– Садись, Ава. – Мужчина в поло указывает на стул. – Я директор Деннер, но большинство учеников зовут меня мистер Ди или Большой Ди. А это мистер Линч.
– Можешь называть меня заместитель директора Линч, – говорит краснолицый мужчина.
Директор Деннер собирается пожать мне руку, но невольно вздрагивает при виде моей правой кисти – пальцы, торчащие из бежевой компрессионной одежды, похожи на сморщенные бордовые сосиски.
– Больно не будет? – спрашивает директор.
– От рукопожатия, вы имеете в виду? Нет.
Со слабой улыбкой он пожимает мою руку, держа ее, словно дохлую рыбу. Я делаю вид, что не замечаю, как он вытирает ладонь о брюки. Волосы у директора идеально уложены, белоснежная улыбка явно работа дорогого стоматолога. За его спиной стоит шкафчик с дюжиной наград. Заметив, что я разглядываю кубок, увенчанный золотым футболистом, он признается:
– Когда я учился здесь, то был нападающим. Теперь я директор. Забавно, правда?
Я киваю – в жизни и не такое бывает.
– Что ж, Ава, мы рады, что ты выбрала нашу школу.
Он шарит глазами по моему лицу, не зная, на чем остановиться. Удачи, приятель. Наконец его взгляд замирает чуть левее моей головы, так что он не смотрит прямо на меня, но вроде как и не отводит взгляд. Это могло бы сработать, но такой тактикой пользуются практически все, кому приходится со мной разговаривать. И я их не виню – я и сама на себя смотреть не могу.
– Мы понимаем, что ты не обычная ученица. Если тебе понадобится помощь или возникнет желание поговорить с кем-нибудь, можешь обратиться к нам. К тому же в школе постоянно дежурит медсестра. Твои лекарства будут храниться у нее.
Кожа на руках начинает чесаться.
– Я не смогу принимать лекарства самостоятельно?
Покрытое оспинами лицо заместителя директора приближается к моему, и, брызжа слюной – пара капель даже попали мне на щеку, – он заявляет:
– Наверное, это трудно понять, но лучшее, что мы можем, это относиться к тебе, как к любому другому ученику. Никакого особенного отношения. Никаких исключений из правил.
В отличие от мистера Ди заместитель директора Линч смотрит прямо на меня и не отводит глаз, даже когда я перевожу взгляд на директора. «Бесстыдное разглядывание». Необычно для взрослого.
Я бы даже сказала, что он проявляет признаки «суровой заботы», характерной для Коры или медсестер из ожогового отделения – им приходится проводить со мной время из-за родства или рабочих обязанностей. И у них выработаны стратегии обращения с Авой.
– Мистер Линч хочет сказать, что у нас есть определенные правила, которым мы обязаны следовать по закону. Ученики не должны иметь при себе лекарства, понимаешь?
Я киваю, хотя хочется кричать. Мне необходимо принимать кучу таблеток буквально по расписанию. Трудно будет слиться с фоном, если мне раз в два часа придется ходить за лекарством к медсестре.
– Второй семестр уже в разгаре. Учителям о тебе рассказали, о твоей ситуации. Я хочу сказать, что мы постарались подготовить всех к твоему приходу. – На миг он умолкает. – Ладно, давай лучше поговорим о тебе. Говорят, ты поешь?
Я качаю головой.
– Твоя тетя Кора…
– …ошиблась. Я не пою.
Можно было догадаться, что Кора уже побывала здесь, обсыпав все своей позитивной волшебной пылью.
Директор переводит взгляд на своего зама в поисках поддержки. Тот молчит.
– Что ж, не будем об этом. У тебя есть вопросы?
Да миллион. Вдруг у меня не получится? Вдруг не хватит сил? Как я могу учиться здесь, когда вы смотрите сквозь меня и вытираете руку, словно я заразна?
Но я лишь мотаю головой. Нет, никаких вопросов. По крайней мере таких, на которые вы можете ответить.
Мистер Линч указывает на мои наушники.
– Это должно лежать в твоей сумке до окончания уроков.
Я жду, что мистер Ди вмешается, сделает для меня исключение. Но нет.
– Я пользуюсь ими в коридоре, не в классе.
Мистер Линч качает головой.
– Таковы правила.
Они наблюдают, как я снимаю наушники с шеи, и с их исчезновением я чувствую себя еще более уязвимой. Комок паники подкатывает к горлу, пока я засовываю их в сумку. Как мне теперь прятаться от мира?
Провожая меня к выходу из кабинета, мистер Ди по привычке хочет похлопать меня по плечу, но удерживает руку, и она нелепо повисает в воздухе.
– Ава, учеников тоже предупредили… то есть, им рассказали о тебе. Однако твоя тетя предложила, чтобы ты сама прошла по классам и представилась. Встретилась со всеми лицом к лицу, так сказать.
Представилась? Встретилась со всеми своим оплавленным лицом? Рассказала об исковерканной жизни? О чем именно я должна им рассказать?
– Нет уж. Ни за что.
Я не жду понимания от людей. Я не хочу отвечать на вопросы, заводить друзей или служить для кого-либо примером. Мне просто нужно пережить эти две недели.
– Что ж, как хочешь, – под аккомпанемент звонка соглашается мистер Ди.
Коридоры заполняются телами и голосами.
– Моя дверь всегда открыта. Я предпочитаю считать себя другом, а не руководителем.
Он лучезарно улыбается во все свои тридцать два отбеленных зуба, и мне вспоминается картонная фигура викинга у входа.
– Ава, тебе здесь непременно понравится. Обещаю.
Мистер Линч обходится без ободряющих слов.
– Урок начнется через пять минут, – указывая на часы, говорит он. – Не опоздай.
Я нерешительно стою на пороге, между относительной безопасностью кабинета и толпой, заполнившей коридор. На ум приходит выражение «пройти сквозь строй», а перед глазами встают картинки средневековой Англии: полуобнаженные преступники гуськом идут между двумя рядами мужчин с плетьми.
Коридор полон учеников. Я бы предпочла средневековую Англию.
Мой новый «дружочек», Большой Ди, пожимает руки и хлопает по плечам подростков в форменных куртках. Мистер Линч покрикивает на учеников, призывая их передвигаться шагом, а не бегом.
Очевидно, директор Деннер здесь, чтобы вновь пережить славные школьные деньки. Мистер Линч же хочет отомстить за прошлое.
А я? Я просто хочу выжить.
Глава 4
Первыми меня замечает группка мальчишек.
– Ого! – отшатывается самый тощий и прыщавый из них.
Посмотрев на меня, его дружки тут же отворачиваются обратно к шкафчикам. С трудом сдерживая смех, они искоса поглядывают на меня и едва заметно кивают в мою сторону. Тоже мне, супершпионы.
Я ощущаю на себе взгляды. Давно уже следовало привыкнуть к подобному – перешептывания и вздохи стали саундтреком к моей жизни. Но сейчас – в этом узком коридоре – от взглядов ровесников мои ноги и руки начинают чесаться, знакомый зуд распространяется по телу. Вспыхнув, я опускаю глаза.
Не смотреть на них!
Я заставляю себя не реагировать на окружающих, даже когда слышу, как группка девчонок разражается нервными смешками и шепотками.
– Ш-ш… Тихо, она идет!
Девушка возле шкафчика делает вид, что смотрит мимо меня, но сама бросает торопливые взгляды туда, где должно быть мое ухо. Я натягиваю бандану ниже, чтобы она не заметила, что от уха осталась только дырка и чудом уцелевшая часть мочки.
Я откидываю голову назад, пытаясь сдержать подступающие слезы. Из-за шрамов на щеках нижние веки провисли и больше не удерживают влагу.
Но я не заплачу. Не здесь.
Стараясь успокоить сердцебиение, я иду дальше по коридору и твержу себе, что нуждаюсь в этих людях не больше, чем они во мне. Я держу голову высоко поднятой, но на самом деле хочу лишь спрятаться от взглядов, забравшись в один из этих шкафчиков. Их взгляды напоминают мне, что я другая, и еще одну более глубокую истину: я – одинока.
На меня можно глазеть, но разговаривать со мной нельзя.
Поэтому мне и не нужны зеркала – я вижу свое отражение в глазах окружающих. Мое лицо всегда смотрит на меня.
Я притворяюсь, что не заметила пихающих друг друга локтями мальчишек и того факта, что все остальные сгрудились на противоположной от меня стороне коридора. Без наушников, глушащих звуки окружающего мира, приходится делать вид, что я не слышу тихих голосов.
Обгоревшая
Огонь
Новенькая
Гадость
Зомби
Обжигающая боль простреливает пальцы, и я осознаю, что мертвой хваткой вцепилась в ремень сумки. Я расслабляю ладонь, и натянувшаяся кожа расправляется.
Войдя в класс, я выдыхаю воздух, который вдохнула еще в кабинете директора. Один коридор преодолен.
И всего десять дней впереди.
Я пробираюсь на последний ряд. Мой план – оставаться в тени. Пережить этот день.
Учитель естествознания – крупный мужчина с огромной черной бородой – с шумом бухает стопку учебников на стол и принимается разглядывать учеников. На мне его взгляд останавливается дважды. Ну и какой был смысл в предупреждениях Большого Ди?
Учитель начинает урок, но вред уже нанесен – его слишком долгий взгляд как бы разрешает ученикам обернуться на меня. Я съеживаюсь на стуле.
В детстве можно было стать невидимкой, лишь закрыв глаза и заявив: «Вы меня не видите!» Родители подыгрывали мне, мама проходила рядом со словами: «Где же Ава?», папа натыкался на меня и причитал: «О нет, мы потеряли ее навсегда!»
Можно использовать эту детскую суперсилу и сейчас.
Я напоминаю себе, что просто сегодня худший день. Ведь все видят меня впервые. Через две недели это кончится. Кора поставит галочку в своей тетради напротив строки о моем добровольном усилии по выздоровлению, а я вновь спрячусь в тишине спальни, где нет зеркал и любопытных взглядов.
Бородач пишет на доске слово «жизнь».
– Сегодня у нас новая тема. – Он с силой подчеркивает слово. – Мы вместе попробуем осознать, что означает быть живым. Мы исследуем мир вокруг нас и мир внутри нас.
Он поручает одному из учеников с передней парты раздать тесты. Когда очередь доходит до меня, парень дрожащей рукой протягивает мне листок, будто пытаясь умилостивить бешеного пса дохлым кроликом. Из его горла вырывается придушенный писк, когда я, не подумав, протягиваю за листком левую руку. Его взгляд замирает на моих сросшихся пальцах-