Шри Ауробиндо. Эссе о Гите – I — страница 28 из 86

ātmani atho mayi, «в "Я", а затем во Мне». Наше эго, наша ограниченная личность стоит на пути осознания Божественного, который существует во всех и в котором все имеют свое бытие; ибо, будучи подчиненными личности, мы видим лишь те Его фрагментарные аспекты, которые позволяют нам уловить конечные внешние стороны вещей. Мы должны прийти к нему не через нашу низшую личность, но через высокую, бесконечную и безличную часть нашего бытия, а ее мы находим, становясь этим «Я», единым во всем, чье существование включает в себя целый мир. Это бесконечное, содержащее в себе, а не исключающее все конечные внешние лики, это безличное, признающее, а не отвергающее все личности и индивидуальности, это неподвижное, поддерживающее, проникающее, содержащее, не стоящее в стороне от всего движения Природы, является тем чистым зеркалом, в котором Божественный раскроет Свое существо. Следовательно, именно Безличного мы должны постичь в первую очередь; лишь через космические божества, через аспекты конечного нельзя полностью обрести совершенное знание Бога. Но и безмолвная неподвижность безличного «Я», осознаваемого как замкнутое в себе и оторванное от всего того, что оно поддерживает, содержит в себе и во что оно проникает, не является полной, все обнаруживающей, совершенно удовлетворительной истиной Божественного. Чтобы понять его, мы должны через его безмолвие обратиться к Пурушоттаме, а он в своем божественном величии обладает как Акшарой, так и Кшарой; он восседает в неподвижности, но проявляется в движении и во всем действии космической Природы; ему даже после освобождения продолжают подносить жертвоприношения трудов в Природе.

Подлинной целью Йоги, таким образом, является живой и самосовершенствующийся союз с божественным Пурушоттамой, а не простое самоугасающее погружение в безличное Бытие. Поднять все наше существование к Божественному Бытию, пребывать в нем, mayyeva nivaṣisyasi, быть в единстве с ним, объединить наше сознание с его сознанием, сделать нашу фрагментарную природу отражением его совершенной природы, в нашем мышлении и чувстве вдохновляться целиком божественным знанием, в воле и действии полностью и безупречно двигаться в соответствии с божественной волей, избавиться от желания в его любви и наслаждении – вот совершенство человека; это то, что Гита описывает как наивысшую тайну. Это истинная цель и конечный смысл человеческой жизни, наивысшая ступень нашего прогрессирующего жертвоприношения трудов. Ибо он до конца остается владыкой трудов и душой жертвоприношения.

Глава XIV. Принцип Божественных трудов

Таков смысл доктрины Гиты относительно жертвоприношения. Ее полное значение зависит от идеи Пурушоттамы, которая пока еще не раскрыта – мы находим ее ясное изложение только гораздо позже, – и, следовательно, мы вынуждены предвосхитить это основное учение, пусть даже ценой несоблюдения верности последовательному методу изложения. В данное время Учитель просто делает намек, только предсказывает это высшее присутствие Пурушоттамы и его связь с неподвижным «Я», в котором мы должны, – и это наш главный долг, наша настоятельная духовная потребность – найти равновесие полного покоя и уравновешенности путем достижения брахмического состояния. Он говорит, пока совершенно не пользуясь оговоренными терминами, не о Пурушоттаме, а о себе – «Я», Кришне, Нараяне, Аватаре, Боге в человеке, который является также Господом во Вселенной, воплощенным в образе божественного возницы Курукшетры. «В "Я", затем во Мне» – вот формула, которую он дает, подразумевая, что трансцендентность отдельно взятой индивидуальности, если рассматривать ее, как «становление» в безличном, самосущем Бытии, представляет собой просто средство прихода к той великой тайной безличной Личности, которая, таким образом, безмолвна, спокойна, вознесена над Природой в безличном Бытии, но также присутствует и является активной в Природе во всех этих миллионах становлений. Теряя нашу низшую индивидуальность в Безличном, мы, в конце концов, приходим к союзу с этой величайшей Личностью, которая не обособлена, не является индивидуальной, а вбирает в себя все индивидуальности. Выходя за пределы низшей природы трех гун и помещая душу в неподвижного Пурушу, стоящего над тремя гунами, мы, наконец, можем подняться в высшую природу бесконечного Божества, которое не ограничено тремя гунами, даже когда действует через Природу. Достигая внутреннего бездействия безмолвного Пуруши, naiṣkarmya, и позволяя Пракрити совершать свои труды, мы можем достичь состояния божественного Владычества, которое способно совершать все труды и все-таки быть ничем не связанным. Идея Пурушоттамы, который здесь рассматривается как воплощенный Нараяна, Кришна, является, следовательно, ключевой. Без нее уход от низшей природы в брахмическое состояние неизбежно ведет к бездействию освобожденного человека, его безразличию к мирским трудам; с ней же уход становится ступенью, при посредстве которой мирские труды рассматриваются в духе, с природой и в свободе Божественного. Пойми, что безмолвный Брахман есть цель, и следует отречься от мира со всей его деятельностью; пойми, что Бог, Божественный, Пурушоттама есть цель, стоящая выше действия, хотя и являющаяся его внутренней духовной причиной, объектом и первичной волей, и мир со всей его деятельностью завоевывается и захватывается в божественной трансцендентности мира. Вместо тюрьмы он может стать изобильным царством, rājyam samṛddham, которое мы завоевали для духовной жизни, уничтожив ограничение деспотического эго, победив рабство, в котором мы находимся у наших желаний-тюремщиков, и разрушив темницу нашего индивидуалистического обладания и наслаждения. Освобожденная, ставшая универсальной душа становится svarāṭ, samrāṭ, начинает управлять собой, превращается в императора.

Таким образом подтверждается, что труды жертвоприношения являются средством освобождения и абсолютного духовного совершенства, saṁsiddhi. Так достигли совершенства Джанака и другие великие приверженцы Карма-йоги в могущественной древней Йоге – при помощи уравновешенных, лишенных желаний трудов, совершаемых как жертвоприношение, без малейшей эгоистической цели или привязанности – karmaṇaiva hi saṁsiddhim āsthitā janakādayaḥ. Точно так же, без желаний, после освобождения и совершенства, мы можем и должны продолжать труды в широком божественном духе, со спокойной высокой природой духовного величия. «Ты должен вершить труды, учитывая также объединение людей, lokasaṁgraham evāpi saṁpaśyan kartum arhasi. Что бы ни делал Наилучший, более низкий тип человека проводит это в жизнь; стандарту, который он создает, следует народ. О сын Притхи, ни в одном из трех миров у меня нет работы, которую мне нужно делать, нет ничего, что Я не достиг и еще должен достигнуть, и Я, воистину, пребываю на путях действия», varta eva ca karmaṇi – причем eva предполагает, что Я пребываю на них, а не покидаю, как санньясин, считающий себя обязанным отказаться от трудов. «Ибо если бы Я не пребывал, не зная сна, на путях действия, а люди всячески следуют по моему пути, эти люди опустились бы до разрушения, если бы Я не работал, то Я был бы творцом этого беспорядка и убийцей этих созданий. Подобно тому, как те, кто не обладает знанием, действуют с привязанностью к действию, обладающий знанием должен действовать без привязанности, руководствуясь мотивом объединения людей. Он не должен разделять по уровню понимания невежественных, привязанных к своим трудам; он должен побуждать их ко всем действиям, сам выполняя действия со знанием и в Йоге». В Гите есть мало высказываний более важных, чем эти семь поразительных двустиший.

Но давайте четко осознаем, что эти строки нельзя толковать так, как пытается толковать их современное прагматическое направление, гораздо более озабоченное нынешним положением мира, чем какой бы то ни было высокой и отдаленной духовной возможностью, а именно как просто философское и религиозное оправдание социального служения, патриотических, космополитических, гуманитарных усилий и привязанности к сотням вожделенных социальных прожектов и грез, привлекающих современный интеллект. Здесь заявляется не норма морального и интеллектуального альтруизма, а норма духовного единства с Богом и с этим миром существ, которые обитают в Нем и в которых Он обитает. Это не повеление подчинить индивида обществу и человечеству или возложить эгоизм на алтарь человеческой общности, а повеление воплотить личность в Боге и возложить эго на единственный истинный алтарь всеобъемлющей Божественности. Гита поднимает уровень идей и опытов выше, чем идеи и опыты современного ума, который действительно находится на стадии борьбы за избавление от пут эгоизма, но все еще является земным по своему мировоззрению, по своему характеру – скорее интеллектуальным и моральным, чем духовным. Патриотизм, космополитизм, служение обществу, коллективизм, гуманизм, идеал или религия человечества – великолепное содействие нашему уходу из первичного нашего состояния индивидуального, семейного, социального, национального эгоизма во вторичную стадию, где индивид осознает – до той степени, которая возможна на интеллектуальном, моральном и эмоциональном уровне (на данном уровне он не может осознать этого полностью, правильно и совершенно, путем интегральной истины своего бытия) – единство своего существования с существованием других. Но мышление Гиты идет дальше, к третьей стадии нашего развивающегося самосознания, причем вторая является лишь этапом продвижения к нему.

Индийская социальная тенденция заключалась в подчинении индивида требованиям общества, но индийское религиозное мышление и духовный поиск всегда были возвышенно индивидуалистическими в своих целях. Индийская система мышления подобно системе Гиты в любом случае не может не поставить на первое место развитие личности, наивысшую потребность личности, ее притязание на раскрытие и применение своей широчайшей духовной свободы, величия, великолепия, царственности – ее цель развиться в просвещенного провидца и короля в духовном смысле этих слов, что было первой великой хартией идеального человечества, провозглашенной древними ведическими мудрецами. Целью личности они считали выход за пределы самого себя не путем утраты всех личных целей в целях организованного человеческого общества, но за счет своего расширения до сознания Божества. Правило, данное здесь Гитой, – это правило для человека-властелина; сверхчеловека, богоподобного человека, наилучшего не в смысле ницшеанской, односторонней, олимпийской, аполлонической или дионисийской, ангельской или демонической концепции сверхчеловека, а в смысле человека, чья личность полностью отдана бытию, природе и сознанию единственной трансцендентной и универсальной Божественности и через утрату низшего эго нашла свое высшее «Я», обожествилась.