к нам Пайпер. Взгляд и улыбка тут же гаснут. – Привет, Пайп. Как дела?
Пайпер прерывает ее, выставив руку ладонью вперед.
– Осторожно, ты находишься под строгим надзором Кензи. – Она кивает на соседнюю комнату, из которой Кензи наблюдает за нами с колен своего дружка.
Сейдж качает головой.
– Это не так. Может, у вас еще получится помириться.
– Нет уж, спасибо, – фыркает Пайпер. – Мне и так неплохо. Попробуй жить своим умом и удивишься, насколько безразлично тебе станет ее мнение.
Пайпер хватает меня за руку и, закружив, откатывается в центр комнаты, подальше от Сейдж. Я крепко держусь за нее, зная, что если отпущу, то отлечу к стене.
– А он здесь? – спрашивает Пайпер.
– Кто?
– Со мной не нужно строить из себя скромницу, Ава Ли. Тот парень из театрального кружка.
Я качаю головой, не в силах признаться, что это Асад, да и вообще произнести это вслух.
– Я его не вижу.
Когда песня заканчивается, Асад кивком зовет нас в коридор и сообщает, что за мой костюм голосуют больше всего.
– И еще кое-что. Приз за лучший костюм – два билета на «Злую»! – возбужденно блестя глазами, добавляет он. – А ты ведь уже знаешь, что «Злая» повлияла на меня сильнее всего в мои юные годы.
– Нет, ну кто так сейчас говорит? – вмешивается Пайпер. – Ты что, сразу родился пятидесятилетним или долгие годы практиковался?
Асад смеется.
– Пайпер, жизнь полна тайн. И одна из них – почему красивый человек может быть таким жестоким?
Мимо нас проскользнули в коридор львицы из мюзикла «Король Лев»[24], и Асад понижает голос:
– Короче, я вам ничего не говорил. Изобразите удивление!
Гонг созывает всех в гостиную. Я иду с толпой, пытаясь унять зарождающееся в груди волнение. Это ведь просто глупое соревнование.
На возвышении у камина стоит Кензи. В руках у нее стеклянная чаша с кусочками бумаги и два билета на «Злую». Асад показывает мне большой палец.
– Итак, победителя, как все вы знаете, выбираем мы сами. – Кензи трясет чашу. – Мы подсчитали голоса, и победителем становится… – Кензи пихает своего «щенка», и тот, вздрогнув, начинает выбивать дробь на журнальном столике. – Райли Джонс!
Девушка в ярком костюме тукана встает и начинает трясти перьями под всеобщие аплодисменты. Асад недоуменно разводит руками. Я прислоняюсь к стене.
«Это не имеет значения», – утешаю я себя.
Я оборачиваюсь к Пайпер – сказать ей то же самое вслух, однако она уже едет к Кензи. Хочется крикнуть, чтобы она не вмешивалась, но, судя по красным пятнам на щеках, Пайпер уже не остановить.
– Лгунья! – кричит она.
– Что ты сказала? – с наигранным спокойствием спрашивает Кензи. – Насколько мне известно, ты больше не состоишь в театральном кружке.
– Кензи, не шути со мной. Я знаю, что выиграла Ава.
– Откуда ты это знаешь?
– Нам сказал Асад.
Кензи бросает взгляд на Асада, который, как и я, изо всех сил пытается слиться со стеной. Сузив глаза, Кензи поворачивается к Пайпер.
– Аву дисквалифицировали.
– За что?
Кензи медленно пропускает между пальцами длинный черный хвост.
– Потому что это соревнование костюмов. А она выглядит так и в жизни.
Перешептываясь, все поворачиваются ко мне. Я съеживаюсь и уже не ощущаю себя обычной школьницей на обычной вечеринке. Мне кажется, я вот-вот задохнусь сгустившимся от напряжения воздухом.
– Неужели ты настолько эгоистична, что собираешься выместить на ней обиду на меня? – горячится Пайпер.
Лицо Кензи заливает румянец, она выпускает хвост из рук.
– Это я-то эгоистична?! Ведь это ты используешь ее, желая подобраться ко мне и отомстить за то, что я будто бы разрушила твою жизнь!
– Ты и в самом деле ее разрушила! – кричит Пайпер.
– Ну да, конечно, обвиняй во всем меня, – фыркает Кензи. – Как удобно, что ты забыла, кто должен был вести машину тем вечером. Почему ты не села за руль? Потому что напилась и струсила!
Пайпер хватает чашу с бумажками, Кензи не отпускает и тянет ее на себя вместе с Пайпер и креслом. Сильный рывок – и Пайпер падает на ковер, а чаша разбивается вдребезги о камин.
Пайпер неподвижно лежит на полу, низкий вырез на спине открывает крылья феникса. Я хочу помочь ей, но не могу шевельнуться, будто и впрямь вросла в стену. Асад бросается к Пайпер.
– Все нормально, отстань! – отмахивается она от его помощи.
Но он все равно поднимает ее и сажает в кресло. Кензи пытается подойти к Пайпер, Асад преграждает ей дорогу и отталкивает.
– Не тронь меня! – кричит Кензи, а ее парень бьет Асада кулаком в подбородок.
Отступив на несколько шагов, Асад в замешательстве потирает лицо и вдруг, вспыхнув, кидается в драку. Парень со смешком отталкивает Асада, и тот, крутанувшись, нависает над столиком с напитками.
Словно в замедленной съемке я успеваю увидеть, как Асад падает, а все поворачивают головы, приоткрыв рты в ожидании.
И я знаю, это кончится плохо.
Асад опрокидывает и столик, и напитки. Они красиво выплескиваются из стаканов.
Прямо на меня.
Глава 29
Холодная жидкость оседает на мне, пропитывает рубашку, течет по маске.
Но хуже всего взгляды.
Все пялятся на текущий по мне пунш. Я срываю маску и вытираю попавшую в глаза жидкость. Асад с трудом поднимается с пола.
– Ава, прости. Как ты?
– Я хочу домой, – с трудом сдерживая слезы, отвечаю я.
Под всеобщие перешептывания Пайпер провожает меня сквозь фотографирующую нас толпу в ванную, где висят полотенца с монограммами и стоят сухие ароматические смеси. Пайпер опускает крышку унитаза, на которую я сажусь, и сует маску под струю воды. Красный пунш стекает в слив вместе с белой краской и мечтой о нормальной вечеринке.
– Если хочешь, мы уйдем, – говорит Пайпер. – Но прежде чем ты примешь решение, давай приведем тебя в порядок.
Она принимается вытирать мое лицо свернутой в несколько раз туалетной бумагой, я отвожу ее руку.
– Мне не нравится постоянно оказываться между тобой и Кензи. Я хочу знать, что у вас произошло. Ты и в самом деле должна была вести машину?
Опустив взгляд, Пайпер складывает руки на коленях.
– Ну да. Меня назначили «дежурным водителем», так что я должна была оставаться трезвой. Во всем этом, – она указывает на кресло и шрамы на шее, – виновата я сама.
Дверь распахивается, и в ванну, где и без того тесно из-за кресла Пайпер, протискивается Асад.
– Ну, как вы? Целы?
Я киваю.
– Просто пытаемся выяснить, почему вечеринка превратилась в катастрофу.
Асад закрывает дверь, и я отмечаю, что его колено прижимается к моей ноге.
– Не такая уж и катастрофа.
– Да ну? – с иронией произношу я. – Может, скажешь, какая часть не была провальной? Но даже не заикайся о своих попытках танцевать, иначе я прямо скажу, что об этом думаю.
Подняв брови, Асад вскидывает кулаки и наносит удар по воздуху.
– А как насчет той части, в которой я врезал неандертальцу-спортсмену?
– Ты хотел сказать – в той, в которой он отдубасил тебя? – язвит Пайпер.