Я рассказываю, как на почте меня остановила пожилая женщина и сказала, что Бог любит меня, независимо от того, как я выгляжу. Оливия вспомнила, как в ее команде по плаванию девушки-старшеклассницы отказывались плавать с ней из опасения подхватить ее «болезнь».
– С тех пор я ношу полностью закрытую одежду, – заканчивает Оливия.
Брейден говорит, что друзья называют его Огрызок.
– Мне не нравится это прозвище, но поскольку это шутка, то я тоже смеюсь вместе с ними. Ведь так всем проще, правда?
– Лучше пошли их подальше! – заявляет Пайпер и рассказывает историю о моем разговоре с женщиной и ее сыном в магазине мороженого. – Видели бы вы ее лицо! Овощизм. Это было потрясающе.
Доктору Лейн рассказ не особо понравился.
– Никто из вас не хотел заполучить ожоги и шрамы, и несправедливо, что вам довелось пережить такое, но вы – представители всех выживших при пожаре, – говорит она, расхаживая в центре нашего терапевтического круга. – Как вы уже знаете, люди могут вести себя жестоко и невежественно. Но то, как вы реагируете, отражается не только на вас, но и на всех нас. Разумеется, вы должны постоять за себя, но приемлемым способом.
Она дает нам список из трех пунктов для ответов на вопросы любопытствующих:
1. Коротко расскажите о случившемся.
2. Расскажите, как чувствуете себя сейчас.
3. Вежливо завершите разговор.
Пока мы практикуемся в ответах, доктор Лейн что-то записывает у себя в блокноте и, клянусь, просто не сводит с меня глаз.
– Меня зовут Пайпер. Я получила ожоги при автомобильной аварии, причиной которой стала моя бывшая подруга-садистка. Возможно, я никогда не смогу ходить, и огромное вам спасибо за то, что сунули свой большой толстый нос в мою личную жизнь.
Когда встреча завершается, доктор Лейн останавливает меня и протягивает брошюру – на ее обложке мальчик с ожогами плавает в озере.
– Я уже сказала Коре, что мне это не интересно. – Я возвращаю ей брошюру.
Однако вместо того, чтобы забрать ее, доктор Лейн принимается расписывать, как полезен лагерь для таких, как я. Место, где можно подружиться с кем-нибудь и открыто поговорить о шрамах.
– Я лишь прошу: подумай об этом и о том, получаешь ли ты всю необходимую тебе поддержку. – Она некоторое время искренне смотрит мне в глаза. – Ты сказала маленькому мальчику, что твои шрамы из-за овощей – это не похоже на знакомую мне Аву.
У выхода из здания я выбрасываю брошюру в мусорку.
После терапии, когда мы делаем уроки у меня дома, Пайпер кладет свой мобильник передо мной, прямо на открытый учебник математики.
– Еще немного анонимной жестокости от театральной королевы.
На экране три предложения:
Ты знаешь, что это твоя вина.
Как ты только просыпаешься по утрам?
Всем будет лучше без тебя.
Пайпер катается взад и вперед быстрыми, отрывистыми движениями.
– Просто хотела показать тебе, что Кензи Кинг лучше сгорит заживо, чем подружится с кем-либо.
– Эти сообщения точно от нее?
Кивнув, Пайпер забирает телефон.
– Анонимная травля через сообщения? Как по мне, это в духе Кензи. Возможно, она воспользовалась одним из неотслеживаемых номеров – как тогда, с твоей фотографией. Видимо, ей недостаточно просто вычеркнуть меня из своей жизни.
Пайпер закрывает сообщение, а я задаю ей вопрос, который не дает мне покоя с Цветного дня:
– Сейдж сказала, что ты первая оттолкнула Кензи. Они приходили к тебе в больницу, а ты их не впустила.
Пайпер перестает катать кресло и, бросив на меня быстрый взгляд, отводит глаза.
– Дружбе пришел конец. Какая разница, кто первым начал? Мы больше не друзья, и это все, что имеет значение, понятно? Прошлое осталось в прошлом.
– Но…
Запрокинув голову, Пайпер тяжело вздыхает.
– Вот уж не думала, что именно ты станешь читать мне лекции о важности прошлого. – Она достает телефон, стучит пальцем по экрану, разворачивает его ко мне – и на меня смотрит лицо Авы-до-Пожара. – Верно, я нашла твой заброшенный профиль. Но я не расспрашиваю тебя о нем, потому что ты явно хочешь забыть это. Так что, пожалуйста, сделай то же самое для меня. – Пайпер бросает телефон на колени. – А теперь давай сменим тему, потому что я хочу показать тебе кое-что поважнее Кензи Кинг.
Она просит подвезти ее к батуту и помочь выбраться из кресла. Я подставляю руку, и Пайпер медленно встает на трясущиеся ноги. Я поддерживаю ее, пока она не встает почти полностью.
– Пайпер, у тебя получилось!
Пошатываясь, Пайпер прислоняется ко мне, затем с уханьем падает на батут.
Ее лоб блестит от пота. Я падаю рядом с ней и притворяюсь, что не замечаю, как она достает из кармана таблетку и глотает ее. С тех пор как сняли гипс, она глотает обезболивающие, как леденцы.
– Что ж, я вполне смогу устроить стоячую овацию на твоей премьере, но уж точно не на «Злой». Кстати, напомни, когда мюзикл?
– Ну, вообще-то я думала пригласить Асада, – признаюсь я, уставившись на розовое закатное небо и кораллового цвета горы.
– Да ничего, ради бесплатного похода на мюзикл я один вечер смогу его вытерпеть.
– Ну, там только два билета, – опустив взгляд, я старательно подтягиваю рукав компрессионного белья. – Так что я иду только с Асадом.
Пайпер резко садится, отчего батут начинает покачиваться.
– Это типа свидание?
– Нет. Я не знаю. Ну… может быть…
– Подожди-ка… Так Асад и есть тот парень?
Я стараюсь не лыбиться глупо, как младшеклассница на вечеринке с ночевкой.
– Ты не шутишь? – Пайпер потрясает руками в воздухе. – Асад? Чокнутый ботан с избыточной жестикуляцией? Это по нему ты так вздыхала все это время? А ты ему нравишься?
– Иногда мне кажется, что да.
Его ладонь в моей руке, его слова о моем похожем на звезду шраме, его манера вести себя…
Пайпер цокает языком и качает головой.
– Даже не знаю, что сказать. Асад производит впечатление главного кандидата во френдзону.
– Думаешь, я не смогу ему понравиться?
– Я не об этом…
– Да кто вообще может в меня влюбиться, верно? – с комом в горле спрашиваю я.
Пайпер примирительно протягивает ко мне руки.
– Эй-эй, остынь. Встречайся с кем хочешь, мне все равно. Я просто пытаюсь защитить тебя.
Я отворачиваюсь и перевожу взгляд на первые звезды, которые почему-то расплываются у меня перед глазами. Не нужно было говорить Пайпер об Асаде.
– Твоя защита больше похожа на захват заложников. Не дружить с Кензи. Не влюбляться в Асада. В последнее время у тебя слишком много правил для моей жизни.
Даже не глядя на Пайпер, я знаю – она пристально на меня смотрит.
– Я не знала, что моя дружба для тебя такая обуза, – резким тоном отвечает она.
Молчание между нами сгущается с каждой секундой, и я не спорю с ней. Батут мягко покачивается, когда мы отворачиваемся друг от друга. Наконец раздается автомобильный сигнал – мама Пайпер подъезжает к дому.
Пайпер цепляется за край батута. Я пытаюсь помочь ей, но она отталкивает мою руку.
– Не хочу быть обузой.
Я стою как бесполезная дура, пока Пайпер с трудом усаживается в кресло. Она едет через мой дом, а я иду позади. Пайпер самостоятельно съезжает с крыльца, едва не свалившись.
– Это всего один вечер, – говорю я, пока она едет к машине матери.
Чернильные крылья на ее спине бешено хлопают.
Пайпер не оглядывается, и я закрываю дверь.
Глава 34
На следующий день Пайпер как всегда едет рядом со мной по коридору, но мы почти не разговариваем. За весь день я лишь похвалила ее стрижку, да и то из вежливости – по голове подруги словно газонокосилка прошлась.
Рваные пряди делают ее татуировку и шрамы еще более заметными, да и майка на тонких лямках не помогает.
Пайпер сказала, ей захотелось что-нибудь изменить в себе.
Я не пригласила ее помочь мне собраться на «Злую» в пятницу вечером, вместо нее мне помогает Кора. Она изо всех сил старается исполнить роль подружки, пока я примеряю пятый наряд.
– Очаровательно, – говорит она, когда я надеваю юбку-карандаш и туфли-лодочки.
Я снимаю их, и примерка продолжается.
Наконец я останавливаю выбор на черных брюках и серебристой блузке – в основном из-за того, что они закрывают бо́льшую часть тела. Пайпер съязвила бы, что я похожа на шестнадцатилетнюю охотницу на мужчин, которая навечно застряла во френдзоне.
Асад, наверное, ни на секунду не задумывается при выборе одежды.
Я повязываю на голову зеленую бандану. Она категорически не подходит к остальной одежде, но ее желто-зеленый оттенок напоминает о Злой Ведьме Запада, и, если я хоть немного знаю Асада, эта отсылка ему понравится.
Глядя в зеркало, я приподнимаю уголок глаза.
– Еще три дня.
Кора открывает дверь и принимается расспрашивать Асада о том, давно ли он получил права, какой у него номер телефона и во сколько он привезет меня домой.
Когда я вхожу в комнату, наступает неловкое молчание. Обычно парни в такие моменты говорят «отлично выглядишь», но поскольку это не совсем свидание, а я – это я, да и Асад не склонен к обману, то он всего лишь выдает:
– О, тематическая бандана.
После того, как Асад клятвенно заверяет Кору, что привезет меня домой не позже одиннадцати вечера, нам наконец-то позволяют уйти. Всю дорогу до театра Асад говорит о «Злой». О том, что впервые увидел этот мюзикл в двенадцать лет. О том, что именно из-за него он полюбил театр.
– Это был один из тех поворотных моментов, понимаешь?
Я киваю, не мешая ему рассказывать, и наслаждаюсь тем, что мы говорим не о моих шрамах, Кензи или Пайпер. Сегодня мы – два обычных подростка на свидании. Ну, или просто на прогулке, неважно.
Когда мы останавливаемся у нового театра в центре города, я вытягиваю шею, чтобы разглядеть круглые люстры за высокими окнами.
– Ты впервые здесь? – спрашивает Асад.