pāñcajanyaṁ hṛśīkeṣo devadattaṁ dhananjayaḥ
pauṇḍraṁ dadhnau mahāśaÿkhaṁ bhīmakarmā vṛkodaraḥ (15)
В раковину Панчаджанью вострубил Хришикеша[110], Арджуна – в раковину Дэвадатту, Бхима же, ужас вселяющий, грянул в могучую раковину Паундру.
anantavijayaṁ rājā kuntīputro yudhiṣṭhiraḥ
nakulaḥ sahadevaśca sughoṣamaṇipuṣpakau (16)
Царь Юдхиштхира, сын Кунти, трубил в Анантавиджаю, Накула и Сахадэва – в Сугхошу и Манипушпаку.
kāśyaśca parameṣvāsaḥ śikhaṇḍi ca mahārathaḥ
dhṛṣṭadyumno virāṭaśca sātyakiścāparajitaḥ (17)
drupado draupadeyāśca sarvaśaḥ pṛthivīpate
saubhadraśca mahābāhuḥ śaÿkhān dadhmuḥ pṛthak pṛthak (18)
Лучник великий, царь Каши, и доблестный воин Шикханди, и Дхриштадьюмна, и непобедимый Сатьяки, Друпада и сыновья Драупади, и сын долгорукий Субхадры – все они в раковины свои грянули разом.
sa ghoṣo dhārtarāṣṭrāṇāṁ hṛdayāni vyadārayat
nabhaśca pṛthivīñcaiva tumulo’vyanunādayan (19)
Этот грохочущий отклик пронесся, тревожа и землю, и небо; и словно бы разорвались сердца сыновей Дхритараштры.
atha vyavasthitān dṛṣṭvā dhārtarāṣṭrān kapidhvajaḥ
pravṛtte śastrasampāte dhanurudyamya pāṇḍavaḥ
hṛsīkeśaṁ tadā’vākyamidamāha mahīpate (20)
И вот, когда уже посланы были первые стрелы, Арджуна, сын Панду, поднял свой лук и промолвил такие слова Хришикеше:
Arjuna uvāca
senayorubhayormadhye rathaṁ sthāpaya me’acyuta (21)
yāvadetānnirīkṣe’haṁ yoddhukāmānavasthitān
kairmayā saha yoddhavyamasmin raṇasamudyame (22)
yotsyamānānavekṣe’haṁ ya ete’tra samāgatāḥ
dhārtarāṣṭrasya durbuddheryuddhe priyacikīrṣavaḥ (23)
Арджуна сказал:
«О безупречный, между двух войск останови ты мою колесницу, чтоб разглядеть я противников мог, жаждущих боя. Всех я увидеть хочу, кто собрался на битву, всех, кто на поле сраженья готов отстоять умысел злой Дурьодханы, Дхритараштры порочного сына».
Sañjaya uvāca
evamukto hṛṣīkeśo guḍākeśena bhārata
senayorubhayormadhye sthāpayitvā rathottamam (24)
bhīṣmadroṇapramukhataḥ sarveṣāñca mahīkṣitām
uvāca pārtha paśyaitān samavetān kurūniti (25)
Санджая сказал:
И Хришикеша, вняв этой речи Арджуны, чудную остановил колесницу между двух ратей враждебных и, перед Бхишмою встав, перед Дроной[111] и всеми другими доблестными мужами, молвил: «О Партха, узри же всех Куру, собравшихся здесь ради битвы».
tatrāpaśyat sthitānpārthaḥ pitṝnatha pitāmahān
ācāryānmātulānbhrātṛnputrānpautrānsakhīṁstathā
śvaśurān suhṛdaścaiva senayorubhayorapi (26)
И увидал тогда Партха идущих на смертную битву друг с другом сыновей и отцов, и дедов и внуков, братьев и учителей, и родных, и товарищей милых – всех соплеменников славных своих, родичей всех и всех близких.
tānsamīkṣya sa kaunteyaḥ sarvān bandhūnavasthitān
kṛpayā parayāviṣṭo viṣīdannidamabravīt (27)
Друзей и родных увидав, готовых на смертную битву, сын Кунти исполнился вдруг жалости необоримой и молвил такие слова с сердцем, охваченным скорбью:
Arjuna uvāca
dṛṣṭvemān svajanān kṛṣṇa yuyutsuṁ samavasthitān
sīdanti mama gātrāṇi mukhañca pariśuṣyati (28)
vepathuśca śarīre me romaharṣaśca jāyate
gāṇḍīvaṁ sraṁsate hastāt tvak caiva paridahyate (29)
Арджуна сказал:
«О Кришна, увидев всех близких своих, готовых к сраженью, я словно бы вдруг обессилел, во рту у меня пересохло, все тело трепещет и волосы дыбом встают, и Гандивы-лука не держат ослабшие руки, и кожа пылает огнем.
na ca śaknomyavasthātuṁ bhramatīva ca me manaḥ
nimittāni ca paśyāmi viparītāni keśava (30)
Не в силах стоять я, и словно мутится мой разум; о Демоноборец, зловещие зрю я знаменья.
na ca śreyo’nupaśyāmi hatvā svajanamāhave
na kāÿkṣe vijayaṁ kṛṣṇa na ca rājyaṁ sukhāni ca (31)
Не вижу я блага в убийстве своих же сородичей в битве. Не надо победы мне, царства не надо и счастья не надо, о Кришна.
kiṁ no rājyena govinda kiṁ bhogairjīvitena vā
yeṣāṁarthe kāÿkṣitaṁ no rājyaṁ bhogāḥ sukhāni ca (32)
ta ime’vasthitā yuddhe prāṇāṁstyaktvādhanāni ca
ācāryāḥ pitaraḥ putrāstathaiva ca pitāmahāḥ (33)
Что пользы нам в царстве и в наслажденьях, скажи, о Говинда, что пользы нам в жизни? Все, ради кого жизнь нам желанна и царство, и радости жизни, ныне собрались на битву, презрев свою жизнь и богатство, – учителя и отцы, сыновья и старейшины рода,
mātulāḥ śvaśurāḥ pautrāḥ śyālāḥ sambandhinastathā
etānna hantumicchāmi ghnato’pi madhusūdana (34)
api trailokyarāyasya hetoḥ kiṁ nu mahīkṛte
nihatya dhārtaraṣṭrānnaḥ kā prītiḥ syājjanārdana (35)
тести, внуки, дядья и другая родня. Пусть я убитым паду, о Губитель демонов злобных, все ж их убивать не хочу я – будь мне наградой три мира, не то что владенье землею. Что нам за радость, о Жизнедатель, убить сыновей Дхритараштры?
pāpamevāśrayedasmān hatvaitānātatāyinaḥ
tasmānnārhā vayaṁ hantuṁ dhārtarāṣṭrān svabāndhavān
svajanaṁ hi kathaṁ hatvā sukhinaḥ syāma mādhava (36)
Пусть они смертью грозят нам, но их убивая, мы запятнаем грехом свою душу. Поэтому нам не пристало губить сыновей Дхритараштры, своих же сородичей кровных. Как можем мы, о Благодетель, счастье стяжать, своих же родных убивая?
yadyapyete na paśyanti lobhopahatacetasaḥ
kulakṣayakṛtaṁ doṣaṁ mitradrohe ca pātakam (37)
Пусть помутилось от алчности их разуменье, и уж не видят они зла в истребленьи семейств, не разумеют греха в убийстве жестоком друзей.
kathaṁ na jñeyamasmābhiḥ pāpādasmānnivartitum
kulakṣayakṛtaṁ doṣaṁ prapaśyadbhirjanārdana (38)
О Жизнедатель, но мы ведь вред разумеем великий от разоренья семейств. Так почему нам не следовать нашему знанью, почему не отречься от такого греха?
kulakṣaye pranaśyanti kuladharmāḥ sanātanāḥ
dharme naṣṭe kulaṁ kṛtsnamadharmo’bhibhavatyuta (39)
От разоренья семейств праведной жизни законы приходят в упадок, и беззаконье тогда поражает весь род.
adharmābhibhavāt kṛṣṇa praduṣyanti kulastriyaḥ
strīṣu duṣṭāsu vārṣṇeya jāyate varṇasaÿkaraḥ (40)
От беззаконья, о Кришна, женщины рода теряют свою добродетель, и развращенье такое приводит к смешению каст.
saÿkaro narakāyaiva kulaghnānāṁ kulasya ca
patanti pitaro hyeṣāṁ luptapiṇḍodakakriyāḥ (41)
Каст же смешенье приводит к тому, что весь род и губители рода ввергаются в ад, ведь прародители рода лишаются всех подношений и из мира предков они низвергаются прочь.
doṣairetaiḥ kulaghnānāṁ varṇasaÿkarakārakaiḥ
utsādyante jātidharmāḥ kuladharmāśca śaśvatāḥ (42)
Те злодеянья губителей рода, что каст порождают смешенье, сокрушая законов вековые устои, обрекают на гибель весь народ, все семейства.
utsannakuladharmāṇāṁ manuṣyāṇāṁ janārdana
narake niyataṁ vāso bhavatītyanuśuśruma (43)
Чьи родовые законы приходят в упадок, тем лишь в аду уготовано место – так мы слыхали с времен незапамятных, древних.
ahobata mahatpāpaṁ kartuṁ vyavasitā vayam
yadrājyasukhalobhena hantuṁ svajanamudyatāḥ (44)
Горе нам! Ибо решились на грех мы тягчайший, родичей кровных своих погубить мы стремимся, почестей царских алкая, обуяны жаждою власти.
yadi māmapratīkāramaśastraṁ śastrapāṇayaḥ
dhārtarāṣṭrā raṇe hanyustanme kṣemataraṁ bhavet (45)
Лучше сложу я оружье и, не противясь, погибну от рук вооруженных сынов Дхритараштры».
Sañjaya uvāca
evamuktvārjunaḥ saṇkhye rathopastha upāviśat
visṛjya saśraṁ cāpaṁ śokasaṁvignamānasaḥ (46)
Санджая сказал:
Молвив такие слова, горькой забывшийся скорбью, Арджуна отбросил свой лук с приноровленной острой стрелою и в колеснице безвольно поник, не в силах сражаться.
Бхагавадгита: комментарии к Главе I
Слово Гиты было поведано накануне Великой Войны Махабхараты. Поэтому в самом первом стихе Гиты царь Дхритараштра хочет получить какие-то сведения о войне от Санджаи, который обладал даром божественного видения. Две армии собрались для битвы на поле брани, и старый царь с нетерпением пытается узнать, каковы первые действия противников. С точки зрения современного образованного индийца, образованного на английский манер, божественный дар Санджаи есть не более чем поэтическая фантазия. Если бы нам сказали, что определенный человек, наделенный даром ясновидения и яснослышания, способен живо и осязаемо воспринимать ужасающие сцены военных действий, происходящие за многие сотни километров, и даже различать боевые крики воинов, то свидетельство такого человека, пожалуй, было бы удостоено нашего внимания. И в то же время обычно принято считать нелепым вымыслом тот факт, что великий Вьяса наделил этим даром Санджаю. Если бы мы сказали, что известный европейский ученый получил от определенного человека, введенного в состояние гипнотического транса, описание, как от очевидца, какого-то отдаленного события, то это не вызвало бы особого удивления у тех людей с Запада, кто знаком с исследованиями в области гипноза. Но гипноз есть не что иное, как просто одно из нежелательных проявлений йогической силы, которых необходимо избегать. В человеке скрыто множество подобных сил, хорошо известных древним цивилизациям и нах